Город посреди леса 20

(рукописи, найденные в развалинах)

 Дэннер

 Я расседлал и загнал в стойло Эмпидоклюса и, напоследок зачем-то обернувшись на темную размытую дождем дугу моста, направился к подъезду – как вдруг позади послышались чьи-то неровные, торопливые шаги. Я обернулся.
 Та-ак, вот и продолжение галлюцинаций. Других предположений быть не может – она же умерла. Я, в конце концов, сам ее убил!
 Но она, вопреки здравому смыслу, не желала таять в мокром сером воздухе, как и полагается порядочной галлюцинации. Она догнала меня и, судорожно ухватившись за мою куртку обеими руками, тяжело сползла на асфальт. Дыхание у нее было частым и поверхностным, как бывает при сильной кровопотере, темная коса растрепалась, ленточка вымокла, руки похолодели, по лицу плясали алые лихорадочные пятна. А вот и рана – на боку тонкое темно-коричневое платьице чернело расползающимся кровавым пятном. Дождевая вода на моей куртке покраснела – видимо, она все же зажимала руками рану по дороге. Лиф платья плотно обтягивал тоненькую детскую фигурку – совсем еще ребенок, лет тринадцать навскидку.
 Я подхватил ее на руки и почувствовал, как слабеющие окровавленные пальцы, пытаясь ухватиться, скользнули по плечу.
    — Дэннер... – едва слышно прохрипела она. – Вы меня помните, Дэннер?.. Это я, Майя из подземного города...
    — А... ага, – только и сумел выговорить я, в какой-то прострации перехватывая девчонку поудобнее и чувствуя, как распахнулись глаза. – Погоди... Э-э, Майя?!
 Она кивнула, зачем-то вцепившись мне в рубаху. И едва заметно задрожала. Еще бы...
    — Ну и дела, – сказал я, прекращая безрезультатно гипнотизировать лужу. – Ничего не понимаю. Я ж тебе нож вогнал в сердце. Вот этими вот руками. – Я попытался, было, поймать взгляд девочки, но она успела довольно шустро для раненой уткнуться носом мне в плечо, стратегически прикрывшись при этом косичкой. Я вздохнул.
 Надо к дому шагать.
 А что еще мне остается делать, интересно?..
 Я вошел в подъезд и принялся подниматься по лестнице.
    — Слушай, Майя. Ну, объясни ты мне хотя бы что-нибудь, а. Я же ровным счетом ничего не понимаю.
 Майя в ответ захрипела и, деликатно вывернувшись из моих рук, сделала доблестную, но, в целом, совершенно безнадежную попытку идти самостоятельно, уперевшись лбом мне в бок и отчаянно цепляясь за грязно-зеленую стену подъезда. Помотала головой, отчего ей, видимо, сделалось плохо окончательно, и пришлось снова ее подхватить. Зажившие раны отозвались далекой быстрой иголочкой почти незаметной боли. А хорошие у них медики, в другом мире. Интересно, моя... тьфу ты, черт... я хотел сказать, Аретейни тоже такой талантище?..
    — Виси уж, – процедил я сквозь стиснутые зубы – что-что, а все же, – хоть и немного, – но больно. – Героиня... – Мы поднялись на следующий пролет, где я едва не припечатал Майей о батарею центрального отопления. – Как там дела-то, в городе?
 Майя шевельнулась, поудобнее обхватывая меня за шею слабеющими руками. Речь у нее сделалась совсем тихой и невнятной. Плохо.
    — Н-нет, – разобрал я. – Вы... вы нам помогли.
    — Я?! – окончательно ошалел ваш рассказчик, вследствие крайнего изумления стукаясь о все ту же несчастную батарею и даже останавливаясь. – Чем же это, интересно? Тем, что охрану на воротах города перерезал или тем, что охотников расстрелял?.. Да мне, если хочешь знать, до сих пор стыдно.
 Майя бессильно откинулась мне на плечо. Глаза лихорадочно блестели из-под полуприкрытых век. Черт!..
 Черт, черт, черт! Ну, я и тормозной механизм ходячий! В туман же уйдет девка, вот-вот концы отдаст – а я тут встал как памятник самому себе!..
