Наше всё Царская невеста

17 марта любители оперы в кинотеатре «Художественном», благодаря киноверсии фестиваля «Золотая маска», оказались в Петербурге в Михайловском театре на знаменитой опере Римского-Корсакова «Царская невеста». В постановке популярного сегодня питерского драматического режиссёра Андрея Могучего.

Не могу сказать, что я большой любитель оперы, но люблю Петербург, было интересно побывать в его Михайловском театре на опере с таким претенциозным названием, покорившую публику ещё в далёком 1898 году. Небольшой коллектив любителей оперы в Ульяновске создавал камерную атмосферу: я совершенно не жалею, что остался до конца оперы, и даже впервые почувствовал вкус к достаточно условному оперному жанру. 

Классическую постановку «Царской невесты» по пьесе Мея, по мотивам реальной, но малоизвестной историкам  женитьбы Ивана Грозного, и поэтому, кроме главной идеи гибели царской невесты, полностью вымышленной драматургом,  я, к сожалению, не видел. Поэтому сравнивать постановку Могучего по силе впечатления было не с чем. Он создал, как сейчас принято говорить, экспериментальный и провокативный спектакль, в духе нашего скандального века.

Однако гениальную музыку Римского-Корсакова трудно испортить, и голоса певцов были прекрасны: чувствовалось, что это «высшая лига» оперного мастерства. Известно, что оперу надо слушать, и «Царскую невесту» хотелось слушать, особенно если иногда прикрывать глаза и не видеть, что происходит на сцене. Потому что экспериментальное искусство, привнесённое Могучим на оперную сцену, не всегда хотелось видеть.

Нет, были, конечно, и восхитительные сцены, когда появлялись «царские невесты» в белых венчальных платьях, грациозные и величественные. Удалась концовка,  сцена гибели «царской невесты» Марфы и любовницы опричника Григория Любаши, и самого раскаявшегося Григория. Великолепные голоса и слёзы на глазах оперных певцов, которые даёт возможность увидеть киноспектакль, вызывают глубокий отклик в душе. Но были у режиссёра Могучего и могучие провалы.

Белинский в рецензии на творчество одного известного своего современника сказал: «Слишком много дёгтя…»  У Могучего слишком много опричнины, и мало царского. И слишком много балагана и даже примитивного постмодерна. В сочетании с царской эпохой постмодерн выглядел убого. 

Особенно «били по глазам» очки на главном опричнике Малюте и его жертве Иване Лыкове: два очкарика из XVI века вызывают странное чувство, и совсем не сопереживание. После такого эпатажа, на пиджаки и куртки других героев оперы, на фоне опричных бород, халатов (почему халаты?)  и сабель, уже не обращаешь внимания.   

Проносы громадных слов по сцене, поясняющих происходящее, вроде: солнышко, чарки, любовь, зелье и множество других, банальнейших, вопросов не вызывают, но навевают на мысли об отношении режиссера к публике, за кого он её считает…

Наконец, вершиной драматургии Могучего стали, по-моему, собачьи морды на опричниках, кои он поместил им на грудь. Особенно выделялась пасть бультерьера на Малюте.  Великую мысль режиссёра понять здесь нетрудно, однако, зачем же посуду бить –  показывать безобразное в опере, где говорят о прекрасном, вообще-то. Злодеи ведь совсем не обязательно выглядят как уроды,  чаще бывает совсем наоборот.

