Из Юнуса Кандыма

Сон

Я видел сон,
всего лишь сон, дурманный как полынь.
Орда чужих пришла издалека,
и не спрося обсыпала столы,
и пировала, грабила, пока
не выгнала хозяев. т.е. нас:
"Довольно вам налёживать бока:
татар-телят макар ещё не пас.
Катите все на каторгу, пока..."
Ключи вруча, мы вышли в чём были
(хозяин —гость, и не ропщи, слуга),
месили степь, косили ковыли,
курай гребли в зыбучие стога,
как штрафники, не то полурабы,
тянули гуж— не рыбку из пруда,
в солончаки кладя родных гробы,
мандат "пока..." дырявили "когда?" .
...Затем с трудом вернулись по домам,
давно чужим и всё-таки своим,
а там жульба, гулянка, грех и срам.
Удивлены... они, а мы стоим.
"Ай маладца, живые? По углам!"—
и стали нас оценочно делить
на несвоих, чужих и прочий хлам,
загривки нам натёртые солить.
"Ай маладца. живые? Наши вас
не извели под корень, дабы здесь
пересадить на кашу, щи да квас,
сердцам внушить покорства перебесь,"—
и принялись историю кроить,
под гнёт своей гораздить нашу речь,
из наших жил кому верёвки вить,
колодцы душ словами злыми печь.
По всем фронтам теснимые сперва,
в туземной горемычной простоте
мы поминали отчие права,
заветы дедов наших ,а затем,
капкан сменя на вежливый зажим,
смещанилась нессученная рать:
прислуживать повадились мужи,
а девицы— бордели убирать.
Язык гостей вошёл в наш обиход,
их вера над отцовской вознеслась,
и присмирел прирученный народ,
за чебурек принял чужую власть.

Хозяин-гость камчой вспорол мне грудь,
и белокрылый ("Хам ты, а не бек...")
сердешный голубь ("Крым не твой, забудь...")
в кровавой пене выпорхнул в побег.
"Его глаза похожи на мои!"—
шепнув, я сам очнулся в полутьме,
и принуыл, обиду затаив.
Денёк настал с кошмаром на уме.
Кому печа-люшку свою
повем?...
Ну да, я слеп
и нем.

перевод с крымского Терджимана Кырымлы