 Что?.. Ну, да, убил я ее. Ее – да не ее, похоже. Из тумана не возвращаются. К тому же, сейчас я наловчился отличать ребенка от кирси – да хоть бы и под балахоном. Не она это. Просто одно лицо. Странно...
 За всеми этими размышлениями я успел взлететь на пять пролетов – черт бы побрал спиралевидные лестницы в подъездах и тех инженеров, которые их проектировали – и ведь, явно спьяну. Нет, ну а вы бы без пол-литра спиралевидную лестницу придумали на их месте?.. Полагаю, нет. Без пол-литра вас по спирали на ровном месте уж точно не поведет. Хотя... да чего это я, в самом деле, знаю же я вас, ребята. Вы и не такое можете. В бою, к примеру…
 А, ладно. Это я от усталости заболтался, не обращайте внимания. Ключи, ввиду занятости рук Майей, извлечь не представлялось возможным, и мне пришлось отпинать окованным сапогом несчастную дверь. Услышав быстрые шаги внутри, я в ожидании Ласточки, привалился плечом к двери и честно попытался отдышаться. А Майя вдруг приоткрыла глаза и заговорила чуть яснее.
    — Спасибо вам, Дэннер. Вы очень нам помогли. И я здесь... – тут голос сорвался, и девочка продолжила хриплым полушепотом, – я здесь отчасти затем, чтобы... чтобы поблагодарить вас. – После столь длинной тирады ей пришлось замолчать надолго, снова откинувшись мне на плечо и тяжело переводя дыхание. Ну, чего там Ласточка копается?.. Девка уже бредит... Я вздохнул и осторожненько опустил раненую на пол, принялся стаскивать с себя куртку – нечего ей простужаться, а то кто ж будет детей рожать, не мужики же.
    — Давай, перевяжу хоть...
    — Дэннер... – Майя перехватила мою руку. – Не нужно... я умру, наверное.
 Я нарочито презрительно фыркнул. Чтобы подобные умные мысли из ее головы распугать, и желательно, надолго. Ишь ты, героиня нашлась.
    — Еще чего не хватало. Тоже мне, пионерка Лара, лежи уж тихо... – Я, дотянувшись, стукнул в дверь еще разок. Ободрал руку.
 В груди неприятно похолодело.
 Может, не слышит?.. Или спит?..
 Да нет же, я ведь слышал ее шаги!
 Никто не отозвался.
 Сырой весенний воздух вдруг куда-то исчез, вместе с примесью такого родного запаха влажной извести – дом старый, а под нами, наверное, подземный резервуар... может, метро... когда-то было...
 Ненужные, отстраненные мысли проносились в голове, мелькая быстрыми ласточками, тяжелый хрип Майи, казалось, тупым зазубренным ножом вспарывает давящую тишину. Я едва не свалился, вовремя подставил ладони, ощутив легкое покалывание песка и осколков краски в кожу, судорожно вдохнул, стараясь понять, куда же это воздух делся. Голова закружилась.
 Что это со мной?.. Раны?..
 Нет, вроде, непохоже.
 Так, все, некогда! Соберись, Селиванов, соберись! Поднимайся! Да вставай, же, идиот ты недобитый! Можно подумать, хуже не бывало!.. Да что же это...
 Я распрямился пружиной, одним движением сдернул с себя куртку, за-вернул в нее Майю – она была настолько маленькая и хрупкая, что уместилась там почти целиком и, выхватив пистолет, выстрелил в замок на двери. А вот, не поможет. Мне ее не выбить. При всем желании. Эти двери – они крепкие, они как бункер – на случай нападения тварей...
 Осознав, наконец-то, что нечего было впустую растрачивать драгоценные патроны и ломать замки, я опустился на ступеньки. Воздух снова появился – да в таких количествах, что у меня даже голова закружилась – как тогда, когда мы все из коллектора вылез... хм, выползли. Пульс набатом отдавался в висках – часто-часто. Кровь побежала по венам с такой скоростью, что у меня мелькнула очередная неуместная мысль, что, вскрой я сейчас себе запястье ножом, струя достанет до потолка.
