Ради тебя...

            
           Её звали Женя. Она была девочкой двенадцати лет – худенькой, с маленьким, чуть вздёрнутым носиком, с золотистыми мелкими крапинками- веснушками на нём, со светлорусыми косичками и карими глазами, глазами порой задумчивыми, иногда весёлыми, но всегда чистыми и добрыми.
 
          Среди её одноклассниц было немало девочек, которые уже сформировались, были уже не девочками, а настоящими девушками. Они носили бюстгальтеры, чем бесконечно гордились. У них уже бывали «критические» дни. А у  Жени  пока ничего этого ещё не было...  Правда, девочки эти были на год, а некоторые и на два, старше Жени. Ведь Женя пошла в школу в шесть лет, а большинство детей в семь, и даже в восемь!

          Да и вообще ей часто давали не её «законные» двенадцать лет, а всего лишь десять. Девочку это огорчало, но она только ночью позволяла себе погрустить о своей такой заурядно-детской наружности, а иногда могла даже всплакнуть... Но об этом знала лишь её подушка. Только со своей подушкой в белой наволочке в синий горошек девочка была совершенно откровенной. Остальные же видели её всегда приветливой и улыбающейся.

          Первым учителем Жени был Иван Степанович. Он сразу заприметил эту девочку, девочку маленького росточка, казавшуюся ребёнком-дошкольником,  но всегда такую милую, доброжелательную и, главное, всегда знавшую ответ на каждый, поставленный ей вопрос. Учитель  был уверен, что при любой комиссии, на любом открытом уроке эта ученица  его не подведёт.  И читала она так, что педагоги нередко приводили некоторых пятиклассников, а два раза даже семиклассников, чтобы те послушали её чтение и сделали надлежащие выводы. Те слушали «читаку» со скучающим отрешённым видом,  а некоторые  потом  дёргали её  на перемене за косички, обзывая  «Читака- задавака», и мчались дальше по коридору, «сшибая» всех, кто неосторожно оказывался у них на пути.
 
         Иван Степанович был педагогом мудрым, думающим и честным. Он пригласил маму девочки в школу и сказал, что её дочери нечего делать в первом классе. Посоветовал обратиться к директору школы и перевести ребёнка  сразу во второй класс. Мама поблагодарила и обещала решить всё до завтра.

           Когда мама сообщила о предложении перейти сразу во второй класс дочке, Женя неожиданно расплакалась. Она сказала, что учительница второго класса злая, что она на перемене била мальчика, и что Женя ни за что  не пойдёт в такой класс. Этим всё было решено, к вящей радости и самого Ивана Степановича, которому ой как не хотелось лишиться  такой ученицы.

          А вот теперь девочке уже двенадцать. В школе она по-прежнему отличница. Все охотно с ней дружат – всегда даст списать, в беде не оставит. Но  не было у Жени ни пышных кудрявых волос, как у Ляли  Новакович, ни «опасного василькового взгляда очаровательных глаз», как у её одноклассницы Алёны - такие  слова про  Алёну написал в записке Антон, тоже их одноклассник. Он часто смущённо подходил к Жене и просил передать очередную записку Алёне. Девочка охотно и свято выполняла роль почтальона-связного.  Антон же  с Алёны глаз не сводил на всех уроках. Поэтому разве мог он слышать, о чём говорили учителя? У него ведь в душе «постоянно пели струны любви» - так он тоже написал Алёне в записке.
 
         Учителям почему-то это очень не нравилось. Если Антон не мог повторить то, о чём говорил педагог, его часто просто заставляли покинуть класс. А математик Рафаил Львович, совершенно не стесняясь, мог выпровадить бедного влюблённого мальчишку и подзатыльником. 
 
          Жене нравились записки Антона. Она тоже тайком, как он,  «царапала стихи». И ей всегда становилось грустно, когда Антон в очередной раз оказывался за дверью, пусть даже и без подзатыльника...

           Ольга Ильинична, мама другой, самой любимой Жениной подруги, Наташи, приходя к  жениной маме  «на воскресные посиделки», всегда в упоении расхваливала свою дочь: «Посмотрите на её фигурку! А ножки, ножки! Они же у неё «от ушей», замечаете? Я в её возрасте не была так развита и так хороша. А ваша Женечка ну такая маленькая почему-то, такая худюсенькая! И в кого она пошла? Вы ведь, Татьяна Васильевна, высокая, и муж на фотографиях тоже высокий. А дочка - не девочка, а какой-то кордупель».

