Волчица глава 31

         (фото из интернета)


         Глава 31.   СЕМЕНЫЧ  И АННА




         Семеныч  окончательно  запустил огород.  Уже земля скоро промерзнет,   подумал он, а я еще не все  грядки перекопал.  Старик  вышел во двор,  прошел к сараю и,  взяв лопату,  направился к  некопаной земле.  Хочешь, не хочешь, а надо!  Уже каждый день землю покрывал иней, надо побыстрее закончить с этим, чтобы душа не болела,  и  весной не было заботы копать по талой земле.  Работа не спорилась,  одолевали мысли,  какое-то беспокойство закрадывалось в душу.  Быстро докопав грядку,  он с чувством воткнул лопату  в землю  и пошел переодеваться. Надо наведаться к Анне. 
Подходя к дому Анны, Семеныч снова заметил какого-то тертого мужика.  Но уже не того. Тот был и выше, и покрепче. Этот выглядел как воробей. Поджарый,  шустрый, и морда хитрая.   Увидев  Семеныча,  он быстро  прошел по дороге  в  сторону  леса, надвинув шапку почти на глаза.  Точно не зря переживал! – подумал старик и,  пройдя во двор, крикнул:
- Анна, ты дома?

        Анна молчала, не слышит, видать, подумал он и постучал в дверь. Но ответа так и не последовало.  Семеныч  тронул дверь – открыта. Уже  с трудом превозмогая беспокойство, прошел сени и буквально влетел в комнату. 
Анна  лежала на диване одетая, лицом  к стене,  будто спала.   В комнате был страшный беспорядок. Все раскидано, разбросано,  посуда побита. В общем картина ясна…  Только вот что с Анной.  Семеныч  опасливо подошел  поближе к лежавшей женщине  и тронул ее рукой. 

- Анна, ты живая? – уже чуть  дрожащим голосом  спросил старик.   Она пошевелилась  и  повернула к нему  голову.
Во рту у нее был кляп, а руки  и ноги  были завязаны.  И как он не заметил, что у нее ноги связаны? Он быстро вытащил кляп изо рта Анны, та глубоко  вздохнула и наконец, расплакалась.  Семеныч стал развязывать веревки.
- Что стряслось-то? Ограбили тебя что ли? – тоже чуть не плача вскричал Семеныч.
- Ой, не м-могу, - вытирая слезы и всхлипывая,  проговорила Анна. – Пришел,  говорит, пусти на постой, знаю,  мол, что комнату сдаешь.  Это на пороге еще… А я ему – не сдаю, мол. Он оглянулся, в сени меня затолкал и поволок внутрь дома. Маленький, а сильный. Руки, как клещи! –  и  снова разрыдалась.
- Ну, а дальше то что? – немного подождав, пока Анна успокоится, спросил старик.
- А дальше он меня, то ли ударил, то ли еще чего – не помню. Сознание потеряла. -  Она потерла висок, и поморщилась. – Больно. А потом уж я очнулась на диване, связанная и с кляпом. А этот по всему дому шарит. Потом нагнулся ко мне и зло так  закричал  - А ну,  говори, курва старая, где золото прячешь!  А я только мычу! Как я ему скажу-то?  Он кляп изо рта достал и стоит. Ждет.  А я ему, какое такое золото! У нас его отродясь не бывало! Он кляп снова в рот засунул и  говорит так, зловеще, мол, вякнешь кому, особенно менту, который   к тебе зачастил, приду и убью! И ушел. Все.
Семеныч  нахмурился, почесал затылок,  и  сказал:
- Вот, что, Анна, сейчас вещички собирай, только необходимое,  и ко мне переезжай.  Только старайся не особенно тут шурудить. Вон, из шифоньера достань все и пошли. Остальное потом заберешь. Надо к Виктору идти. Наряд пусть привозит.
- Да как же это? – запричитала Анна. – А что на деревне-то болтать станут.
- А мы так уйдем, чтобы никто не заметил, что ты у меня живешь. Чтобы ни одна душа… Ночью пойдем, задами.  А по деревне слух пустим, что заболела, спину прострелило. А то что я к тебе хаживаю,  уже вся деревня  знает!
- Ой, ночью-то страшно!
- Ты вот что, пока тут ничего не трогай. Запрись, а я за Виктором сбегаю.
- Боязно мне что-то тут одной оставаться!
- А ты вот – ружье возьми. –  Старик пошел в сени и снял с вешалки ружье.  Осмотрел его.  - Хорошо, что не взял  его этот гаденыш!
- Так оно ж не заряжено! Это еще  от Федора осталось. Старое.
- А кто знает, что оно не заряжено? Запри всё -  и двери и окна, если что кричи!  А я быстро!
- Поняла! Иди!
 Семеныч шел к дому Виктора и думал, что это хмыреныш может наблюдать за ним из-за  деревьев подлеска. И  сообразить, куда потом уйдет Анна. Но вскоре  успокоился – бандит   его уже  видел, когда  сам  выходил от Анны, и заметил, что  старик идет  к ней. Значит, скорее всего, его уже и след простыл… 

