Дыхание тишины

- Ты слышишь дыхание тишины, милая? – в старом уютном бараке, мешаясь с ароматами ветхих деревянных стен и прогнивающего потолка, словно эхо весеннего ветра, звучал шепот.
Но милая не отвечала.
- Знаешь, мне все же придется тебя здесь оставить. Ты не будешь скучать? – шепот звучал все так же спокойно и умиротворенно, растворяясь в ровном движении воздуха.
Но она продолжала молчать.
Алое пятно, плавно расцветавшее на тоненькой белой ткани, беспощадно резало взгляд. А её лицо, её до сих пор медово-сладкие, но уже холодевшие синие губки выражали невинное и святое недоумение.
С горячих губ мужчины слетали соленые капли и, неровно скатываясь с бритого подбородка, ударялись о тончайшие контуры её мертвенно бледной шеи и остро выпиравших ключиц.
В дверь постучали.
«Может, услышали выстрел?» - не задерживаясь, мысль пулей проскочила сквозь мозг, и вылетела в открытую форточку.
Слух притупился, и торопливые нервные удары в дверь теперь сливались с бешеным ритмом сердца. Пылающие руки обхватили леденевшую шею и отяжелевшую совсем голову, обрамленную пушистым венком темных волос.
- Я люблю тебя, - низкие аккорды тяжко срывались с губ, разбиваясь эхом о стены барака.
Её пустые глаза никуда не смотрели. Её холодные губы ничего не выражали. Ведь её хрупкое сердце более не простукивало сладкую мелодию жизни, и её нежный разум девочки-подростка не способен был более порождать молочно-медовые образы из простейших картин окружавшего её мира.
И пламенно красные и иссушенные, обезвоженные губы убийцы вопьются как лезвия ножниц в мягкую ткань её губ-снежинок, и страшные, страшные руки раздерут на ней тонкое белое полотно рубашки, и, раздвинув её лишенные сопротивления ножки, сверкающим ножом вонзится он в её хрупкое мертвое тело.
А потом жгучая черная нефть покроет небо, и иглы раскаяния вонзятся в неразумную спину, и он будет молить, будет рвать свои поганые связки, чтобы она, увядший подснежник, простила его.
Но милая будет молчать.