Интервью

Пасмурными вечерами, под покровом серости и безысходности над городом любил летать Грач. Он жил на чердаке Верховного Зиккурата среди болезненной роскоши самого дорогого и безвкусного дизайна Диктатуры. Выходец из пропитой вымирающей деревни, Грач любил власть больше всего на свете, умело ей пользовался и боялся, наверное, лишь одного диктатора, лояльности которого был многим обязан.
Теперь Грач контролировал многие важные посты, делал деньги на нелегальных публичных домах, казино, продаже биохимического оружия и к тому же входил в совет директоров FuZe – словом, отвечал за комфортное удовольствие добропорядочных граждан Диктатуры.
Грача недолюбливали в Правительстве за навязчивое желание совать клюв в министерские дела, за образ «серого кардинала» и благоговейные слухи, которые окутывали его личность. Айсидора Лилит за глаза называла бизнесмена «чижиком-пыжиком», но при личных встречах всячески стелилась перед ним и лебезила. Ее душа разрывалась между ненавистью и страхом. Бывало, по ночам она просыпалась от чувства, что через окно на нее смотрит большая тень, притаившаяся в кроне деревьев. Айсидора могла поклясться, что несколько раз, завернувшись с головой под одеяло, пожираемая ужасом и презрением к себе, слышала шелест, словно за окном пролетала большая птица. Бутылка сидра была единственным спасением от бессонницы и чёрных навязчивых мыслей.