            Хоть Жене совершенно не нравились подобные разговоры, она никогда  и виду не подавала, что это ей  не по душе. А ещё девочке очень хотелось узнать, что же представляет собой этот таинственный «кордупель», на которого она «имела честь» быть похожей. Хотела  спросить, но почему-то стеснялась.

            «Как жаль, что у меня нет ни очаровательных глаз, ни ног «от ушей», - иногда думалось Жене. – А вдруг завтра я просыпаюсь – а у меня уже не мои глаза, не карие, а голубые и прекрасные распахнутые очи, не мои худюсенькие ножки – а прекрасные «ноги от ушей»! И пусть у изголовья на спинке кровати висит нарядный кружевной бюстгальтер, как у Аллы Шевченко». Этот бюстгальтер подруги с первого взгляда «запал в душу» девочки Жени. Она часто  засыпала,  искренне надеясь на чудо. Но наступали всё новые дни, на смену ночи являлось очередное утро. Времена года сменяли друг друга  в положенный срок, а  чудо всё запаздывало, не приходило, и Женя по-прежнему оставалось в своём «неказистом» теле...

             И вдруг однажды девочка проснулась, поднялась со своей узкой кровати, взглянула в зеркало напротив – и обомлела. Она не узнала себя!

            Из зеркала на Женю смотрела прекрасная девушка, блондинка с огромными голубыми глазами. Девушка была в таком нарядном бюстгальтере, что Женя пришла в восторг! Мелькнула мысль, что спать укладывалась Женя  в пижаме. «Так где же пижама?» - заволновалась девочка.

             Но вдруг раздался голос мамы: «Женечка, ты проснулась? Смотри, не опоздай в школу, ведь сегодня родительское собрание. И я надеюсь, что  моя доченька, моя умница снова принесёт мне радость».

             Женя потянулась, быстро поднялась с постели и сразу  взглянула в висевшее зеркало – зеркало изобразило ей щупленькую девочку в  пижаме, а формы  тела этой девочки даже намёка не таили на возможность носить хоть когда-нибудь бюстгальтер – предмет девичьей  гордости и красоты...  И всё же Женя ещё раз внимательно посмотрела и в зеркало, и на спинку кровати, и на стул... Нет, везде было пусто.  Теперь  девочка окончательно убедилась, что ей просто пригрезился  сон...

             Вечером после родительского собрания мама пришла домой улыбающаяся, счастливая. Елена Владимировна Галюк,  классный руководитель Жени, очень хвалила девочку и благодарила маму за прекрасное воспитание дочери. По этому поводу мама купила колбаски, пирожных и приятно провела вечер с дочерьми.
 
            И вдруг после полуночи мама стала задыхаться, сердце её то бешено колотилось, то почти останавливалось, замирало совсем (мама страдала пороком сердца). Старшая дочь Милочка чуть дрожащими руками оказывала больной  «медикаментозную терапию», которая  обычно улучшала состояние мамы. Но в этот раз улучшение почему-то не наступало.

            В  2 часа ночи обе девочки продолжали сидеть у маминой постели, то подавая ей новую порцию капель, то предлагая валидол под язык, то... Наконец взволнованная Милочка тихим шёпотом скомандовала: «Женечка, я остаюсь с мамой, а ты бегом за доктором Дунаевским. Живёт он далеко. Помнишь, где?»

        Женя молча кивнула. А глаза её, когда она натягивала своё старенькое пальтишко, выражали и сильное душевное беспокойство о маме, и неописуемый дикий страх.

         Невзирая на это, девочка юркнула в маленькую прихожую и открыла входную дверь. Налетевший неистовый порыв ветра вырвал дверь из худенькой руки девочки и с грохотом стукнул дверью о стену. Женя, собрав силёнки, уцепилась за ручку двери и сумела её плотно закрыть и провернуть ключ.
 
         А на улице свирепствовала непогода. Ветер дико завывал в полуобнажённых кронах  деревьев. Деревья стонали, рыдали, молили о пощаде. Ледяные косые струи дождя мгновенно стали сечь лицо, забираться за воротник.  А самое ужасное, что тьма была такая, о которой обычно говорят «не видно ни зги». Только в дальнем углу скверика напротив качался одинокий фонарь. Его тусклый свет сквозь пелену дождя казался мигающим язычком свечи.

         Ужас холодным удавом заполз в самое сердце девочки, сдавил его так, что оно превратилось в маленький, почти безжизненный клубочек, который, казалось, уже не в состоянии пульсировать. Ноги стали деревянными, даже скорее чугунными. Девочка не могла ступить и шага.  Обильные ручейки слёз смешивались с дождевыми ручьями.

         «Я больше не могу. Я больше не могу», - беззвучно одними губами прошептала девочка. Жене хотелось кричать от ужаса, страха, бессилия...    Но голос отказывался ей служить тоже...
 