 Вас удивляет, что я думаю про окровавленные потолки в такой момент?.. А что мне еще остается делать – внутрь-то мне не попасть. Майю сейчас лучше не трогать – аптечка аптечкой, но чтобы зашить рану надо одежду срезать. Замерзнет. А в госпиталь я ее просто не донесу – помрет по дороге. Знаете, размышления о всякой ерунде здорово помогают отвлечься, когда плохо.
 Интересно, почему у меня всегда не хватает патронов?.. Особенно в самые ответственные моменты. Может, нечего палить по всему, что движется, а, Селиванов, щедрая ты душа?..
 Я сплюнул. И ведь никого вниманием не обделю, черт побери. Остальным – меч. Самая экономичная в мире штука.
 Туман...
 Я поднялся и позвонил в соседнюю дверь. Разумеется, все сейчас на дежурстве – мы ж сколько народу потеряли последнем рейде. Я без сил облокотился на дверь, уткнувшись носом в собственную руку. Артерия все еще часто пульсировала.
 И тут-то до меня, наконец, дошло, в чем, собственно, дело. А когда дошло, я отпустил несчастную дверь и, на этот раз, привалившись к ней спиной, невольно рассмеялся, так, что, наверное, на весь подъезд было слышно.
 Дурак ты, Селиванов. Все-таки дурак.
 Ты же просто испугался.
 Впервые – и даже не за себя. Странно?..
 Возможно.
 Наверное, странно.
 Но зато интересно!
 Нет, серьезно. Я становлюсь живым.
 Я выругался, сообразив, что снова теряю время и, накрыв Майю на всякий случай еще и свитером, с предельно возможной скоростью кинулся в участок.
    — Кондор!..
 Черт, его же нет здесь, он же раненый! И никого нет! Черт, черт, черт!
 Я спрыгнул с подоконника запертого окна – ногти царапнули по серебряной обшивке – метнулся к двери участка, с силой дернул за ручку. Заперто.
 Включил рацию – но и она молчала.
    — Кондор! – во всю силу легких заорал я. – Веррет, черт тебя побери! Лидия!.. Кто-нибудь!..
 В небе, среди рассеивающихся облаков, кружила одинокая тварь. Она отозвалась мне протяжным клекотом.
    — Да вы что все, вымерли, что ли?.. – ни к кому не обращаясь, прошептал я, слушая эхо голосов от стен. Пульс вдруг замедлился. Мир будто накрыла огромная плотная сине-прозрачная тяжелая волна – я машинально переключился на энергетическое восприятие.
 Так.
 Плохо дело.
 Во всем огромном, слитом корпусами, многоэтажном здании патрульного участка, во всем госпитале, стоящем неподалеку, на всей, застроенной частными домами, включая дом Нэйси и Лесли, улице, во всем городе, наконец, я не чувствовал присутствия ни единого человека.
 Только далекой звездочкой неровно вспыхивающая, жарко-алая, лихорадочно пульсирующая энергия раненой Майи.
    — Ничего, – зачем-то шепотом заговорил я, – ты не бойся... от такой маленькой раны еще никто не умирал... – И тут же – невпопад:
    — Да где же вы все?..

 Алиса

 Нэйси вдруг не выдержала. Она ухватила меня за руку и потащила прочь от огонька – да с такой силой и скоростью, что мне пришлось перейти на легкую рысцу, чтобы она меня по земле не тащила – свалюсь же. Нет, это уже просто беспредел какой-то!..
    — Нэйси! – Я отчаянно уперлась, но поскользнулась на грязи и едва не пропахала ее же носом – благо, держала меня Нэйси Баррет крепко. Так крепко, что я едва руку не сломала, потеряв равновесие. И рука онемела.
 Но самое главное – мы бегом удалялись от огонька, а это недопустимо!
    — Да Нэйси же!! – Слезы мешали мне кричать, но я кричала все равно, потому что не могла не кричать! – Отпусти меня! Если я не раскрою хотя бы одно маленькое явленьице, мне ни за что не поступить в патруль!!