В прайм-тайм передатчики телевизионных сигналов воспаляются как предстательная железа у больного простатитом. Играют первые аккорды «Так говорил Заратустра» Рихарда Штрауса, и на экранах появляются похожие на изморозь слова «Интервью с доктором Никитой Верховцевым». Два кресла, столик с графином сидра, расфуфыренная ведущая Евелина Енченко и скандально известный ученый, не изменяющий ни фирменному стилю, ни ироничной, самоуверенной улыбке.
–Доктор, как настроение?
–Шикаг’но, – скартавил Верховцев, скорчив физиономию привередливого француза.
–Как там «Ливерпуль» в сезоне?
–2 победы, 2 игры.
–Напойте какую-нибудь песню Сержа Генсбура.
–Жатем… Жетам… и что-то там.
–Спасибо, вы неуч, Никита Анатольевич.
–А вы, мерзкая непослушная журналистская шлюха, – Верховцев оставался невозмутим.
Евелина Енченко завизжала и стала рвать себе волосы. Ее заменил вовремя подосланный корифей Центрального Телевидения, неподражаемый манекен Эдгар. Он аккуратно уселся в кресло, пока работники мыловаренного комбината уносили извивающуюся Евелину.
После рекламы зрители увидели широкую силиконовую улыбку. Без слов приветствия манекен спросил у Верховцева:
–Вы когда-нибудь убивали?
–Нет.
–А хотели бы?
–Да.
–Что такое счастье?
–Возвращение домой после долгого пути.
–Ради чего отправляются в путь?
–Почувствовать себя счастливым, вернувшись домой.
–И всё?
–Остальные предлоги глупы, жеманны и искусственны. Мне смешно, когда люди боятся говорить правду наедине с собой. 
–Откуда прилетают чайки?
–Из-за океана. А вы, – Верховцев пристально посмотрел в камеру, словно видел телезрителей, – никогда туда не попадете, потому что променяли крылья на кусок ветчины и шерстяное одеяло.
–Какой вопрос вы бы первым задали Господу, когда встретили Его?
–Где мои ребята?
Верховцев подразумевал тех, кого выкрали по особому распоряжению Бога. Смерть тоже давно имела к Нему претензии за откровенно волюнтаристские приказы, но всегда, почему-то, закрывала глаза на очевидное безобразие. Вывод прост: эти люди могли своей силой изменить мир так, как неугодно Богу. А Дьявол – это, так называемый, помощник Бога по грязным делишкам. Как истинный джентльмен, Дьявол всегда поливает бранью свою службу у такого работодателя.
Вы его поменьше слушайте. Поменьше слушайте Дьявола. Дьявол, как правило, громок и отвратителен. Еще, он признан массой, считается модным и прикольным…
…Эдгар закашлялся, картинно прижав пальчики к губам. Верховцев остановился и больше уже не возобновлял этот рассказ.
–Почему вы вечно всем врете?
Тут у Верховцева зазвонил телефон колокольчиком «Женя», и он проигнорировал вопрос.
–Что сказали? – поинтересовался Эдгар, когда доктор окончил разговор.
–Хорошо.
Это означало, что одна из девушек Никиты беременна, и что срочно нужно принимать какие-то меры. С другой стороны, враги надеялись, что он прекратит интервью и станет посмешищем для всей страны.
Верховцев видел единственный путь, который считал правильным.
–Я скоро стану папой, – улыбнулся доктор телезрителям, – поэтому я уйду ненадолго…
Сместились кромки на шпингалетах, дёрнулся и завис серебристый парашютик, ёлка осыпалась жёлтыми иголками, Кемаль Ататюрк был признан Великим Папой Римским.
Лопнул рябиновый пузырь. Мама опять забыла постирать носки. Кто-то смотрел на дождь и пил чай с малиновым вареньем. Бизнесмен сокрушался над нерадивостью сотрудников.
Рассскажите нам, как пастор пил касторовое масло. Пастор, пастор пил касторовое масло.
Верховцев оказался снова напротив свеженькой и здоровой Евелиной Енченко. Она источала аромат лаванды и крыжовника – редкое, но убедительное сочетание.
–Что вы думаете о нашем глубокочтимом Диктаторе?
–Да я о нем вообще не думаю, сдался он мне, – доктор даже насупился. – Не думайте о нем – и он, уваля, пропадет из вашей жизни.
–Так что? Не обращать внимание на те мерзости, что он творит? – личико Евелины Енченко покрылось красными пятнами.
–Карайте по закону, когда можете карать, и освобождайте по закону, когда можете освободить. Вот и всё. А Диктатор пусть остается в своих фантазиях и грёзах.
Енченко была уже пунцовой, когда пришли особисты из Борьбы с Несуществующим. Они вкололи снотворное всем участникам группы интервьюирования и секретарю Алисе. Доктор Верховцев остался один на один с Агентами. Старший подошел к нему и процедил:
–Наши вопросы будут не столь остроумными и не столь провокационными, но интересными – так уж точно. Итак, кто оплачивает ваши незаконные эксперименты?
–Есть определенные люди в бизнес-кругах… Достаточно высокие и влиятельные, чтобы я мог спокойно работать и ни о чем постороннем не задумываться. И главное, не просить ничего у этих сварливых закостеневших старикашек из Ученого Совета.
Агент понял, что инициатива перехвачена красноречивым выпадом Верховцева. Экзамен на Высшую Агентуру безнадежно завален.
Ловкие ответы и ловкие уходы от ответов – всё перемешалось. Мы ведем репортаж из штаба «доктора-старообрядца».

«Что-нибудь еще, опальный доктор, директор театра страстей человеческих?» – говорили Никите Верховцеву, когда его везли в наручниках в машине с зарешеченными окнами.
«А что тут сказать? Зарядим-ка по кабакам!»
И никто не посмел уже нарушить музыку.
Через несколько минут по всем каналам Центрального Телевидения показывали сенсацию: арест мятежного доктора Верховцева.
Только вот доктор был не так прост, как хотелось взволнованным чиновникам. Он просочился сквозь дыры в бюрократическом аппарате, не оставив даже следа.

