ЧУДО

By Alla Axelrod
May 2, 2011
 

    Он пахнет кофе. Иногда клубникой. Иногда чем-то неопределенным, неописанным в реестре запахов, но моему носу приятен этот набор. Интересно,  что он никогда не пахнет дрянью, в которой он валяется, мусором, принесенным на подошвах ботинок, пылью,  собранной метлой после подметания в кучку, в которую он моментально укладывается и всю ее быстренько вбирает на себя с проворностью, удивительной для его ожиревшей тушки. Но через 3 минуты он почему-то опять чистый. Не пахнет он ни кухонными обрезками, ни пролитыми обьедками -- ничего этого не застревает на его роскошной мохнатой лоснящейся шубе --  только смутный запах кофе и иногда клубники. Вероятно так было устроено природой,  чтобы это безмозглое создание источало эти два самых божественных на земле аромата. 
    Он -- это Дези, мой любимый кот.
    Самый большой в мире пофигист (не знаю,  кто он) занимает только второе место по пофигизму, потому что первое уже занято. Самый-САМЫЙ большой валяется на моем полу, распластав все пять конечностей (четыре поступательные и один помавательный) в позе "наступи на меня пожалуйста, я буду премного благодарен", естественно поближе к шуфлядке,  где его еда. Наступать на него можно, желательно грязным сапогом -- ему, кажется, больше всего нравится грязные твердые бахилы и кроссовки, чем грязнее тем ему кайфовее.   
     Впрочем, все равно к нему ничего не прилипает, как я уже объясняла, и не наступают на него люди всем весом только из нежелания видеть выдавленные кошачьи внутренности -- убирать все-таки неохота, да и не ветеринарный же морг. Наступанию на хвост, например, он совершенно не возражает, типа, стой себе на здоровье, мне по фигу, только, когда настоишься досыта, пожрать дашь? Иначе зачем здесь стоишь?
Тот факт, что рядом с ящиком, где его еда,  находятся еще кофе, мука, сахар, лекарства, туна, картошка, лук, посуда, варенье, мед, соленые огурцы, специи и  всякая другая человеческая дребедень -- его, разумеется, не интересует. Там находится ЕГО ЕДА. Зачем существуют люди? Для ублажения и услаждения ЕГО. Впрочем, никто в этом никогда и не сомневался. Ведь он был, есть и будет здесь самый важный и главный, самый красивый, самый любимый.
    Его пофигизм не имеет пределов,  доступных человеческому разуму. Его можно, без всякого сопротивления с его стороны, взять, положить под себя в качестве подушки и начать засыпать. Под запах кофе и клубники в качестве aromatherapy  -- это приближает к Нирване почище, чем любая медитация.  Он не особо любит,  когда его так нагло используют, но ему слишком лень возражать. Минут пять он честно терпит -- ровно столько,  сколько нужно,  чтобы впасть в первую, сладчайшую стадию сна, когда  начинаешь видеть голых одалисок и одалисков вокруг изумрудных источников... короче, кому какая Нирвана пригрезится. Мне на Дези снятся самые райские сны, даже если накануне был препоганейший день.
    Вот как раз в эту минуту его пофигизм начинает истончаться, и он подвигает себя на легкий протест. Видно, что даже это дается ему с трудом -- очень уж ленив. Не то чтобы сильно, но достаточно, чтобы нарушить мою сладкую грезу. Он начинает... петь. Вернее, ныть. Это ной простуженного саксофона, делающего первые шаги в нотной грамоте.
    Увы,  я знаю, что мой кайф окончен. Все-таки в нем добрых 19 фунтов, для кота это впечатляющий вес. Грыжу можно нажить, просто пытаясь оторвать его пола, а удержать на месте, если он пожелает отчалить -- дело не простое. Саксофон переключается на тромбон, постепенно переходя в сирену. Вырвавшись из моих обьятий, он шлепается на пол, вызвав сейсмический катаклизм. В Калифорнии регистрируют очередное землетрясение.      