 Слова вырвались прежде, чем я успела сообразить, что это, собственно, за слова такие. А Нэйси так резко остановилась, что как будто налетела с размаху на невидимую стену, и глаза у нее сделались пустые-пустые, и ярко, пронзительно зеленые, почти как у Дэннера. Только у Дэннера радужка изумрудно-зеленая с золотистыми искрами, как молодая листва на его рисунках, а у Нэйси – зеленый цвет ослеплял, резал глаза – так она удивилась. Даже помолчала немножечко, замерев в одной позе, как будто ее столбнячка болотная зацепила. Она стояла и молча глядела широко распахнутыми ярко-зелеными глазами прямо перед собой. Затем медленно обернулась.
    — Алиса... – очень медленно сказала Нэйси, словно резинку для герметизации растягивала, как ее отец, который раньше на электростанции работал. Мы ее попросту генератором зовем обычно. – А-ли-са-а... А-алис-са...
 Вот, заладила. Может, ее зацепил кто, пока я не видела?.. Зрачки нормальные.
    — Ты... ты тоже хочешь поступить в патруль?!! – вспомнила человеческий язык Нэйси Баррет – правда, немного истерично вспомнила, ну это ладно. Хоть ясно теперь наверняка, что не инфицированная. – А тебе-то зачем в патруль?!!
 Я рванулась, было, обратно – но Нэйси снова удержала.
    — Да что за истерика?! – почти закричала она, встряхнув меня за плечи. И вдруг глаза у нее потускнели, быстро становясь пепельно-серыми. – Алиса... ой, Алиса!.. а ты… ты, случайно...
    — Я люблю спать ногами поверх одеяла! Нэйси, это действительно я! Я не тварь! Пусти! Если я не поступлю в патруль – Дэннер меня так никогда и не заметит!
 На этот раз Нэйси плюхнулась на землю. Точнее, на мост. Мы успели добежать до моста, и сквозь дырки в нем я видела шумно проносящиеся внизу темно-бирюзовые волны. Эта вода никогда не станет бурой от грязи – маленькие темно-бирюзовые существа в ней окрасят и грязь. Много же развелось в последнее время микрофауны с чернилами в животе! А все потому, что сами они темно-бирюзовые, надо же им как-то маскироваться. От более крупных тварей.
    — Река поднялась, – промолвила Нэйси после недолгого молчания, по-прежнему глядя в одну точку прямо перед собой. Я присела и подставила ладонь брызгам. Ближайшая волна окатила мне руку.
    — Я люблю его, понимаешь?.. – Я отрешенно смотрела, как прозрачные сине-зеленого оттенка капельки сбегают по ладони. – А как он меня заметит, если у него своя жизнь.
    — У каждого своя жизнь, – заметила Нэйси, устраиваясь по-турецки. Глаза у нее слегка потускнели и теперь рыжели потихоньку, как листья по осени. – Нехорошо в чужую жизнь вмешиваться.
    — Да?.. – отрешенно отозвалась я, глядя на капельки. Как слезы. – А он мою спас...
 Все произошло в считанные секунды.
    — Тварь!! – Нэйси вскочила, выхватывая пистолет и стреляя в стремительно мелькающие, как у бабочки, перепончатые крылья. Тварь взвыла, крутанувшись в воздухе, я тоже выхватила оружие, мы с Нэйси встали спина к спине, прикрывая друг друга.
 Но тварь оказалась не одна.
 Из серых клубящихся облаков вынырнули еще пять, и все ринулись на нас. У них были длинные морды, будто клювы, только на самом деле это были челюсти. Длиннющие. С двумя рядами мелких пилок треугольных зубов. Я успела разглядеть.
 Они метались очень быстро и беспорядочно, мешая друг другу, затем я поняла, что они просто дерутся за добычу. То есть, за нас они дерутся.
    — Бежим! – заорала Нэйси, потащив меня за руку – и мы понеслись по мосту, перепрыгивая дырки и трещины – весь мост был покрыт сетью трещин как древняя звездная карта, а дырки в мосту – это звезды. И мы прыгали через эти звезды, а трещины бежали, змеились из-под ног – старый мост вот-вот грозил обрушиться, а мы все бежали, и я видела совсем близко поднявшиеся темно-бирюзовые волны, хотя мост был очень высокий. Наверное, залило всю пойму, нам не выбраться – только до конца моста.
