Приключения Марты в роддоме

                Приключения Марты в роддоме.

     Не думала Марта, что забеременеет сразу после свадьбы. Не зная ещё, что находится в положении, Марта умудрилась серьёзно заболеть гриппом, последствия которого сказались на протекании беременности, на здоровье её первенца, и, вообще, повлияли на всю её дальнейшую жизнь.
     Четыре месяца приходила Марта в себя после начала болезни. К лету, наконец, стал проходить кашель. К пятому месяцу беременности она чувствовала себя неплохо и смогла уверенно защитить диплом на «отлично».
     Животик у неё проявился уже на третьем месяце, она сама вскоре заметила, как видоизменилась её замечательная талия, и, гордясь,  ходила, рассекая перед собой пространство животом, как корабельным бульбом.
     Жизнь в семье мужа,  под постоянными взглядами и контролем его родни, для Марты не задалась. Тяжко, муторно ей было. Мужа забрали на военные сборы, осталась молодуха без  прикрытия и защиты. Месяц можно было не устраиваться  на работу по месту распределения, как молодому специалисту. Но не поедет же беременная жена без мужа отдыхать! Поэтому Марта решила сразу выйти на работу. Распределена она была в проектный институт, в тот же отдел, где всю свою жизнь трудилась мать Марты. Потекли рабочие будни. Добираться  на транспорте в институт Марте было далеко и утомительно, иногда она оставалась ночевать у мамы, которая жила совсем рядом с институтом. Марту поставили на «расцеховки». Это работа не трудная, но требующая концентрации внимания – не в ту клеточку огромной «формы-3» поставишь цифру – не сведёшь концы с концами. Пересчитывай потом каждый столбец и каждую строку!
     Марта очень уставала. Голова к концу дня болела. Психологическое состояние тоже было не ахти. И пошло постепенно состояние здоровья Марты под откос.
      10 сентября должен был начаться декретный отпуск.  Дня за три-четыре Марта стала испытывать недомогание, побаливало в правом боку со стороны спины. А за день  до отпуска Марта уже стонала от боли. Ночью поднялась температура, и свекровь вызвала скорую помощь. Отправили Марту в больницу «на сохранение», с диагнозом острый  пиелонефрит. Так и не отгуляла она декретный отпуск.
     Лежала на лечении Марта с переменным успехом: то ей становилось лучше, то хуже. Родственники приносили передачи, искали по аптекам дефицитные лекарства, муж иногда вырывался со своих сборов, стоял под окошком, благо, оно находилось на втором этаже, и они миловались друг с другом на расстоянии двух-трёх метров.  В отделение никого не пропускали, был карантин.
     Через месяц лечения Марте, наконец, разрешили на выходных ночевать дома. Уже и муж вернулся,  военные сборы закончились. Повеселела девочка.
     Пошли они всей семьёй в гости к друзьям родителей. Хорошо провели время. Распрощались с хозяевами. Те возьми да и дай беременной кулёчек с орешками, очищенным фундуком. Обрадовалась она, конечно, стала с удовольствием есть орешки, и чистить не надо!  Орешек за орешком, к ночи девица кулёчек «приговорила». А  живот у Марты был к тому времени выше носа, подходил к концу восьмой месяц беременности.
     К утру,  Марта уже лезла на стены от боли. Пиелонефрит вернулся. Вероятно орешки спровоцировали. Лечащий врач назначил другой препарат, предварительно задав вопрос родственникам о том, кого предпочтительнее спасать молодую мать или младенца? Родня ответила,  что, конечно,  мать, и началось лечение новым лекарством.
    Ночь Марта не спала, металась. Девчата из соседней палаты утром  сбегали за  врачом. Та вызвала Марту в смотровой кабинет. Что за руки были у  этого акушера-гинеколога, не известно,  но Марте показалось, что её сейчас разорвут пополам. Она не смогла сдержать крика.  Более ужасного осмотра, чем этот, в её жизни никогда потом не было.
     - Ты что орёшь, - одёрнула больную врач, - неужели так больно? У тебя уже матка открывается.
     Марта слезла с кресла и пошла собирать свои вещи в палату, пока врач вызывала скорую.
      Стояла очень тёплая осень. В середине октября дневные температуры не опускались ниже 20 градусов.  Марта в летнем платье, с небольшой сумкой кое-каких вещей, залезла в машину скорой помощи, «таблетку», и села на сиденье. Впечатление у неё было, что она какой-то неодушевлённый груз. Врач скорой помощи, крупный белесый  пожилой мужчина, ни разу на неё не взглянул, когда принимал её документы и разговаривал с лечащим врачом. Повезли Марту в роддом для рожениц с осложнённой беременностью. «Таблетка» раскачивалась и подскакивала на дорожных неровностях, как ненормальная. Марта вынуждена была дополнительно опираться о сиденье двумя руками, чтобы компенсировать тряску, пружиня руками. Она ощущала себя самым, что ни на есть, настоящим мешком, так её мотало и трясло.