   При распределении красоты и мозгов где-то там, где раздают эти качества,  ему отвалили первого шедрой дланью, наградив роскошной бело-черной длинной блестящей шкурой  так называемого “токсидо” окраса и классически-умильной  рожицей с сияющими зелеными очами и царскими усищами, но вот мозгов дать забыли. Дези на редкость тупой. Инстинкт выживания на уровне "жрать давай" -- это все что умещается в его мохнатой черепушке. В этих изумрудных очах не светится ни единой мысли, даже самой малюсенькой, даже кошачьей хитринки, положенной его породе. Кажется, даже инстинкт самосохранения у него отсутствует напрочь. Периодически он выбегает за двери и ввязывается в конфликты с котами и всякими другими животными, которые он, по причине ожирения, пофигизма и крайней тупости, не умеет разрешать способами, положенными кошачьей породе. Пару раз он возвращался с ранами,  которые гноились и стоили мне жутких денег на лечение, или подхватив какую-нибудь инфекцию. Почему он это делает - то есть бегает из дома, где ему тепло, сытно и сладко - спрашивать у него, разумеется,  бесполезно, ибо причин для беготни налево у него нет. Эти "причины"  были заботливо удалены в нежном 3-х месячном возрасте дядей ветеринаром, как и положено делать в нашей цивилизованной стране, чтобы не плодить ненужного потомства безродных котят, ибо, увы, мой любимец, при всей своей красоте, безродный “дворянин”.   
    Несмотря на качественно удаленные "причины", Дези  недавно начал  впадать в кризис среднего возраста, потому что ему уже 9 лет, что по кошачьему календарю означает примерно наш сороковник. Самое время впасть в тот самый период "второй молодости",  когда все еще хочется,  но уже не очень можется, только в его случае не моглось никогда, поэтому памяти об этом не сохранилось, и откуда бы ему, типичному мужику среднего возраста,  знать,  что ему хочется? 
    Ну, здесь он ведет себя не вполне типично, приблизительно раз в два-три дня пытаясь вступить в инцест со своей родной сестрой, Люси.
    По правде говоря, он не является инициатором этих эпизодов. Задирает его третий член группировки -- хулиганская тварь по имени Сара (о них обeих чуть ниже.)   Сначала она его злит, выводит из постоянного состояния летаргии, что не очень-то и просто, и смывается, как воровка с места преступления. Он озирается, дивясь, кто посмел нарушить его покой -- но той и след простыл!
Тем временем кровь закипела, а энергию девать некуда.  Рядом мирно почивает его единоутробная интеллигентная сестрица.   
     Сначала он ее лапой, эдак, лапой. Мол, хорош дрыхнуть. Люси снисходительно открывает один глаз -- чего понадобилось? Он не может тратить времени, ему неймется. Ну хорошо, что тебе надо, как бы говорит она и послушно раздвигает лапы. Но если бы он знал, что ему надо? Он ведь не знает. Сначала он слегка бутузит ее лапой, сопровождая этот жест громким мявом. Люси тоже не худенькая мадам,  и бутузить ее не очень-то просто. Ей это быстро надоедает,  она деликатно встает, потягивается и уходит, желая поменять лежбище и избежать конфликта.
    Дези, плохо соображая, воспринимает это, как удар по самолюбию, и желает  выяснить отношения. По ходу дела он пробует вспомнить, как “это” делается,  с великим трудом пытается  взобраться на сестрицу  и ухватить ее за загривок, что ему не вполне удается с его жирами, притом что она совсем даже не возражает -- видимо понимая, что все равно ничего у него не выйдет, ведь она умная женщина, намного умнее и добрее меня), она  не хочет до конца разрушать его иллюзии, пусть, мол, попробует! 
     Он и пробует.
     Все это очень шумно, а вскоре  и грязно.
     В процессе пол покрывается клочьями шерсти всех пяти цветов: черного и белого (его) и серо-буро-малинового (Люсиного). Малинового -- это я конечно ляпнула для красного словца. Она у меня обычной кошачьей “тигровой” расцветки, в белых тапочках и белом фартучке,  все, что не черно-белое,  принадлежит моей девочке. 
    Надолго его задора не хватает, вернее, он вскоре убеждается, что так и не вспомнил, зачем затеял это дело, и вообще, ему становится лень. Спать пора, есть пора... Мяв смолкает, клочья шерсти оседают на пол и забиваются по углам. Сегодняшний эксперимент окончен…
   Я смотрю на мою Люси. Вроде бы обычная дворовая кошка, каких тысячи.  Но она совсем не обычная киса. Она -- энигма, Сфинкс. В этой плюшевой головке с нефритовыми глазами больше мыслей, чем у многих хомо сапиенсов. Она только что человечьим голосом сказать не может, но понимает она то, что нам и вовсе недоступно. Ее должны изучать институты парапсихологии.  Эта кошка умеет открывать все двери и замки. Мало того, что она все понимает и чувствует – Люси кошка-эктрасенс. Она ПРЕДчувствует. Иногда мне бывает  даже немного жутковато. Я могу стоять над ней и только еще хотеть сграбастать ее в охапку,  чтобы потискать -- она уже это знает: поднимается и уходит. Очень не любит моих нежностей. Вот так и погибаю я от неразделенной любви уже 9 лет.
