Её дневник

  ...душа ее простиралась очень далеко. На шестнадцать страничек. Там разветвлялась на штук сорок оттенков и пару фотографий. Что ей нравилось больше всего -  не нужно было каждый день поливать. Пропалывать изредка, да клопов выбирать. Вот и вся забота. Хотела ещё живность завести. Но потом отказалась - уж больно хлопотно - изгородь ломают, мычат, лютики топчут...

    А как она любила поутру притащить клочок какой-нибудь цитаты... уммм... Объеденье! Все подружки приходили в гости, и она аккуратнейшим образом следила, чтобы шли по дорожкам, не перлись по отполированному английскому газону в псевдовикторианском стиле.

Правда иногда её все же заносило...она буянила и бросала фужеры в цветник, но затем каялась, каялась и вновь дышала мирролюбием. 

Но пришел Он, - страшный, злой, беспощадный. Захохотал черным вороном:

- Каток асфальтоукладчик...и поехали!!

   - Стой! - кричала она, - стрелять буду!! И лихорадочно щелкала замками дедовского ружья, досылая яркооранжевые цилиндрики патронов.

    Циника заволокло клубами сизого и вонючего дыма...

А когда он развеялся...она не могла сдержать слез. На месте прелестной фазенды было асфальтное, примитивное поле. До самого, самого горизонта…

    И тогда она выстрелила. Два раза. Сначала покончила с Ним, потом наказала себя....

    В общем все умерли.

    Ружье до сих пор хранится в смит-вессоновском институте Схоластического Модернизма, и раз в год, в память о великом Дневнике, одной маленькой, самой симпатичной девочке из близлежащей гимназии дают отсалютовать из ружжа…

А собравшаяся по случаю толпа скорбит.