     Наконец, примерно  через полчаса, «таблетка» остановилась у роддома. Измученная болями в боку и уже начавшимися родовыми схватками Марта самостоятельно слезла с машины и, стараясь не стонать, готовая  к самому унизительному к себе  отношению со стороны медицинского персонала, последовала за врачом скорой.
    Сначала, в приёмном отделении начался спор между утомлённым поездкой, вспотевшим врачом скорой помощи и принимающей медсестрой.
    Спор и пререкания  длились минут пять. Марта стояла, слушая, как её не хотели принимать в этот роддом, как врач скорой возмущался, а куда ж «её» ещё везти?
    Ладно, так и быть, приняла милостиво документы медсестра.
   -Раздевайся, - приказала она Марте.
  -Где? Прямо здесь?- пролепетала Марта, покосившись на врача скорой помощи, который продолжал сидеть, ожидая оформления бумаг, время от времени утирая платком лысину.
    -Здесь.
    Марта возле стула стала снимать с себя вещи, не торопясь, в надежде, что врач скорой  помощи сейчас уйдёт со своими документами. Не тут–то было.
    Пришла санитарка, забрала все вещи Марты, и осталась пузатая девица стоять посреди приёмного отделения голёхонькая, переминаясь с ноги на ногу от усталости и боли. Слава Богу, мужчина-врач на Марту особого внимания по-прежнему не обращал и вскоре уехал со своими бумажками.
    Но Марта продолжала стоять. Теперь принимающая медсестра, вдруг, вздумала звонить по телефону и начала долгий, минут на пятнадцать, разговор о своих семейных делах. Дело, в частности, касалось поступления в вуз какого-то её младшего родственника. Марте казалось, что дама специально испытывает её терпение, изматывает её своим подчёркнутым невниманием.
      Представьте себе картину: посреди помещения, дверь которого открывается прямо на улицу, и кто угодно может в неё войти и выйти, стоит голая, рожающая, очень растерянная, измученная болями, молоденькая женщина. Неподалёку от неё, за большим столом сидит другая взрослая женщина и увлечённо, артистично, общается по телефону.  Разговор она перемежает то заливистым  смехом, то громкими удивлёнными возгласами, и голую бедняжку в упор не видит. Это, вообще, что?
    Марта поняла, что над ней таким образом показательно издеваются, и решила не протестовать, собраться с духом и посмотреть, на сколько этой женщины хватит. Хватило на пятнадцать минут, она устала, или тот, кто был на проводе, устал. Она повесила трубку, позвала санитарку, и та повела Марту на клизму.
     Час от часу не легче!  Схватки усиливаются, учащаются, а тут – клизма!
      Марте в процедурном кабинете велели лечь на какой-то стол. Медсестра налила полную кружку Эсмарха, пошёл неприятный процесс. В животе и так места мало, а тут ещё добавляют. Марте казалось, что у неё сейчас глаза повылезают. Она пулей засеменила к туалету, где отсутствовала туалетная бумага, но были газетки, а о сиденье на унитазе можно было только мечтать, взгромоздилась на него ногами и облегчилась…  Позже, кстати, она узнала, что незадолго до неё, в этом унитазе был утоплен младенец нерадивой мамашей-бродяжкой, которая вскоре и сама бежала из роддома прямо из окна.
     Марта вернулась в процедурный кабинет, и санитарка направила её  обмыться в душевую. Почему обмыться-подмыться? Потому что не было горячей воды. Как хорошо, что октябрь был тёплый! Марта воды холодной не боялась. Она искупалась полноценно и в холодной воде. Обтёрлась пелёнкой. Ура! Наконец она сможет одеться! Пусть это и застиранная, мятая, похожая на мешок, рубашка. Очень ей была Марта рада.
    Итак, на Марте были казенные шлёпанцы и сероватая хлопковая, примитивного покроя, «ночнушка».
    Появилась санитарка и повела Марту в предродовую палату. В палате было шесть коек. По две стояли у противоположных стен, а ещё две стояли посередине комнаты. Все кровати были застелены холодными противными клеёнками.
   Первое, кого увидела Марта, это лежащую на одной из  средних  кроватей женщину. Марта испугалась. Женщина была маленькая с большой  разлохмаченной головой, лицо портила заячья губа. Она лежала, стоная, на спине, поджав согнутые в коленях ноги, совершенно бесстыдно открывая постороннему взору всю женскую интимную сферу, прямо обращённую к дверям. Ей, по всему, было не до приличий.