    Мы с Кристиной еще только в машине на пути домой говорим, что пора бы котам когти остричь. Открываем дверь-- пожалуйста, Дези валяется на видном месте, раскинув лапы ввиде половика. Даже если над ним мотать живой мышью, он может не сразу прореагировать.  Люси, однако, днем с огнем не сыскать, хотя обычно она никогда не прячется, нет у нее такой манеры. Только в день маникюра ее не видно – потому что она телепатка.
    Насчет неразделенной любви не совсем правда. Именно она единственная  из всех трех высказывает мне  свою преданность, насколько коты вообще это делают, хотя не в такой аффектированной форме, как собаки, облизывая своих хозяев.  Утром, когда в доме шумно, нянька закрывает плотно дверь в мою комнату, чтобы мне не мешали спать галдеж, телевизор и коты. Замок в моей двери давно сломан (угадайте кем), и в кухне их удерживает только миска с едой. Потом часок они заняты своей кошачьей жизнью -- лижутся, чистятся, опочивают, переваривают, писают-какают, снова чистятся. 
    Через часок-другой кухонный шум утих, наступает тишина... я только чуть-чуть открываю один глаз... ну как, КАК ЛЮСИ ЭТО ЧУВСТВУЕТ?  Потому что именно в этот момент она всем своим телом вышибает дверь и спокойненько так вползает в мою спальню, триумфально держа хвостик трубой, невесомо левитирует на кровать, подходит к моему лицу и нюхает мой нос, что означает: “Проснулась, матушка, а ведь я знала, потому и пришла именно точнехонько в этот самый момент и ни секундой раньше. Доброго тебе утреца!” 
    За ней втягиваются остальные с приветственным мявом, помавая пышными плюмажами хвостов -- это у них такое "хелло" -- сразу вскакивают на мою постель и начинают меня топтать. Я раздражаюсь, но долго злиться на них невозможно.  Сара, как всегда, издает жалобное мяуканье. Она с утра пораньше уже на что-то жалуется. Ей бы в Стране Советов родиться,  она в жалобную книгу бы строчила круглыми сутками. Дези, посидевший сегодня уже на всех плоскостях, удобно устраивается на моем теплом одеяле, нагло оттеснив мою ногу. Но "врагу не сдается наш гордый варяг". Я столь же нагло просовываю мою ногу под него, где ужасно сладко и тепло, и мы застываем во взаимном статус-кво, в котором я могу покайфовать еще пару минут.
    В этой ситуации главенствует Люси, она явно самая ласковая и любимая. Вечером она также самая последняя проводит меня ко сну, когда я еще читаю. Она долго прощается, никак не решив, с какой именно стороны ей улечься около меня. Я не могу насмотреться на ее удивительные глаза: зеленого мрамора, с таинственной стерео-глубиной… Люси почти немая, настолько редко она издает вообще какие-либо звуки. Никогда не слышала от нее мяуканья, лишь деликатное кряканье или тихое урчание. Ей все это ни к чему – зачем телепатке речь, когда она и так, без слов, все понимает? У нас с ней полное и безусловное взаимопонимание.
    Кстати, много лет назад когда я очень серьезно заболела и упала на кухне без сознания, первое, что я увидала, очнувшись, были глаза Люси, в которых, клянусь дочерью, был безграничный страх. Я не из породы чувствительных барышень и не склонна приписывать животним человеческие черты, но мне всегда казалось, что если бы она могла, Люси вызвала бы тогда скорую…   
    Сара появилась в троице последней и, как это часто бывает с самыми младшими (прошу прощения у всех младших) сразу возомнила, что она -- пуп земли. Она вообще возомнила о себе многое, и это, конечно, моя вина. Я  наделила ее всеми чертами младшеньких и любимых деток, то есть, в ней пышным цветом расцвели наглость, испорченность, требовательность, назойливость, вредительство… короче, это та еще тварь. Но как на нее сердиться, когда она так прелестна и кажется такой беспомощной?
    И кроме того... Сара еврейка. Я поняла это сразу, когда это рыжее создание появилось у меня в доме. Я поняла это  по ее первому жалобному мяву. Как только она пошла и покакала в первый раз, даже не сделав попытку загрести крошечной лапкой свое "сокровище" – у меня она была уже шестой кошкой, но первой, начисто лишенной этого инстинкта.