 Твари неслись за нами беспорядочной стаей, оглушительно галдя и на лету сшибая друг друга. Позади тяжело шлепнулась одна, затем вторая, третья перевалилась через перила моста и плюхнулась в реку, подняв каскад брызг. В этой части города мы раньше почти не бывали. Здесь безлюдно, и некому помочь – оно и верно, это окраина, и по берегам реки тянется исполинская промзона – раздолье для тварей.
 Заводские корпуса черными прямоугольниками рассыпались далеко внизу, и выступали из-под воды на один-два этажа. Дальше берег полого по-полз вверх, обнажая здания, трубы, переходы и галереи – все это стремительно неслось нам навстречу. Почему мы решили перебежать мост вместо того, чтобы вернуться в обжитую часть города – не знаю. Наверное, дорогу назад перекрыли твари, и мы просто бежали вперед, хоть и знали, что там, впереди – нас разорвут на мелкие кусочки – если до этого мы не наткнемся на ловушку. Они, небось, там на каждом шагу.
 ...И вдруг прямо перед нами тяжело приземлилась огромная летучая тварь. Мост содрогнулся до основания. Мы резко остановились – а из черной россыпи заводских корпусов поднялась целая туча тех, с длинными мордами. Они так шумно галдели, клекотали и стрекотали, что у меня заложило уши. Стая была просто огромна – и она неслась к нам, на зов этих, первых.
 А большая тварь, походившая на толстого темно-серого воробья с чересчур огромной для такого туловища длинномордой головой, расправила крылья. И сделалось не видно стаи.
    — Если сейчас она ими взмахнет... – глядя на нависшую над головой тварь, тихонько пробормотала Нэйси. Она крепко сжимала мою руку. Я и сама знала, что будет, если тварь взлетит. Мост обрушится.
 И нас всех погребет под обломками.
 ...Все-таки Нэйси соображает быстро. Не зря я взяла ее с собой.
    — Бежим! – выдохнула она. – Между лап, в разные стороны. Раз, два, три – побежали!
 Мы что есть сил, кинулись под тварь. Только бы не присела... Но она вдруг протяжно вскрикнула, крутанулась на месте, отчего мы с Нэйси, сбитые с ног, кубарем покатились вниз по мосту, к берегу. Все смешалось, я слышала только вопли тварей и чувствовала, как больно врезаются в тело камни, один раз наткнулась на особо крупный, несколько раз мне показалось, будто я переломала себе кости, наконец, впечаталась во что-то и потеряла сознание.
    — Алиса!.. Алиса, очнись!..
 Не знаю, сколько я так провалялась, Нэйси трясла меня, звала, и было невероятно больно. Я заметила, что у Нэйси голова разбита в двух местах, а руки – один сплошной кровоподтек, бинты изодрались и сползли. Впрочем, они все равно грязные, что толку.
    — Вставай скорее! – сказала Нэйси. В довершение ко всему, пошел-таки долгожданный черный дождь. Я досадливо смахнула вязкую черную градину, но она все равно мазалась и воняла. Ощущение было такое, будто облили мазутом. Нэйси застонала, попытавшись подняться и тут же припав на поврежденную ногу.
    — Растянула связки, – сквозь зубы процедила она, хватаясь за плечо и снова упрямо пытаясь подняться. – Пойдем. Вон, гляди. – Нэйси кивком головы указала наверх.
 Да, картиночка та еще. Мелкие твари окружили крупную и всей стаей – голов сто, не меньше – ее атакуют, а она вертится, недовольно орет и отбивается крыльями.
    — Пошли! – дернула меня Нэйси.
 И одна тварь таки достала «воробья». Преодолев защиту крыльев и костяного гребня на голове твари, она стремительно кинулась в атаку – ей помогала ее природная нескоординированность. Она ей помогала, она же ее и погубила. С разлета тварь врезалась длинной острой мордой в глаз «воробью», высвободилась, упираясь всеми четырьмя лапами, взлетела и – не успела уклониться от удара огромного крыла. А нас с Нэйси потоком воздуха швырнуло через перила, в реку.
