Деревенский пятачок

Все было бы ничего. Да только сильно убивался дед Никита о своем внуке: «И что это за мода такая пошла? Цельный вечер сидит внучек Андрейка перед ящиком, а тот – моргает, подмигивает, кричит, стращает и синим цветом в лицо так и брызжет. Тоска да и только. Так ведь и всю жизнь просидеть перед этим окаянным ящиком можно.» А уж так хотелось деду Никите до свадьбы Андрейки дожить да правнуков понянчить. Силы-то еще много, хоть отбавляй, а Андрейка про свадьбу и не думает, все в ящик  окаянный глядит…
И запала грусть-тоска в сердце деда Никиты. Вышел он как-то из избы, сел на крылечке, сидит думу свою горькую думает.  Вот и солнышко уже село, розово-красным горит край неба за деревенской околицей, а по улице теперь уж никто и не пройдет и не пробежит, ни кошка, ни собака: все в свои ящики глядят.
Посидел-посидел на крылечке дед  Никита да и пошел вдоль деревенской улицы. Тихой она раньше бывала. А теперь из раскрытых  окон такое несется! То кого-то режут, то стрельба, то какие-то песни поют да все чужие, незнакомые. Уши вянут. И тут различил дед Никита средь шума и гама, стоящего на деревенской улице, тоненькое, едва слышное треньканье милой его  сердцу балалаечки: «Ишь ты, видно, какой-то чудак сыскался!»
А балалаечка все играет и играет. Пошел дед Никита на веселый ее наигрыш. Привела балалаечка к деревенскому  «пятачку». Вспомнилось тут деду Никите, как в молодые его годы  собиралась на  «пятачке» деревенская молодежь. Принаряженные парни выискивали здесь себе будущих невест. А те стояли, сбившись в кучку, перешептывались да отгоняли назойливую мошкару сломленными березовыми веточками. И от тех далеких дней осталась всего лишь выбитая ногами, каменисто-утоптанная земляная плешинка да две березы с ласково шелестящей листвой и врытая в землю лавочка между ними с почерневшими, прогнившими и наполовину оторванными досками.
Глянул дед, а на скамеечке-то сидит с балалаечкой в руках да  задористо так наигрывает на ней - живой дед Матвей. Приохнул дед Никита. Вот чудеса! Не сон ли это? Уж который год как схоронили деда Матвея, и могилка его здесь, недалече, на деревенском кладбище. Не раз хаживал туда дед Никита, горевал да за упокой его души рюмочку-другую опрокидывал. Как же так-то?
А дед Матвей перестал играть, балалаечку в сторону отложил, поглядел на деда Никиту и говорит:
 - Чтой-то ты, Никитушка, свою гармонь-то совсем забросил? А ведь самое время на ней играть…
И подумалось деду Никите: хорошо бы сейчас со своим старым закадычным дружком, как бывалочи, сыграть на пару задорную плясовую. Постоял он, почесал в затылке да и спохватился.
 - Э!- говорит.- Погоди…Я мигом…
А в избе у деда Никиты темным-темно, только голубой глаз ящика светится да закаменевший Андрейка перед ним. Сыскал дед Никита свою гармошку, в самый дальний угол избы за ненадобностью задвинула ее бабка, подхватился да и побежал обратно на « пятачок». Да только не дождался его дед Матвей: пустой была лавочка, один лишь иссохший березовый листок лежал на ее потемневших досках.
Сел дед Никита на лавочку, развернул меха да и заиграл во всю мощь своей гармоники старую деревенскую плясовую. Прибежала бабка. « И что это со стариком приключилось?» А ноги-то, ноги-то сами так и заплясали. Не устоять.
А дед играет да все громче, все бойчее. Глядь, а тут стали гаснуть в избах синие окошки одно за другим, и вроде бы посветлело от этого на деревенской улице. А вечер уж такой пригожий!
Собралась молодежь на старом забытом  деревенском « пятачке». Девчата в кучку сбились, о чем-то шепчутся, веточек березовых наломали, машут ими, мошкару отгоняют. А парни глазами в их сторону так и стреляют. И среди них Андрейка, туда же все глядит.
Тут и заиграл дед Никита на своей верной гармошке давно забытый всеми, старый вальс. Закружились пары. Вывел Андрейка в круг рыжеволосую Катерину, глаза у нее синие, румянец во всю щеку, а золотая коса до пояса. Ведет ее по кругу так бережно, осторожно, а сам от нее взгляда оторвать не может.
Вздохнул радостно дед Никита да заиграл еще задорнее, еще веселее: « Быть, видно, свадебке! Сердце подсказывает!»