Деревенская сказка-быль

Как уж это вышло, теперь и не понять, только женился  Васька лихач на самой красивой деревенской девке, Настюхой звали.   Была девка-кровь с молоком, румянец во всю  щеку,коса толстенная до самого пояса.
Жила Настюха с бабкой Варварой. Родители у нее померли,  и, помирая, хоть и была бабка Варвара далекого им родства, слезно просили не оставлять их единственное осиротевшее дитятко.
В строгости растила бабка Варвара так нежданно-негаданно посланную ей от Бога внучку. Хотела, чтоб та человеком стала : сама трудилась и Настюху к труду приучала, сама уважительно к людям относилась, того и от Настюхи требовала. Славная выросла девка, никого не обидит, злого слова никому не скажет. Не хотелось бабке Варваре отдавать Настюху замуж, да уж видно время пришло. Поохала, повздыхала да и смирилась: "«Пущай живут, дело Божье».
Сыграли свадебку, погулял-поплясал деревенский народ да все как-то не от души: будто бы и водочка, к столу поданная, горше обычной была; и небо глухой черной тучей , невесть откуда набежавшей, закрылось; и ворон на дубу прокричал что-то тревожное.
Неделю, другую в мире и согласии прожил Васька лихач со своей молодой женой , а потом взял в руки гармонь , растянул меха да и пошел по деревне народ веселить да подглядывать в окна к девкам да незамужним бабам. А то и вовсе- оседлает свой старый , выпачканный в грязи мотоцикл – драндулет , с грохотом промчится по деревне , дымом и гарью обдаст случайного встречного- и был таков. А как вернется назад , все равно в доме не усидит , одна у него дорога – в кабак.
Увещевала его бабка Варвара  , наставляла на путь истинный ; плакала , слезами обливалась молодая жена Настюха. А что ему? Выслушает , да и опять за свое.
А тут младенчик у них народился , стал силу набирать , на ножки поднялся , заговорил. Не нарадуются на него Настюха с бабкой Варварой. А как стал он в разум входить , начали они его и к труду приучать. Вот  однажды копает маленький Петруша в огороде грядочку- морковку сажать , а отец и углядел. Разозлился , хрясть – и лопаточку пополам. Усадил он Петрушу на свой грохочущий драндулет , повез по деревне да и свернул в кабак.
А там застолье вовсю шумит. Кабатчик кружки в аппетитной кружевной пене по столам разносит. Усадил Васька лихач Петрушу рядом с собой , придвинул к нему кружку , пожалуй что и поболе самой Петрушиной головы. Отхлебнул тот , поморщился , не понравилось ему. Да только отец силой пригнул его голову  к столу , ткнул носом в щекотно лопающуюся пену.
- Пей!
Стал Васька лихач водить Петрушу и под окна девок , приучать к настоящей  мужицкой жизни. Да  мал еще был тот росточком ,тогда  подсадит его Васька повыше да озорства ради и заставит стукнуть в окно. Поднимется крик , шум. А ежели Петруху словят да еще и побьют , почнет Васька лихач хохотать во все горло , так что и Петруше смешно сделается. Совсем отбился он от матерних и бабкиных рук. Куда как интереснее с отцом да и привольнее.
А тут случай такой вышел. По весне это было. Трава в лугах зазеленена , птицы на  все голоса запели. Радость пришла на Землю. А Васька лихач все в кабаке пропадает , не до весны ему. И Петруша с ним. Народу в кабаке тьма тьмущая. Шумно , накурено , дым коромыслом. И среди  сизой , удушливой , дымной пелены,а кто и махорочку здесь по старинке           покуривал, снует взад-вперед, разнося по столам кружки с пивом  сам кабатчик, и наместо фартука у него- грязное полотенце.
Никто и не заметил , как вошел и остановился на пороге неведомо откуда пришедший сюда чужестранец. Был он стар , морщинистое лицо его выглядело измученным; седая голова,повязанная жалкой тряпицей, старчески дрожала. Только жиденькая бородка серебристым ручейком стекала ему на грудь. С протянутой рукой побрел старик между столами , уставленными пивными кружками. Да только никому не было до него дела. А он все ходил и ходил , с трудом переставляя ноги , обутые в разбитые , запыленные башмаки.
Не стерпел Васька лихач , прихватил старика за бородку да и поволок к двери. Не сопротивлялся старик , только приохивал. Свалилась тряпица с его седой дрожащей головы , упала на заплеванный , затоптанный пол кабака. Вытолкал  Васька лихач старика за порог да вслед ему , брезгливо прихватив двумя пальцами , выбросил и его головную повязочку : « Знай свое место , старый хрыч.»
В кабаке все так и зашлись в хохоте , а громче всех смеялся Петруша.
Мало ли , много ли времени утекло , да вот одним серым невеселым днем , все в том же кабаке , отхлебнул Васька лихач пивка  из кружки , упал лицом на усыпанные крошками хлеба да рыбной чешуей мокрые доски стола ,  - и помер.