 
«Почему вы не организуете своих Агентов. Агентов Сопротивления, которые будут явно или неявно противостоять Агентам Диктатуры?» – вопрос всплывает в голове сразу, как хороший утопленник, а набрать и отправить его оказывается сложнее. Окошко чата висит на экране как икона: я сложил ладони и волновался, словно просил прощения за грехи.
«Агенты – признак Системы. Мы не можем позволить себе стать Системой. В этом ключ к нашему успеху. А ты что же, предлагаешь нам сдаться?.. Принять правила игры врага?..»
Несколько раз перечитав сообщение, я в который раз удивляюсь тому, как бескомпромиссна и отважна Айсидора. Ей хватает силы духа работать в сердце Правительства, искусно маскироваться под вполне обывательскую и пристойную особу, а самой растить зерна грядущей Революции. Такая женщина, наверное, могла бы позировать современному Делакруа.
Строчки понеслись беспорядочным потоком. Я потею, пытаясь выловить смыслы и отчётливые намеки. Мозг перегрелся – воняло гарью. Посреди никчемной квартиры, где нет никого, кроме бумажного короля ящериц, творилось интеллектуальное безумие.
«… по спецоперации СС Черепкова…»
«Что означает СС?» – встрял я в пространственный монолог Айсидоры, написавшей пару абзацев по инерции, прежде чем воспринять вопрос.
«СС значит Солдат Сопротивления. Это статус Черепкова, его кредо, жизненный стержень. Правда, наши переиначили немного и расшифровывают СС, как Сигизмунд Сергеевич».
Айсидора сидит в уютном кресле личного кабинета в здании Правительства, а я валяюсь с ноутбуком под столом и вынужден внимать ей: моим идеям не хватало стабильного финансирования, которое добывается либо покорностью и смирением, либо харизмой и наглостью.
«…Я хочу свергнуть верхушку Правительства, чтобы выставить требования самому диктатору!»
В этом-то и была ошибка: она не дерзнула метить на самое главное лицо государства. Обидно, когда финансами обладает женщина посредственного интеллектуального пошиба, а не ты, рвущийся нести свет в темные закоулки.
«Спускайся в метро. Там получишь дальнейшие указания».
«А поощрение?» – кажется, я привел Айсидору в замешательство. «Ну, за мою работу, за бескорыстную помощь Сопротивлению. И еще стимул для дальнейших свершений», – написал и сам испугался своих желаний.
Как во мне раньше умещалась эта самоуверенность? Где и под какими масками скрывалась? Сейчас, чую, буду приструнен или резко обломан. С опаской жду сообщения типа «Если что, мы вас наградим. Посмертно». Приходит:
«Веб-камера есть?»
Набираю растерянно «Да» и получаю видеозвонок. Айсидора – прекрасная, как лучи восходящего солнца, – танцует, виляет задницей, постепенно обнажаясь. Я сыплю смайлами восхищения и расстегиваю ширинку.


