Бирюки. Ч. 18

 
        Аркадий Сергеевич продолжал заботливо утирать потоки Тонечкиных слёз.
- "Исправить ничего нельзя...Да Бог с тобой, в твои то годы! И даже думать не смей: "Повешусь"! Пойдём ка лучше ко мне, я тебя чаем напою. Знаешь, какой у меня коньячок водится? О! По капельке перед сном - и всю печаль, как рукой снимет. Пойдём, пойдём, моя хорошая". Ласково обнимая Тоню, Аркадий Сергеевич ввёл её в свою, холостяцкую по сути, квартирку.
       Постепенно и незаметно для себя Тоня успокоилась, почувствовав столь своевременную и необходимую поддержку. Ей даже не с кем было поделиться своими переживаниями: мама, узнав бы она о случившемся, снова начала бы пилить да упрекать, а подружкам и вовсе рассказывать ничего нельзя - вмиг по деревне разнесут дополнительную пищу для пересудов. В эту осеннюю длинную ночь она рассказала Аркадию Сергеевичу о всех своих девичьих бедах и неудачах, связанных с Борисом и Петром.
- "Не переживай, Антонина! Прорвёмся! Послушай, что я тебе скажу: потерпи ещё немножко. Конечно, в этой дыре тебе не место, и шансов повстречать свою судьбу - маловато. Как только я вернусь в Воронеж главврачом, сразу же заберу тебя в свою больницу. Ты девушка толковая, грамотная, мне специалисты надёжные будут нужны. По началу в общежитии пропишешься (у нас хорошее общежитие для сотрудников), поработаешь бухгалтером, а там придумаем что-нибудь, куда тебя получше пристроить. Договорились?"
- "Договорились" - еле слышно, веря и не веря до конца в предложение директора, ответила Тоня.
- "Ну вот и ладушки! Я в выходной из дома тебе книжек привезу. У меня отличная коллекция, такой дефицит имеется, что и в городской библиотеке не сыщешь, не говоря о сельской. Жена недавно книжку прочитала, "Джен Эйр" называется, так нахваливала! Вот почитаешь - отвлечёшься. Всё потихоньку уляжется, уж поверь мне. А ещё лучше - время не теряй, а готовься к поступлению в институт. Пожалуй, учебников тебе привезу. Всё у тебя будет хорошо! Ну и я всегда рядом - помни об этом. Если грустно станет - заходи! Поболтаем о том, о сём, чайком побалуемся."
       Напоив гостью чаем, вселив в неё надежду, Аркадий Сергеевич на этот раз проводил девушку до самого крылечка квартиры.
- " А твой Петька - дурак, раз сплетням поверил и не стал за тебя бороться. Хоть бы уж пришёл мне морду набить - и то было бы достойно уважения. А он - в кусты без боя; так, не мужик - тряпка. Не убивайся по нему, Тоня, не стоит он твоих слёз." - сказал Аркадий Сергеевич на прощание, галантно поцеловав девичью ручку.

                Эпилог.

       Спустя год, Аркадий Сергеевич, как и предполагалось, был утверждён в должности главврача областной психиатрической клиники, а через пару месяцев, как и обещал, оформил для Тони перевод. Тоня спешно покинула своё временное пристанище, особо ни с кем не попрощавшись. С болью в душе она уезжала из деревни, но в большей степени -  с радостью, надеждой на перемены к лучшему в своей жизни.
       Спустя несколько лет, до деревни докатились слухи, что Тонька работает у Аркадия Сергеевича начальником отдела кадров, что она удачно вышла замуж за психиатра, то ли азербайджанца, то ли армянина по национальности. Говорят, что живёт, как сыр в масле катается: муж её любит - души не чает, на руках носит; что закончила институт, стала важной, высокомерной, одно слово - начальник. Детишек к тому времени у неё вроде бы ещё не было.
       А Пётр так никогда и не женился - сдержал свою клятву. При прадедах на Руси не столь позорно было в старых девках остаться, как бобылём. Но времена меняются. Пётр предпочёл коротать свой век один-одинёшенек. Так и прожил Богом отпущенную жизнь в глухой умирающей деревушке, зажатой высоким бугром с одной стороны и непролазным лесом - с другой, в обществе трёх родных по крови женщин. Племянник Андрюшка, едва закончив восьмилетку, уехал из родного гнезда. Отслужив армию, осел в городе, женился, народил дочку. Судьба его оборвалась внезапно в молодые годы: то ли произошёл несчастный случай, то ли убили его - никто толком так и не узнал.
        В те времена молодёжь тотально уезжала из деревни: умных и глупых, красивых и не очень, талантливых и бесталанных, рукастых и криворуких, деловых и бездельников - всех, словно губка, жадно впитал в себя город. Детишек в Корзиновке с каждым годом на свет появлялось всё меньше и меньше. Население старело, полностью исчерпав ресурс воспроизводства. Одна за другой пустели избы, чаще всего по причине смерти хозяев. Тех жителей, что ещё шевелили ногами, и не желали насовсем перебираться в город, дети забирали к себе на зиму. На краю села, где жил Пётр, в зиму оставалось три-четыре жилые избы.
Пётр по-прежнему много читал, вёл наблюдения за природой, делая записи и наброски в толстые общие тетради и альбомы для рисования. Лишь лес да река оставались его настоящими друзьями, с людьми же он почти перестал общаться, разве что - по работе. Всё реже он захаживал в крайнюю от леса хатку, пока однажды связь не оборвалась совсем по причине Глашкиной смерти.
Пётр пережил её лет на семь.
        Настя по очереди схоронила сначала Петра, затем - маму, вслед за ней - Ольгу. Все они отошли в мир иной во сне, без мучений, их лица на смертном одре были спокойнми и безмятежными, не обезображеными болезненными страданиями: словно мама, Пётр и Ольга отбывали здесь на Земле пожизненное заключение и вот наконец-то освободились, отработав в полной мере свои кармы. Настя осталась одна в своей ветхой избушке в почти опустевшей деревне.
       Для больной Оли, старой мамы, странного Петра она была единственной опорой. Ради них, самых близких, она пожертвовала своей личной жизнью, несостоявшимся счастьем, нерождёнными детьми. Бог не мог не заметить этой жертвы. Однажды за бабой Настей из далёкого города приехала повзрослевшая внучатая племянница (дочка Андрея) и забрала её, вместе с немудрёными пожитками, к себе домой.
       А в Корзиновке не осталось ни единого человека. Лишь внуки, да правнуки сельчан, когда-то живших в деревушке, съезжаются на лето в это необыкновенное сказочное местечко, чтобы напитаться живительной силой из истоков своих предков.
...Тянет, всё таки тянет всех нас к родимым местам.