 Крик «воробья» был слышен даже сквозь толщу воды, в которую мы погрузились. Надо скорее на поверхность – слопают ведь. Здешняя часть реки наверняка кишит самыми разными тварями. Впрочем, если так – то мы уже не успели. Но ведь попытка – не пытка, так же?..
 Я вынырнула, отфыркиваясь, вытащила Нэйси, которая так и не отпустила мою руку – ей было тяжело плавать с поврежденной ногой.
    — Быстрее!! – немедленно завопила Нэйси, отчаянно гребя к берегу – бесполезно. Течение подхватило нас и вынесло на середину реки. Настолько сильное, что бороться с ним не получалось, и мы, разбитые, оглушенные, едва удерживались на воде. – Она взлетает!!
 Тварь и правда расправила крылья, разбежалась и оттолкнулась.
 Мост с грохотом и плеском обрушился, круша ветхие заводские корпуса, твари с криком прыснули в разные стороны.
 Тут сзади догнала волна, и нас швырнуло вперед. Моста мы больше не видели.

 Дэннер

 Сделалось светлее. Я поглядел на небо и удивился еще больше.
 Облака таяли, истончались, расползаясь рваной серой ватой, будто кто-то на них вылил банку растворителя. Во всяком случае, впечатление складывалось именно такое. Дождь кончился.
 А, к черту облака. Надо спасать Майю.
 Я бегом кинулся через полянку напротив участка по мокрой траве, мимо светло-желтой стены корпуса. Перебежал улицу, торопливо всунул ключ в дверь подъезда. Никого вокруг не было. Исчезли даже животные. Не лаяли собаки, не ржали лошади. Тварь летела за мной, звала протяжным клекотом – будто провожала.
 Майя по-прежнему лежала у стены. При виде меня она приподнялась и мотнула головой, стараясь прийти в себя.
    — Дэннер?.. Это вы? А куда все подевались? Тихо...
    — Не двигайся. – Я уложил ее обратно, вытащил нож и осторожно распорол боковой шов на платье. Заскорузлая от крови ткань поддавалась с трудом. Проступили свежие алые пятна. Майя вздрогнула и поморщилась. Застонала, когда я вылил на рану флакончик перекиси – больше нечем было отмочить прилипшую кровавой коркой ткань. Руки слаженно выполняли привычную работу. Для них что убивать привычно, что исцелять. Им все пофигу. – Потерпи.
 Она кивнула.
    — Спасибо вам.
    — Да замолчи уже. Сколько можно благодарить за погром в родном городе? – Я постарался улыбнуться ей. – А, Майя?
 Она отвернулась, подняв руку и закусывая кулак, чтобы не застонать.
    — Это не погром. Это – революция.
    — Я уничтожу врага ради тебя, револю-уци-ияа-а, – рассеянно запел я, извлекая из аптечки стерильные перчатки. – Милая, ты точно в порядке?.. Температура не поднялась, нет?.. Первое апреля, вроде, было уже. Или у вас другой календарь?
    — Не смейтесь. Вы, правда, нам очень помогли.
    — Вот и хорошо. – Я решил не спорить. Нечего ей силы тратить.
    — А почему мы в подъезде?
 Я выругался. Надо же, совсем забыл про ключи. Старею. Или мне так хотелось думать, что они у Ласточки?..
    — Потому что я идиот. Прости меня. – Я поднялся.
 В квартире никого не было. А Ласточка при всем желании не могла выйти через закрытую дверь. При всем моем уважении, люди сквозь стены ходить пока что, не умеют. До сих пор не научились.
 Я перетащил Майю на кровать – черт возьми, легкая, точно котенок. Она все же не удержалась, застонала – наверное, слишком резко опустил.
    — Потерпи, – сказал я, возвращаясь в подъезд за оставленной аптечкой. Она кивнула и улыбнулась мне.