Гранитом вымощена дорога в ад. Картонные шаблоны и очередной выводок наскоро вылепленных людей пинали двери и текли угрюмым потоком. Лотерейщицы сворачивали столики, прикидывая, сколько заработали сегодня на лохотронных билетиках. Щелкали красные жетоны с древним символом дьявола-мефистофеля «М». Гарпия в будке зорко следила за людьми, готовая при первом же нарушении вылететь и  со свирепым клекотом схватить преступника. У нее в помощниках парочка циклопов, которые пока переваливаются с ноги на ногу и от скуки чешут дубинками яйца. Пройти не составляет труда, если ты сосредоточен и обыденен, не пытаешься выделяться и произносить страстные обличающие речи. Оранжевые часы сообщили, что прошло 20 секунд от начала нового отсчета.
Разгуливали по платформе романтики в спортивных штанах. Они лапали своих девушек за выпуклости и лили сладострастный сок признаний во всех мыслимых и немыслимых чувствах. Девушки задумчиво запускали ручки кавалерам в карман и оценивали размер и гладкость кожи кошелька. Если он их устраивал, они поднимали брови в удивленную дугу и сворачивали губы, как у резиновой куклы.
Солидные дядьки сжимали дипломаты как члены в туалете: крепко, ответственно – с годами паранойя «потерять его» усиливается. Свиные головы переваривали сметы, графики и отчеты, отрыгиваясь умными словечками. Существам второго сорта, им несколько неприятно ехать вместе с сортами третьим и ниже – это как зайти в сарай полный навоза.
Скучные лица, вылепленные словно из осеннего тумана, колыхались безразличными водорослями. Если они натыкались друг на друга, то бормотали «звните» и расползались, чтобы никакие посторонние элементы не нарушали благословенной стабильной унылости. Газонокосилка судьбы никогда не может справиться с этими сорняками: таких слишком много и они слишком податливые, даже готовы помогать скашивать здоровые растения, обвинив их в эстетической неполноценности.
Кто-то спешил после пьянки в общагу. Студенты живее остальных смотрелись. Видно, что ребята не сталкивались с настоящими проблемами. Что же, жизнь ждет их, чтобы как следует отдубасить и отправить в веселое плаванье бессмысленным куском говна. За теми, кто выстоит – будущее.
Дети еще не знали точно, кем станут. Они играли в свои игры и украдкой присматривались к типажам взрослых: выбор невелик, но овеян ореолом некой недоступной свободы.
Конечно, было предостаточно и юродивых, городских сумасшедших, гостей из стран не столь отдаленных… Как второстепенные персонажи нашего глупого мультика.
Дунуло затхлым подземным воздухом. Оранжевые часы напыжились как восклицательный знак. Зеркало скривило физиономию, бормоча что-то про Доплера. Приползла синяя гусеница… Я ввалился в нее пофигистическим разгильдяем. Дама старшего, потерянного, поколения презрительно уставилась на меня – климаксичная интеллигентка налицо, мнительная до одури.
Средняя наполненность вагона… Вялая грядка – вот, как следовало бы назвать пассажиров, – серая и непримечательная. Диктатор бесится – люди терпят, ждут святой воды, чтобы изгнать нечистую силу.
Голову заполняет гудением пчёл, потом понимаю, что это кричит множество маленьких я. Убегаю обреченным взглядом, вижу желтую дверь, которая радуется отсутствию стен. Соблазняют своей целительностью таблетки, подмигивают стеклопластиковыми глазками окна, запчасти сурово косятся на подобное безобразие и безнравственность.