Киноспектакль интересен тем, что позволяет увидеть интервью со многими участниками далёкого сценического действа, было  интервью и с режиссёром Могучим. Он говорил о шекспировских страстях в «Царской невесте»,  ведь они из одной исторической эпохи. Но Шекспира в постановке Могучего не было. Их заменили толстые пропагандистские намёки,  вот только они совсем не прекрасны, и это не Шекспир…   

Царские невесты, в белых венчальных платьях,
На Опричный пиру, с ядом Бомелия в чашах,
Любовные страсти, достойные пера Шекспира,
Брошены в балаган «собачьего мира»,
Силой Могучего кумира… 


У каждого своя мера

Прямая трансляция спектаклей фестиваля «Золотая маска» в кинотеатрах России – вещь вообще-то потрясающая. Прихожу в «Художку», 6 марта,  -  и попадаю в московский Театр им. А.С. Пушкина, на спектакль «Мера за меру» Шекспира нашего Уильяма, да ещё в постановке английского режиссёра  Деклана Доннеллана.  Должен признать, киноспектакль даёт полное ощущение, что ты на спектакле в Москве, причём в первых рядах партера! Теперь театралам в Москву ездить не нужно! Правда, они этого ещё не знают, и аншлага в «Художественном» не было.

По моей мере, Шекспир в постановке английского режиссёра всегда интересен: всё-таки взгляд соотечественника. «Мера за меру» считается комедией, но это, скорее, философская притча о силе власти, любви, зла и прощения, только приправленная шекспировским грубоватым смехом для лучшего понимания. Эта тема – вечная, и особенно актуальная в переломные, или переходные, эпохи, одну из которых мир, несомненно, переживает сегодня. Посмотреть на наши проблемы и беды глазами шекспировского гения – это дорогое и тонкое удовольствие.

Шекспир напоминает нам, что закон может оказаться в руках негодяя, а формальный нарушитель закона  может быть случайной жертвой, и порядочным человеком. Что любовь может подвигнуть человека на подвиг, и спровоцировать на подлость. Все страсти успокаивает прощение в соединении с умом венского герцога Винченцио (по-нашему – царя). Всех прощает он, даже злодея Анджело, и только пересмешник и лёгкий лжец Люцио (наш «Комеди клаб») получает в наказание плетей.   

Актеры пушкинского театра играли, на мой взгляд, превосходно. Что же касается режиссуры… У нас почему-то принято об иностранных авторах говорить или хорошо, или ничего, общие фразы. От этой привычки пора отказываться.

Английский режиссёр отдал дань всем фетишам современной сцены, абстрактным перформансам и балагану. Особенно хорош был венский герцог в деловом современном костюме с галстуком и в очках, и огромным дешёвым советским чемоданом в руках. На фоне монашеских средневековых капюшонов. Я бы предпочёл увидеть старинные одежды и на других актёрах: сильная идея режиссёра, что шекспировские страсти скрываются сегодня под обычными костюмами, мундирами и платьями, немного удивляет. Неужели её нужно так разжёвывать?      

На таком актуализированном фоне приятно отметить, что сам текст шекспировской пьесы остался без  изменений, чем мы обязаны, наверное, солидному возрасту режиссёра. Однако, на мой нестоличный взгляд, Доннеллан зря заставил актеров постоянно бегать по сцене толпою, изображая народ: после первоначального недоумения, эта экзотика стала раздражать, так как отвлекает от текста пьесы, шекспировских стихов, смысла происходящего на сцене, что важно всегда у Шекспира.   

Наконец, нельзя не сказать, что Доннеллан  отдал положенную дань сценам любви в пьесе, но ещё большую - новомодным (и уже непременным?) сценам секса, и голого мужского тела. Если раньше художники сцены слегка раздевали женщин, то Доннеллан раздевал мужчин, причём до костюма Адама, а женские соблазны остались на заднем плане. Вряд ли Шекспир был бы в восторге от такой трактовки своей «Меры» далёким соплеменником.

Впервые я увидел на сцене имитацию  полового акта, просветили, так сказать, сообщили, что театру уже и низкие сцены совершенно не чужды…  Всё это навевает на мысли об известной нетрадиционной ориентации английского режиссёра, подогнавшего здесь под себя Шекспира. Шекспир-то всё выдержит, а вот театр может потерять часть публики, и лучшей…

Что имеем в итоге? Фестиваль «Золотая маска» представил нам во всероссийском  киноспектакле, можно сказать, современный московский и английский театр в одном флаконе. Однако, театральная глобализация!