 Я вдруг понял, почему всегда так старательно оберегаю женщин и детей. Надо же, в жизни об этом не задумывался, наверное, если бы случилось, долго бы гадал, а ответ – он простой. Настолько простой, что даже смешно как это я не догадывался.
 Это же наше будущее. Женщины и дети. Мужчины нужны, но они сильнее. И следующее поколение – не нам растить. Женщинам. Я все же безумно хочу, чтобы человечество выжило. Любой ценой. Не одним же тварям на этой земле быть. Это было бы как-то совсем уж грустно. А для чего-то же мы, люди, здесь есть. Что, если как раз для этого? Что скажете?..
    — Вы о чем? – спросила Майя.
 Кажется, последний вопрос я нечаянно озвучил. Ну, да и ладно, будет, чем отвлечь девочку от боли.
    — Я про человечество, – пояснил я, – устраиваясь сбоку от Майи, натягивая перчатки и вскрывая упаковку с иголками-нитками. Положил рядом, принялся осторожно промывать рану. Майя застонала. – Зачем мы здесь?
    — Чтобы было равновесие? – ухитрилась выпалить Майя, между двумя моими движениями и снова плотно сжимая губы. Я отвинтил крышку антисептика.
    — Наверное. Я тоже так считаю. Должен же кто-то это сделать, правда? Не твари же...
    — Что – это?.. Ой!.. Больно...
    — Прости. Придется потерпеть. Возродить Природу... Где это тебя так?
    — Мечом. Когда бой был... Ай!.. А я побежала вас... предупредить... скоро... скоро к вам люди придут... Ой!.. Дэннер...
 Я медленно отвел руки от раны и поймал ее взгляд.
    — Я знаю. Этого и следовало ожидать.
    — Знаете?! – Майя изумленно распахнула глаза.
    — Догадывался, – исправил я. – Майя, скажи... а та женщина, которую я убил – кто она? Она была очень на тебя похожа, я даже решил, было, что это ты. Правда, сейчас, вот, разглядел тебя при свете получше, и в дальнейшем ни за что бы не спутал... – Я тряхнул головой. – Но дело не в этом. Я считал, что ты нас предала. Прости меня, девочка.
 Было стыдно. А Майя улыбнулась.
    — Ничего. Так и было задумано. Я пыталась вас предупредить, но меня заперли. А она – она моя младшая сестра.
    — Кто? – удивился я. – Ты же человек.
    — Человек. Она мне не по матери сестра. Просто – ее делали с меня. Из моего биоматериала.
 Последнее, что я читал про понятие «биоматериал», с двенадцатилетней девочкой ну никак не вязалось. Наверно, встретив мой вопросительный взгляд, Майя поспешила разъяснить.
    — Понимаете, искусственные люди делаются с настоящих. Берут ДНК, а дальше – растят. В капсуле с амниотической жидкостью, как детей. – Она перевела дыхание. Я снова взялся за работу. – А потом те, чей биоматериал лег в основу, зовутся старшими братьями и старшими сестрами. У вас так не делают?..
    — Нет, – только и выговорил я. – У нас как-то... естественным путем справляются. – Майя снова вскрикнула и поспешно закусила губу, сцепив руки замочком за спинкой кровати, чтобы мне не мешать. Умница. Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается. Ну и дела-а... и как им самим не противно так над людьми издеваться?.. Лично у меня возникло какое-то необъяснимое, но стойкое отвращение ко всему этому «искусству». Не знаю даже, почему.
 Хотя интересно, конечно, но как-то... Я бы, к примеру, не смог, скажем, полюбить ненастоящего человека. Просто не могу себя заставить воспринимать их как людей. И тут же – передернуло при воспоминании о резне в штабе охотников. Они, видимо, точно так же их за людей не считают. Но, чтоб мне провалиться, зачем тогда?! Сколько сил потрачено для создания жизни, сколько времени, сколько ресурсов – уж, наверное, немало!.. Это же чудо, поистине удивительное научное достижение!.. И так разбрасываться... Могли бы дальше как-нибудь развить, чем штамповать недолюдей в промышленных масштабах. Или им и так нравится?..
 Ага, вот поэтому и противно. Жестоко.