         И вдруг магическим паролем застучало в висках: «Мама, мамочка!» Сразу сердце-клубочек ожило и застучало быстро-быстро, словно пытаясь помочь девочке сдвинуться с места.  Ноги девочки, замёрзшие, промокшие насквозь, чавкающие за каждым шагом,  ещё мгновение тому свинцово-тяжёлые, чудом сдвинулись с места и устремились вперёд. Они несли её, изнемогающее от усталости и страха, худенькое тельце к заветной цели – домику доктора.

            А доктор жил на противоположном конце их ПГТ - посёлка городского типа. Но не такое далёкое расстояние было для Жени самым ужасным. Оно, самое ужасное, было впереди – нужно было перейти мост через мрачный, широкий и глубокий безымянный пруд, который почему-то просто назывался «ставок». В этом пруду ежегодно тонуло очень много людей – и детей, и взрослых. Только в это лето было  7 утопленников. Среди них девятиклассница Рая Скавронская, чемпион школы по плаванию. Женя её очень хорошо знала. 

          Девочка Женя безумно боялась этого моста. Даже днём она страшилась подойти  близко к перилам, к воде. Ей почему-то казалось, что оттуда вот-вот появится синюшное лицо утопленника или за ногу её непременно схватят своими цепкими зелёными руками-водорослями русалки – утонувшие девочки.

           Перебороть свой страх, победить его  Жене никогда не удавалось.
И вот сейчас под аккомпанемент визга, стона, воплей  непогоды ей нужно было перейти это адское место...
 
           С ужасом озираясь по сторонам,  двигаясь по самой   середине моста, девочка отчаянно неслась вперёд. И вдруг справа что-то всплеснулось. Устремив туда почти обезумевший от страха взгляд, но ничего не увидев, хоть на мосту качались несколько редких блеклых фонарей, девочка сумела преодолеть последний  десяток метров моста и облегчённо вздохнула – теперь она дойдёт, добежит...    

             Домик доктора Дунаевского, похоже, сладко спал. Непогода злилась, барабанила по тёмным окнам дома. но безуспешно - окна продолжали спать. Девочка заволновалась - как разбудить доктора. Но, к счастью,  на калитке заметила освещённую кнопку звонка. Женя коротко позвонила. Вблизи дома залаяла  собака, и в тот же миг загорелся свет в крайнем окне слева. Очень скоро открылась входная дверь.
 
           Доктор быстрыми шагами направился к калитке, перемолвился с Женей. Затем пошёл обратнок дому. А  вернулся он с велосипедом и чемоданчиком-аптечкой. Дождь к этому времени стал утихать. Но ветер по-прежнему выл-завывал, пугая всё живое.
 
           Жене было предложено сесть на раму «велосипедного вездехода» Ивана Андреевича, и «видавшая виды велотехника» помчала их вперёд.     Вот они проезжают мост, но сейчас девочке абсолютно не страшно. После следующего левого поворота доктор остановился: «Извини, дальше дорога в гору. Я  поеду-поспешу. А  ты потихоньку иди за мной. Но теперь уже не спеши. Не забоишься?»    «Нет», - сказала Женя, отрицательно покачав головой.

              Как ни старалась девочка быстро идти, за велосипедом ей было не угнаться. Но, наконец, Женя видит освещённое окно своей квартиры. Девочка ускоряет шаг, последние метры, переборов усталость, почти бежит.  С волнением, с душевным трепетом, неуверенно Женя открывает входную дверь, затем дверь в комнату мамы.

           И тут улыбка заиграла на её замёрзших губах: мама лежала высоко на подушках на кровати. Её глаза снова были открытыми и такими добрыми и живыми!  А доктор Дунаевский сидел,  пил чай и рассказывал какой-то курьёз из своей врачебной практики.

          На ходу сбрасывая промокшее насквозь пальто, снимая ботинки, из которых ручьём лилась  вода, Женя устремляется к маме. «Переоденься!» -кричит вдогонку сестра.
            Но девочка её не слышит. Она видит только мамины глаза и протянутые к ней добрые руки...
            «Доченька, да как же ты, одна, в такую жуткую ночь и так далеко?! Страшно было?»
            «Нет, мамочка, - слегка слукавила дочь. – Ради тебя мне ничего не страшно!»  И она прижалась к маминой груди...

               Рассказала историю-быль и задумалась: как же часто мы даже сами не представляем, на что способны ради жизни, ради счастья дорогого нам Человека!
             
               И движет нашими мужественными поступками-порывами одно – Её Величество   Любовь...