Лечение от алкоголизма.
В центральном механизме оборвалась невидимая нитка. Ком крутился в горле, плыли раскалённые слова, но я не поддался на конформистские штучки сознания.
…Быдлос – шуршали мысли, как шёпотки на дворовой лавочке. Ничего путного из этого не вырастет… Немытый, завалился… Надо внука из детского сада забрать… Перегарище… Пофиг… Пофиг… Пофиг… Нет мыслей… Нет мыслей…
Концентрация будничного примитива. Тряслись тела в такт скачущего по рельсам состава – податливые и сосредоточенные на маленькой внутренней империи. Будто их жизнь важнее того, что сейчас здесь происходит. Лорд Куфарчук улыбался то с новой модели огнетушителя, то с зеленого сукна бильярд-клуба, то с татуировки на женском плечике.
«Не забудь номер. Номер не забудь», – заплясали буквы социальной рекламы, словно мной, как стрелкой во время спиритического сеанса, водил кто-то властный. Я понял, что…
«Выгода твоя в деле, а не в мыслях. Держи ухо востро, но не гнушайся молчанием… Сидр ничто – похмелье всё…» – голова закружилась от подконтрольных дерганий. Благо, затхлый сквозняк не давал упасть в темную, холодную нору. То, что не замечаешь раньше, рано или поздно приходит с отплатой: передо мной сидела тряпичная кукла человеческого роста. Я едва удержался на поручне.
Закашлял Агент в углу вагона… Спину обрызгали мурашками. Нет, он следит за парнишкой-торчком из соседнего. Я вроде ничем не выдаю себя. Разноцветное и сочное биополе парнишки определенно заглушает моё – скромное, сидровое. Агент почитывал газетку и иногда поглядывал через окошко. Парнишка явно бредил собственной гениальностью, упивался озарениями, упрекал примитивную ограниченность. Его жестикуляции то пускались в непроизвольное попустительство, то издерганно замирали в кататоническом ступоре.
Чума пряталась как старуха-ворона, как наивная тетеря, в мгновение ока оборачивающаяся кровожадной  синицей, мечтательной и остроклювой.
Старость… Плесень… Закостенелость… Отмирание… Невосприимчивость к изменяющемуся миру… Заглушение внешних волн внутренним консервированным черносливом.
Кукла сказала:
–Сунь мне руку между ног. Там послание.
Ее заштопанное лицо выражало внимательность и строгость. Синяя пуговица левого глаза болталась укоризненным маятником. Сиреневое платьице из цветной бумаги на тряпичном тельце выглядело нищенской ухмылкой. Одна нога заканчивалась коленом, туго закрученным проволокой, чтобы поролон не вылез. Руки – нелепые, треморные приспособления – переползали туда-сюда, иногда задевали соседнего, напыщенного гражданина, но тот игнорировал эти поползновения. Импотент. Можно подумать, твоя карга лучше… или резиновая кукла Оксана… или дочь соседа – развратница Леночка.
Состав дёрнуло, словно мы перепрыгивали через ухабы, – меня слегка отбросило инерцией. Бормотал старик о победе над прогнившим транс-ведьмами Запада… Эх, возьми ты гармошку да иди на паперть зарабатывать на хлеб юродивостью. Трещали мысли как неисправная проводка.
Я сунул руку во чрево куклы – и она лопнула! На радость ослику Иа… Полетела мишура и листы бумаги, на которых было что-то написано. Меня охватила нелепая паника, и я стал ловить их, распугивая шипящих гадов, пока в руки случайно не спустился листок с номером.
Голос объявил следующую станцию, я приблизился к двери – информация о цели уже прочно сидела в мозгу.