    — Мы... ой... мы не можем естественным, – пояснила Майя. – Для это-го... ах... здоровье нужно, понимаете, Дэннер?.. Мы же... у-уй!.. мы же под землей живем, и питаемся плохо. У нас норма гемоглобина в крови знаете, сколько?
    — Сколько? – заинтересовался я, прекращая злиться на подземных жителей за жестокость.
    — Шестьдесят три единицы.
    — Что?! Но это смертельно.
 Майя кивнула.
    — Смертельно. Поэтому и выживает очень мало. А уж выносить ребенка – почти недостижимая роскошь.
 Я начал кое о чем догадываться. Вот откуда столь трепетное отношение к «отцу», то есть, мне, со стороны местных жителей. Они пытаются выжить. Все пытаются выжить. Черт...
 Стоп.
    — А почему тогда кровь красная?.. И как вы живете, вообще?..
    — На препаратах. Да и вообще, мы привыкли. Вы же, вот, привыкли к лесу и тварям. А я вашими деревьями едва не отравилась – они слишком много кислорода выделяют. У нас люди долго не стареют – кислорода мало.
 Мракомуть. Кругом мутации сплошные. Сделалось как-то не по себе. Кислорода им достаточно – но уровень жизненно важных веществ в крови это не спасает. Жить не могут – но как-то размножаются. Да что же это за волшебство такое, а?! Не может такого быть.
 У меня даже рука вздрогнула. Я медленно распрямился.
    — Адаптировались. Но в этом случае тебе не выжить. Ты слишком много крови потеряла.
 Майя снова улыбнулась.
    — Да выживу я. Если вы мне поможете. Дэннер, а вы попробуйте мою кровь.
 Я даже шарахнулся.
    — Как так – попробовать?!..
    — А вот так, на вкус. Не стесняйтесь.
 Нет, точно бредит.
 Я махнул рукой и возобновил действия по обработке раны.
    — Иди ты нафиг, я тебе не тварь. Лежи уж.
 Майя удержала мою руку.
    — Вы же мне не верите.
    — Ну, да, – со вздохом признал я. Майя вздрогнула и закусила губу. Отвернулась. Явно не от боли на этот раз – я ничего не делал.
    — Неудивительно, – тихо произнесла девочка.
    — Эй. – Я осторожно высвободил руку. – Я тебе верю, честно. Просто самой тебе. Но не твоим словам. Для меня это... невозможно, понимаешь? Антинаучно, если хочешь. Ты мне помогла, Майя. Но ты же – и не имела возможности сопротивляться охотникам. Я все понимаю.
 Не помогло. Девочка шмыгнула носом и мрачно повторила:
    — Кровь чем пахнет?
    — Железом, – машинально отозвался я.
    — А моя?
 Черт!
 Запах стоял действительно далеко не кровавый. А я настолько привык к ранам и кровотечениям, что уже не обращаю на них никакого внимания – да какая, в самом деле, мне разница, чем они там пахнут? Хоть бы и розами. Мое дело – не нюхать раны, а либо наносить, либо зашивать. На остальное просто-напросто  одного меня не хватит, а третьего и не дано.
 Я поднял руку, рассматривая алую кровь на желтоватой резине хирургической перчатки. Улыбнулся.
    — Не отравлюсь?
    — С какой бы это стати, – буркнула все еще обиженная Майя, на этот раз поворачиваясь. – Вам только на пользу пойдет. Стаканчика два.
    — Прям ресторан «В гостях у Дракулы» какой-то – кровью, вон, угощают. Из стаканчиков... – задумчиво проговорил я, прежде чем лизнуть палец.
 Она оказалась не соленая и не железистая.
 Она была горькая и вяжущая, будто мне взбрело в голову слопать гроздь незрелой рябины и закусить одуванчиком. И... согревала, будто крепкий коньяк.
 Майя невольно фыркнула.
    — Теперь вы мне верите?
    — А... Тьфу, ты, черт бы тебя побрал!.. А сосуды не жжет?!
 Майя захрипела, сдерживая смех.
    — Не-а.
 Я поглядел на нее – и рассмеялся следом.