   Марта жутко смутилась и отвела глаза в сторону. На двух других кроватях , ближе к окнам , тоже кто-то лежал.
 - Ложись! – приказала санитарка и указала Марте на кровать. Глупая роженица не поняла, зачем ей надо лежать. Схватки были уже очень сильными, и лежать было просто невыносимо. На беду Марта вспомнила рассказы своей матери о том, как она рожала. Мама, не будучи опытной роженицей, дочь-то у неё была всего одна, хвасталась, что, несмотря на схватки, она не ложилась на кровать, а ходила из угла в угол, даже пила предложенный нянечкой кефир, от которого все остальные «слабые» роженицы отказывались. Так решила и Марта делать, следуя совету своей мамы. Стала Марта слоняться по палате, нарезать круги, пока ждала осмотра врача. Вскоре её вызвали на кресло. Врач убедилась, что родовой процесс шёл  активно и усиливался, и вскрыла пузырь. Марта вернулась в палату, и продолжала нарезать круги.  Дура,  пузырь же травит!  На какую кровать не присядет, там остаётся лужица!  Санитарка увидела такую пачкотню, взвилась! Покрыла Марту руганью и  матом!
   Почему было  сразу девке глупой не объяснить, что так, мол, и так, опасно ходить во время родового процесса, можно и плоду навредить. И не пришлось бы санитарке орать, тратить нервы и убираться за несмышлёной роженицей. 
    Лежит Марта на кровати, а лежать и правда больнее. Терпела, терпела…
    Стало её уже дуть.  Врач мимо палаты пробегала, услыхала характерные звуки, зашла.
   -Это кто тут дуется? А ну, быстро в родовую!
    Марта на «полусогнутых» заковыляла в операционную, придерживая между ног мокрую пелёнку. Там взгромоздилась на кресло, и процесс пошёл. Роды принимала немолодая акушерка, внушающего доверие вида.
     Потуги шли одна за другой. Марте казалось, ну вот сейчас!..  Ан, нет. Короткая передышка, и вперёд…  Марта стала приноравливаться к очередной потуге, добавляя усилие к концу.
     -Ой, он идёт с ручкой!- вдруг сообщила акушерка.
      Вместе с головой появилась рука младенца.
      Наконец, Марта почувствовала, как «выстрелила» большим, упругим, горячим «ядром», которое ловко подхватила акушерка.
      -Мальчик!- констатировала акушерка.
       Марта возмущённо подумала: «Как мальчик?». Она на сто процентов была уверена, что родится дочь! Мальчик? Сын! У меня сын! Какое счастье!
       -Ой, какая толстая пуповина! Никогда такой не видела!- произнесла акушерка, обрабатывая пуповину. Малыша уложили на стол.
        В родовой  возникла пауза. Что-то не так? Затем раздалось посапывание, посмаркивание, и вот она, первая нота сиплого голосочка. И пошёл ритмичный плач с захлёбом. Ребёночка обработали, завернули, и он затих.
        Марте предстояло ещё потрудиться и удалить из себя послед. Пришла врач. Она была высокая, тонкая, красивая, очень надменная и жестокая. Гестапо. Да, такой должна быть женщина - офицер гестапо. Эта ассоциация возникла в голове у Марты.
        Не глядя, кто перед ней, не вступив в словесный контакт с роженицей, врач приступила к наложению швов, устраняя послеродовые разрывы тканей. Марта чувствовала, как иголка входит в мясо, как её подёргивают, вытягивая из мышцы, как тянут за нитки, делая завязочки. Ей было всё равно. Она сегодня отработала. Только зябко становится. Вот бы укрыться и поспать!
        Марта переползла на каталку, и её вывезли в прохладный коридор, накрыв простынёй. Она лежала в коридоре и чувствовала, как начинают холодеть руки, зябнут ноги. Вдруг, подошла добрая душа, нянечка, и спросила, будет ли Марта кушать? Роженица ответила утвердительно.
      Марта даже ни разу не вспомнила о родственниках, пока занималась своими родами. Вдруг, вспомнила, заволновалась, как там они?
      Принесли тёплый борщ в тарелке ей, лежащей на каталке, впервые родившей, уставшей так, что болели все мышцы тела. На следующий день Марта поняла, что даже бровями ей больно двигать, а не то, что руками и ногами.
      И вот, борщ.  Поставили его на подоконник.  Она повернулась на бок, перенесла  тарелку на каталку и стала хлебать застывающий во рту еле теплый борщ. Доела всё. И правильно сделала. Энергия пошла, и Марта стала согреваться.