На лестничной площадке я столкнулся с подозрительной семейкой, возвращавшейся домой. Муж подшофе долго не мог найти ключ, а потом попасть в скважину. Женушка сварливо шипела на него, хотя сама еле держалась на ногах. Размазавшаяся тушь и пышная прическа, перемешенная с листочками и веточками, делали ее особенно жалкой. Две девочки – лет 6 и 8, – взявшись за руки, стояли в сторонке: молча. Надутые лица выдавали их детские непосредственные эмоции. Они же пили лимонад, а с тем, что превратило маму с папой в очень странных и неприятных маму с папой, им предстояло познакомиться в восьмом классе. Кстати, именно из-за него старшая лишится девственности в 15 лет, а младшая переживет несколько выкидышей и подхватит инфекцию матки.
Завидев мою скромную персону, мать подтащила к себе детей и прижалась к мужу. Словно от меня исходила какая-то опасность, или я мог вторгнуться в их плоский мирок. Даже расхотелось преодолевать последнюю ступеньку.
В этот момент мужик совладал с ключом, дверь открылась, и семейство поспешило протиснуться за «оборонительный вал». Визг потревоженной кошки был последним напоминанием об этой непримечательной встрече.
Нужная мне дверь находилась как раз напротив. Не сомневаюсь, что изучающий глаз давно просканировал меня. Я помнил, что стучаться не стоит: откроют, когда это будет необходимо. Но долго ждать не пришлось.
На пороге стоял Человек-сова.
–Вытри ноги, – сказал он глубоким гортанным голосом. Я подчинился, а Человек-сова протянул руку-крыло и, приобняв плечо, поторопил меня в квартиру.
За это время удалось его хорошенько рассмотреть. Нижняя часть у него была человеческая: застиранные, бледно-голубые джинсы и кеды – вариант провинциальный студенческий. Корпус постепенно переходил к совиному: если на торсе рос какой-то рыжий пух, то грудь уже была полностью в оперении. Голова – где-то в полтора раза больше человеческой – смотрела желтыми блюдечками. Никогда не удавалось столкнуться с проявлением совиного так близко.
Мы с ним были примерно одного роста, но из-за торчащих ушей Человек-сова выглядел выше.
–Может, ты думаешь, что я заколдованный принц? – вдруг резко спросил он.
Я не нашел ничего умнее ответа «нет». Тогда мы обменялись «рукокрылопожатием». Как я и предполагал, конечности Человека-совы были своеобразным гибридом рук и крыльев.
Хотелось задать еще несколько биологических вопросов, но я как-то постеснялся.
Квартира больше походила на притон, чем не место, где готовятся заговоры и теракты. Повсюду валялись пустые бутылки из-под сидра. Некоторые серым опушением недвусмысленно демонстрировали срок лежания. На кухню вел след из сгущающегося обилия пустых пакетиков, шелухи, засохших сосисочных оберток, чаинок и всяких бумажек.
В воздухе витали странные гнилостные ароматы и густая пыль. Наверное, часто проводились совещания и в целях конспирации форточки не открывались. В большой комнате за столом, покрытым частично сползшей матерчатой скатертью, сидел небритый юноша с покрасневшими глазами. Вероятно, он не спал несколько суток, хотя выглядел бодрым и энергичным.
Завидев меня, юноша вскочил, засуетился, уронил стул, стал осыпать всё и всю проклятиями – резко успокоился, заключил мою руку в замок шершавых ладоней. Человек-сова в это время вращал головой: то в одну сторону на триста шестьдесят повернет, то в другую.
–Вы принесли послание, – говорил юноша. – Сегодня вы совершите теракт против основ Диктатуры. Очередь «в герои» не выстраивается – вы первый, хе-хе. В авангарде, – я думал, моя рука отвалится: так она тряслась.
–Я…
Юноша тут же перебил меня:
–Ни слова больше! – его глаза становились сладко-безумными, – …пока мы не выпьем!..
Человек-Сова любезно принес из кухни запечатанную бутыль без этикетки. Стало немного не по себе: в голове складывались по образу одной единой мозаики небольшие пунктики, которые по отдельности вряд ли имели какое-либо решающее значение. Я копался в сознании, перебирая мыслимые и немыслимые решения, чтобы отыскать ключ – первородную альфу, начало начал, путь к пониманию Смысла в божественном целом, а не в дьявольских деталях.
Открыв на глубине глаза, сквозь муть, из синей перетекающую в черную, я столкнулся с полутемной комнатой. Приход вечера как раз был ознаменован включением фонарей. Лицо человека на плакате, висевшем перед кроватью – там, где у старушек, обычно, висят иконы, – походило на затягивающую мысли воронку, колодец, окруженный черным ореолом. За дверью тихо бормотала расстроенная гитара, на кухне монотонно капала вода… кап… кап… кап… словно шла за мной по пятам: кап… кап… кап… кап… кап…
Я стоял со стаканом, опершись на стенку; небритый гаврош курил, устроившись с ногами на подоконнике.
–Где ты был? – спросил он.
–Там, откуда не возвращаются.
Горел костер, иногда похожий на голую лампочку, без абажура. Дворники сжигали мысли или стирали их ворсистой тряпочкой. Кап… кап… кап… вот я и пришел: левой, левой… раз… кап… раз… кап… разкап… два.
Сквозь серую, засаленную занавеску виднелась улица, барахтающаяся в вечерней суете. Человек-Сова любезно протянул мне бутыль без этикетки, с бесцветной жидкостью внутри.
–Спасибо… – слово столкнуло меня взглядом с двумя багряными монетами, в которых отражались марсианские пески и красные шторы запретных комнат.
На этом телевизионная передача закончилась. Я переключил на политический канал, где показывали награждение из Фонда диктатора деятелей науки, правосохранения и другого бизнеса. Грач получил документ с юридическим утверждением его преференций. В новостном блоке Эдгар назвал это «карт-бланшем на экономическое уничтожение соперников».
Стоп!.. Я что? Проснулся?..
Кукла поцеловала меня заштопанными губами и спросила:
–Так что ты, всё-таки, понял?
–Нас никто не ждет.
…голос… голос объявил прибытие на станцию…
конечная?..
крайняя?..
Лёгкий полуночный блюз от Виолетты Гарбуз. Зацокали каблучки под сочные аплодисменты:

