Трагическая страница в жизни Бродского

     Он на родной Неве злодейски был распят -
     На дальних берегах Гудзона воскрешён.
                /Евгения Димер/

 Людмила Штерн - писатель и журналист - родом из Ленинграда. В этом городе она училась, вышла замуж и из  Ленинграда же в 1975 году выехала с семьёй в США. Она была знакома и дружна с замечательными ленинградцами, которые волею обстоятельств покинули родину, и писала о них в своих книгах.

   В книге о Бродском Людмила Штерн назвала его мучительный  роман с Мариной Басмановой "самой трагической страницей жизни поэта."

   Высокая, стройная, с высоким лбом и мягким овалом лица, тёмно - каштановыми волосами до плеч и зелёными глазами, Марина имела тихий голос, лишённый интонаций, и вялую мимику.

   Марина была художником, и Бродский был в восторге от её таланта. Он восхищался и музыкальностью Марины. Вообще, это был тот случай, когда в любимом человеке восхищает всё.

   Объективно - Марину трудно было вызвать на серьёзный разговор и услышать её мнение о чём - либо, с ней трудно было подружиться. Она не отличалась остроумием, никогда не участвовала в разговоре, присутствуя при друзьях поэта.

   Даже в разгар романа Иосифа и Марины отношения между ними были напряжёнными. Они часто ссорились, расходились, снова сходились. Бродский это тяжело переживал. Как - то он даже попытался вскрыть вены на руке, но вскоре они помирились.

   Интересно было наблюдать за поэтом, когда он весь светился и с обожанием смотрел на Марину: он не мог отвести взгляда и жадно следил за каждым её движением, за каждым поворотом головы, за каждым жестом.

   Поворотным пунктом отношениях поэта и Марины стала новогодняя ночь 1964 года. В это время Бродский был в Москве, а Марина встречала новый год на даче у общих друзей, на даче Шейниных в Комарове. В тот вечер Марина пришла с другом, который предупредил, что Иосиф поручил ему опекать Марину во время его отсутствия.

   Новый год - все веселятся, шутят. Все, кроме Марины. Она молча сидит всю ночь, загадочно улыбаясь, а  под утро, заскучав, всё  с той же загадочной улыбкой, поджигает занавеси на окнах. Вспыхивает пламя, а Марина комментирует:
 - Как красиво горят!
   По поведению "опекуна" видно было, что опека зашла слишком далеко. Друзья возмутились и выгнали его.

   А Бродский не мог вернуться в родной город, так как ему уже полным ходом шили дело, и в Ленинграде его неминуемо грозил арест.
 
   Случайно, от общих знакомых, приехавших а Москву, Бродскому стали известны подробности новогодней встречи. Он помрачнел, почуяв неладное, и, вопреки здравому смыслу, приехал в Ленинград, где его арестовали. Это было 13 февраля 1964 года.

   Того "опекуна" многие друзья вычеркнули из списка живых, так как он косвенно был виноват во всём, что позже случилось с Бродским.

   Иосиф и Марина помирились, она даже родила сына. Но по всему было видно, что их отношения обречены. Слишком разные они были по всему: по душевной организации, по темпераменту. "Вольтаж" Бродского был Марине не по силам.

   На отношения Иосифа и Марины оказывали влияние и родители с обеих сторон. Родители Марины терпеть не могли поэта и не пускали его на порог. Они были, по словам Иосифа, "потомственными антисемитами." Родителям Иосифа Марина тоже не нравилась и они этого не скрывали и с горечью говорили:
  - Она такая чужая и холодная, что между ними может быть общего? У неё по жилам вместо крови разбавленное молоко течёт.

   Сыну Марина дала свою фамилию, и даже отчество изменила на Осипович вместо Иосифович. Бродский попытался через суд опротестовать решение Марины, но всё было напрасным.

   Несмотря на всё это, Марина в жизни поэта занимала большое место. Он никогда и никого так не любил, как её, и долгие годы тосковал, мучительно и безутешно. Это было похоже на наваждение. Однажды он даже признался, что "Марина - это проклятье".

   Но она же была и вдохновительницей поэта, его Музой: поэт посвятил ей 1000 произведений. Такого нет в мировой поэзии!

   В последний раз поэт видел Марину в 1972 году, перед отъездом В Америку. Боль в душе его никак не утихала. И  в 1981 голу он горько признался:
  - Я всё ещё болен Мариной. Такой, знаете ли, хронический случай.

   Проходит ещё 7 лет. Бродский пишет поэму, посвящённую Марине, затем свою знаменитую "Эллегию".

   Но уже через год он обращается к женщине, которая была самой главной его любовью, со стихами, которые недостойны его любви:
   М.Б.
     Дорогая, я вышел сегодня  из дому поздно вечером
     подышать свежим воздухом, веющим с океана.
     Закат догорал на галёрке китайским веером,
     и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
     Четверть века назад ты питала пристрастие к люля и к финикам.
     рисовала  тушью в блокноте, немного пела,
     развлекалась со мной, но потом сошлась с инженером - химиком
     и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
     Теперь тебя видят в церквях, в метрополии и в провинции,
     на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною чередой,
     и я рад, что на свете есть расстоянья более немыслимые,
     чем между тобой и мной.
     Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
     ничего уже больше не связано;
     никто их не уничтожил,
     но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум,
     ещё одна жизнь. И я эту долю прожил.
     Повезло и тебе: где ещё, кроме разве что фотографии,
     ты пребудешь всегда без морщин,
     молода, весела, глумлива?
     Ибо время, столкнувшись с памятью,
     узнаёт о своём бесправии.
     Я курю в темноте и вдыхаю гнильё отлива.