Дедушки-соседушки

В одной небольшой деревушке жили два престарелых деда. Дома их стояли один возле другого, а огороды разделяла всего лишь узенькая полосочка жиденьких, наполовину выродившихся кустов красной смородины. Другой раз и на ее полузавядших ветках внезапно появлялись одиночные розоватые ягоды, но и они тут же поедались старым, но все еще остро видящим вороном, который будто на дежурстве пребывал на уличном телеграфном столбе.
Дед Иван в молодости был здоровяк, да жизнь согнула его, только он и теперь все еще твердо и уверенно ступал босыми, черными от въевшейся в них земли,  ступнями ног. Был дед Иван кудряв, и нечесаная, взлохмаченная борода его прикрывала впалую грудь, проглядывающую в вырезе вечно распахнутого ворота рубахи.
Дед Василий был совсем другим: маленьким и кругленьким. Он носил сандалии и ступал по земле осторожно и неспешно. А его с молодых лет начавшую расти розово-округлую лысину постоянно прикрывала кепочка, увенченная непонятным иностранным словом «adidas», смысл и значение которого ни он сам, ни дед Иван разгадать так и не смогли. Дед Василий через все это был весьма уважаем в деревне. Да и называли его деревенские не иначе как Василием Петровичем либо , уж на худой конец, по-свойски, просто Петровичем.   И это льстило деду Василию.
С самого утра до позднего вечера оба деда мирно восседали на лавочке и вели умные разговоры. Хотя деревня и находилась неподалеку от большого многолюдного города, все же новости приходили сюда с явным опозданием. Газет в деревне никто не выписывал, а радио, уж что за помехи то и дело наблюдались в атмосфере – трудно было сказать, постоянно хрипело, кашляло и ничего не вызывало кроме  раздражения.  Но уж если какая новость и доходила до ушей обоих дедов, то они ее обсуждали и обговаривали со всех сторон. Слова у деда Ивана простые, бесхитростные. Выскажется, в сердцах крякнет да и выпустит ядовито-махорочную струю дыма. А Петрович норовит изъясниться поумней, слова у него одно другого заковыристей, скажет и довольный тут же своего « адидаса» ухарским, молодецким движением непременно повернет козырьком назад. Сидят деды, рассуждают да поглядывают , как бабка Марья с бабкой Варварой наперегонки по огороду взад-вперед шныряют. А дедам-то не до огорода. Какой огород, если всякие философские измышления без конца в голову лезут.
Но вот однажды случилось невероятное. Даже ворон, что постоянно  восседает на уличном телеграфном столбе, от невероятности случившегося чуть было не свалился на землю. А дело было так.  Взял дед Иван в руки лопату, поплевал себе на ладони да с небывалой молодецкой силой принялся копать землю. И посадил дед Иван яблоньку. Не яблонька – одно загляденье. Будто то девица-молодица, вскинув тонкие руки свои, все глядит в праздничную синеву деревенского неба да никак не наглядится.
И началась у деда Ивана с Петровичем совсем другая жизнь. Забыли они о своих бесконечных разговорах и житейски-философских измышлениях. Да и на лавочке сидеть стало вроде бы некогда. Что ни день, что ни час, а они все возле яблоньки толкутся. То новый побег, то новый, только что развернувшийся листок обнаружат. Дед Иван только крякает от удовольствия. А тут как-то поутру, на восходе солнца, проснулся дед Иван, выглянул в окошко, а яблонька-то вся в цвету.  И откуда что взялось! Намедни они с Петровичем всего лишь несколько бутонов величиной с горошину углядели, а тут, как в сказке – вся яблонька розовым цветом покрылась; и налетевшие шмели, подняв мохнатые брюшки свои, копошатся среди лепестков и весело гудят, перелетая с цветка на цветок.
Дед Иван разбудил Петровича, поднял с постели, а  тот со сна, без всякого соображения,  прямо без сандалий молочно-белыми ногами по колкой земле побежал и даже не заметил этого. Пошли тут у дедов всякие научные споры: может ли быть такое. На радио написали, стали ждать, вскоре прошипело, прохрипело по громкоговорителю нечто похожее на ответ, да только так никто ничего и не понял.
За всеми спорами, разговорами и ожиданием ответа дед Иван с Петровичем так и не заметили, как привяли, засохли и осыпались волшебные розовые цветки. А когда опомнились, глядь, всего лишь один цветок зазеленел горошинкой будущего яблока.  К середине лета яблоко налилось соком, зарозовело и на радость обоим дедам заметно потяжелело.
Так уж вышло, хоть яблонька и была посажена на земле, принадлежащей деду Ивану, да вот та самая ветка, на которой весело расчудесное яблоко, прогнулась, перекинулась через разделительные пограничные кусты красной смородины и почти припала к земле, принадлежащей Василию Петровичу. И тут напала на Василия Петровича бессонница, с вечера до утра ворочается с боку на бок, скрипит пружинами старого матраца, никак не дает заснуть бабке Варваре. Ворочился так ворочился и, наконец, решился. Встал поутру, по мокрой еще росистой траве подполз к яблоньке да и сорвал единственное ее яблочко.
А тут дед Иван как раз по надобности вышел. Углядел он этакое безобразие да как гаркнет:
 - А ну, положь яблоко!
Петрович со страху еще крепче яблоко в руке зажал. Да в долгу не остался. Тоже выкрикнул интеллигентским своим голоском:
 - А вот не положу! Возьми-ка, выкуси!
 - Моя яблоня, мое яблоко! - кричит дед Иван.
 - Моя земля, а значит и яблоко мое, старый ты дуралей!
Час кричали, другой кричали. Дед Иван охрип от крика, а Петрович уж и кричать не может, совсем голос сорвал. Дело и до плевков дошло.  Прохрипит что-то дед Иван да так смачно сплюнет в сторону Петровича, а тот в свою очередь губами беззвучно шевельнет и сплюнет в сторону деда Ивана.
А потом сцепились деды. Дед Иван Петровича за грудки взял и ну трясти, а потом сорвал с него  « адидаску» и плюнул как раз в самую середину его аккуратно-округлой  лысины. Не стерпел и Петрович. Захотел было  деда Ивана за бороду оттаскать, да руки заняты. Второпях положил он яблоко на землю, вцепился в старикову бороду, и откуда сила взялась, потащил деда Ивана вдоль кустов красной смородины в самый конец огорода.
Выбежали бабка Настасья с бабкой Варварой, увидели такое, руками замахали: « Срам-то какой!»
Шум разбудил старого ворона, дремавшего на уличном телеграфном столбе. Спросонья он недовольно покрутил головой, встряхнулся и тут островидящим своим глазом углядел лежащее на земле, открыто, без всякого присмотра то самое чудесное-расчудесное яблоко, которое само так и просилось в рот. Слетел ворон с телеграфного столба, подкрался к яблоку, прихватил его клювом, поднатужился. – да и был таков.
А тут и деды вспомнили про яблоко. Где же оно? Бросились искать. Весь огород на коленях облазили. Нет яблока, как сквозь землю провалилось. И стало им обоим смешно. Поглядят друг на друга и ну хохотать. До слез смеялись. Петрович все глаза своей  « адидаской» вытирает, а дед Иван кончиком оборванной бороды.  Тут и бабка Настасья с бабкой Варварой от смеха в грядку с огурцами попадали. Деревенские набежали, не поймут в чем дело.
А старый мудрый ворон яблоко склевал, а огрызок хотел было принести да положить на границе, отделяющей один огород от другого, да передумал. Неровен час, всякое может случиться.