    Теперь лапка обросла белым элегантным меховым сапожком, но Сарочка по-прежнему не желает осквернять свои конечности никакой работой. Зачем? Другие уберут -- смерды, то есть люди, которые прислуживают Ее вечно недовольному Высочеству. А недовольна она чем-то круглые сутки. Думаю, может свозить ее на шоппинг в Блюмингдейлс?
    О да, она точно еврейка. Сара испытывает патологическую и нерациональную любовь к курице, печенке и фашированной рыбе – на уровне инстинкта, потому что она на самом деле не ест ничего из вышеперечисленного. Она приучена, как все американские кошки, к своиму коммерческому корму. Всякий раз, когда я готовлю на кухне эти продукты,  она встает во весь свой маленький росток, царапает мне ноги и душераздирающе орет: кровь предков требует: дай! Я этот приемчик давно знаю, но всякий раз ловлюсь на ее леденящий кровь вопль. Она бросается на кусочек, который я ей кидаю, будто голодала месяц... но, конечно, она не ест и продолжает попрошайничать. И так все время, пока сырая продукция не превратится у меня на плите в человеческое блюдо -- а это уже не представляет интерес для ее кошачьего носа.
    Третья и главная черта рыжей дьяволицы -- это ненормальная любовь к нашему упитанному Обломову.  Любовь эта безответная, потому что Дези неспособен ни на какие чувства, кроме голода и желания соснуть.
    Впрочем, я клевещу. Дези временами одолевает желание тряхнуть молодостью, или тем, что у него под этим подразумевается. Может у него кризис среднего возраста, потому что ему с Люси приблизительно лет 10, что по кошачьей шкале за сороковник. Короче, как только открывается дверь, он проявляет несвойственную ему проворность и его бело-черная тушка на коротких ножках исчезает в кустах. Пиши пропало -- пока он не нажрется травы, чтобы потом облевать мне пол-дома, не подцепит пару клещей, а порой еще и подерется с соседскими котами, раньше чем часа через 4 его ждать не приходится.
    Поскольку Дези -- существо лежачее, я могла бы вовсе не заметить его отсутствия... если бы не Сара. Обычно я слишком занята, чтобы следить, дома ли мои коты. Они домашние коты -- где им быть?  Но не все так просто. Сара, которая и в другое-то время имеет привычку "квечить",  как старая тетя Мотя, вовсе расходится. Я могу даже сразу и не прореагировать, пока царапины на моих ногах не начинают серьезно кровить. Лишь тогда ее душераздирающие вопли наконец достигают моего сознания.
    Я очень хорошо знаю,  что значат эти вопли. Вот их прямой перевод, с кошачьего на человечий: "Ой, гевалт! Ой,  цурес на мою бедную старую больную идише коп!  (Саре два года, эта рыжая "старушка" до сих пор пищит, как котенок.) Ой, и что я буду вам делать! Я таки умру! Что ты сидишь здесь прохлаждаешься, ты меня таки доведешь до могилы, ты что, не видишь его нету дома? Ой, не смотри на меня таким голосом, иди уже искать его, пока я еще живая, вот умру ты пожалеешь, иди, иди уже, поворачивайся, агройсер тухес!"
    Я тяжело вздыхаю и иду на улицу звать "заблудшего сына", вздыхая и думая, что на сей раз принесут мне его  эскапады: укус, рану после драки с енотом, что живет в близлежайшем овраге, инфекцию, отравление, клещей? Его мех ничуть не хуже, чем королевский горностай, поди рассмотри, что там под ним, пока он не заляжет в углу и не перестанет жрать по 10 раз в день. Только тогда я и замечаю, что он болен. Открывай кошелек пошире… ветеринары нынче стоят не меньше, чем людские доктора, на себя пожалеешь, а на них как пожалеть? Совесть замучает.      
      Когда-то я жила без них. Сейчас я называю это время "годами застоя", или "мрачным средневековьем". Как я могла приходить домой и не видеть их вопрошающих глаз, их трущихся об меня приветственных теплых тушек, их дружной стайки, несущейся к миске...  Люди слишком часто разочаровывают -- кошки никогда. Я их не идеализирую, не жду от них чудес, они сами — чудо,  достаточное для меня, кошки -- бесконечный, бездонный источник  радости, умиления, непостижимой красоты, грации, которой нет ни у единого животного на земле. А это и есть чудо.    


                © Alla Axelrod