Ночь играет
                картами штор,
часы пробили
                вот только что.
Левый ветер
                принес туман,
А правый ветер –
          самообман.

И ничего нет, нет, нет;
не написать ни строчки.
Сверкают в небе глаза комет
ночной серебряной цепочкой.

Когда музыка умолкнет, я напишу вам, что произошло со мной, куда я окунулся. А рухнул я в чудовищную инсталляцию. Грач обещал, что будет не больно, но он, как продажная капиталистическая птица, не поймет полёта другой птицы – живой… волшебной.
Вкус возвращают какие-то забавные конфетки. Осталось только прислушаться. На платформе стоят заблеванные дураки и торгуют поношенными штанами и яблоками с червоточинами. Я подхожу к одному: он прыгает и жонглирует глазами как теннисными мячиками. Представление сменяется гулкими ударами часов и механическим женским голосом.
Поезд приехал, но из него никто не торопился выходить, потому что на очереди была следующая станция. Вот там-то всё и развернется. По-настоящему.

Ночь гадает
                на даму пик,
и умирает
                где-то старик.
Ангел слева
                приносит меч,
Ангел справа –
              слово и речь.

И ничего нет, нет, нет;
не написать ни строчки.
Сверкают в небе глаза комет
ночной серебряной цепочкой.

Кап… и тишина.
Человек-Сова ухал на ветке ели. Поднялась вьюга и скрыла мир от бессовестных глаз. Когда тьма закончилась, я встретился с небритым юношей на кухне, внешне нисколько не изменившейся.
–Что это такое? – спросил я; голос дрожал и хрипел как умирающая собака.
–Новый властитель. Он давно создан, он ждет – самый благоприятный час для революции.
«Люди станут покорными, как ягнята, как куклы с ампутированным мышлением, как беспечные дурачки, которым ничего от жизни не нужно, кроме полного стакана и ящика с веселыми шутками и мудрыми речами власть имущих».
Мне показалось… показалось, что за мной пришли. Они уже здесь. Здесь?!
Неужели Сопротивление подчиняется Агентуре… Тогда есть ли смысл вообще бороться?..
Мысли лежали голыми и беспомощными передо мной. На всеобщем обозрении – пошло и некрасиво. Юноша неспешно подошел и произнес:
–Мы все можем быть Агентами. И я, и Человек-сова, и Оголенный провод, и Чифифо, и Шестерня, и т.д. и т.п. И это замечательно! Вы понимаете, мы бесструктурны, бессистемны, но в случае необходимости можем соединиться в простейшие структуры. Мы действуем поодиночке, но цель у нас едина. Нас не подкупишь и не сломаешь. Агенты вербуют некоторых наших, ну а мы не вербуем Агентов. Система боится бессистемности! Вам может показаться, что наша бессистемность – искусный вариант некой, более совершенной системы. О, бросьте эту паранойю. Мы вирусы. И вы тоже вирус. А еще, вы Агент, поэтому сейчас придется очистить ваше сознание.


{ПОСЛЕДНИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ}[http://www.proza.ru/2015/03/17/527]