Покрыла Настюха голову черным вдовьим платком , отерла для вида сухие глаза и проводила своего непутевого мужа за кладбищенские ворота. И вроде бы полегчало у нее на душе , хотя и понимала , что грех это.
А Васька лихач в тот же день неведомой силой был взят на небо. Поначалу увидел он исходящий отовсюду яркий ослепляющий свет , а потом стало непроглядно темно , чернее самой черной осенней ночи. Да при всем том какая-то неведомая сила скрутила и сжала его: ни вздохнуть , ни выдохнуть. Попробовал он было шевельнуть рукой ,а рука крепко – накрепко притиснута к боку , попробовал шевельнуть ногой  - куда там.
Страшно сделалось  Ваське лихачу. Страх страхом , но на то он и был Васька лихач. Начал он помаленьку приглядываться да соображать , как бы ему побороть эту неведомую силу – силищу.А когда попривыкли глаза к темноте , углядел он страшенную змеиную голову , в раскрытой пасти которой дрожал длинный , изъеденный гнойными язвами черный язык. На голом черепе , как раскаленные уголья , выхваченные из печного жара , горели  наполненные злобой и ненавистью два огненных глаза.
Змеиные кольца , обхватившие Васькино тело , то раздувались , сдавливая его , то опадали , давая возможность судорожно вздохнуть. И никак не мог понять Васька лихач за что же ему здесь, на небе, где столько тепла и света ,  уготованы такие вот мытарские мучения.
Неведомо сколько воды утекло с тех пор , но вот , наконец что  - то начало проясняться в Васькиной голове , и понял он , что за недостойно прожитую земную жизнь послано ему все это. Нестерпимо захотелось Ваське назад, на Землю , чтобы повиниться перед женой Настюхой да и бабкой Варварой к тому же. Привиделась ему Настюха обиженной , и все утирает заплаканные глаза платочком.  А бабка Варвара, та поглядела на него темным морщинистым лицом да и повторила все , ранее сказанные ею слова , добрые да разумные. Захотелось Ваське и сыночка Петеньку , чего он никогда раньше не делал , прижать к своему отцовскому сердцу .А чудище змеиное уж так плотно обхватило Васькино тело , что он и дышать перестал. Взмолился Васька : «Каюсь ,- говорит ,- во всем каюсь , только отпусти меня на Землю хоть на часок , хоть на минутку…Сам знаешь , надобно мне…»
Просил , слезно умолял чудище , совсем было отчаялся , а тут вдруг чувствует : ослабли , разошлись змеиные кольца. Вздохнул он полной грудью , набрал воздуха , глядь , а он- на Земле.
Вроде бы и день солнечный , да только осень уже , дорогу закидало рыжей листвой. Да и деревья порыжели , а местами и вовсе оголились; одни лишь вороньи гнезда чернеют. А тут ветер знобкий, осенний ударил Ваську в грудь и ну трепать его бороденку. Подивился Васька на это , бороды -то у него вроде никогда и не было. А он , оказывается , уже и не Васька лихач вовсе , даже и не Василий Иванович , а дед Василий. Горестно вздохнул дед Василий  да и побрел по дороге к бывшему своему дому.
Подошел , глядь , а дом – то совсем некудышным стал: окна черные , пустые, да и то половина из них фанерой забита. На крыльце ,пригорюнившись , баба какая-то сидит. И не старая вроде, да только умученная. Руки в болезненной немощи сложены в коленях, обтянутых старой заплатанной юбкой. Признал в ней дед Василий  свою жену Настюху.
« Ишь ты , жизнь – то с ней что сотворила». Хотел было упасть перед женой Настюхой на колени да умолять о прощении , а тут вдруг что – то загрохотало , затрещало , завыло. Глянул дед Василий , а это парень какой – то незнакомый на его старом мотоцикле – драндулете к дому подкатил. Подивился дед Василий , а парень калитку открыл , к дому идет , а сам на ногах еле держится , пьяный , видно. Кепка на затылок  ухарски сдвинута , а гармонь , что на плече висит , до самой земли растянулась , по ногам  бьет. Встал парень перед крыльцом да как заорет : « Мать , жрать  давай!»
Понял дед Василий , что это сынок его Петенька , да вид – то у него больно непотребный, жалкий.  А сынок будто почуял что, глянул на незнакомого старика налитыми злостью глазами , прихватил за бороденку и , обдав перегарным духом , поволок прочь со двора.
- Вот тебе , старый хрыч !  Знай свое место !
Полежал – полежал дед Василий посреди улицы в выбитой колесами машин да телег дорожной колдобине , наполненной стылой осенней водой  , да и помер с горя.
Хотели было похоронить его все на том же деревенском кладбище да передумали. И похоронили, как чужака, на краю деревни, по другую сторону кладбищенской ограды.