        После отъезда Виктора и криминалистов,  Семеныч и Анна,  тихо, чуть не крадучись вышли на зады,   и пошли к дому старика. Благо, ночь была темная.  Облака затянули все небо, скорее всего,  утром пойдет  дождь или снег.  Судя по холодному, почти ледяному ветру,   все же снег. Что ж,  пора… То выпадет, то растает,  в их местах это норма.  Как там  молодежь,  все ли у них хорошо, не болеют ли? Скоро начнутся холода, закружат метели, затрещит мороз. Смогут ли они выдержать  испытания, перезимовать и вернуться. Татьяна сказала  -  смогут, а верить ей или нет, он не знал.

       Устраивая Анну в маленькой комнатке за печкой, в той, в которой он прятал  раненого Гришку, Семеныч думал, что теперь  Анне  лучше вообще не выходить во двор. Чтобы никто не видел,  и даже  не догадывался, что она обосновалась у него.
- Вот. Так-то, Анна. Тут тебе будет удобно. Голова-то не болит? –   спросил Семеныч.
- Да побаливает. Но пройдет. Видать,  не сильно шарахнул, - садясь на кровать, сказала Анна, и, дотронувшись до виска, поморщилась.
- Может,  холодное что приложить?
- Вероника говорила, что надо йодовую сетку на ушиб делать. Йод у тебя есть?
- Вроде был…
- Вероника! -  заплакала Анна. – Что с ней, как она? Девочка моя!
- Все нормально у них. Пока.
- Что значит – пока? – испуганно  спросила Анна.
- Так мне сказали. Не бойся пока за них. Вот, когда выходить соберутся, тогда надо им помогать! Избушка-то у них там крепкая?
- Слышала я мельком, что Федор зимовье строит, где-то очень далеко. Сестра говорила. Сама она не понимала, зачем ему это надо было. Говорила, старается, хочет сделать там все, как положено, чтобы, в крайнем случае, жить там, как дома.
- Значит, хорошо там все устроил.
- Да они же там в позапрошлом году зимовали с Федором! Не знаешь разве?
- Что-то слыхал, но  не конкретно. Уйдем, мол, говорил, на промысел в избушку.  Забыться чтобы, после смерти жены. 
- Вероника говорила хорошая избушка. Две комнатки, сенцы есть, подсобка. Сарайчик дровяной…
- Ну, а ты говоришь  - слыхала мельком! Значит, условия нормальные, перезимуют. Вероника девка толковая и тайгу знает. Выживут. Ты мне лучше вот, что скажи, Анна. Ты про червонцы никому кроме меня не проболталась?
- Да что ты! Ни я, ни сестра, ни Федор. Все молчали. Куда они их  дели, я не знаю.  У них их много было.   А то, что у меня оставалось, видать этот гад унес. Не нашла я их в шифоньере. 
- И много их было? – поинтересовался  Семеныч.
- Да нет.  Десять штук. Пять червонцев и еще какие-то по семь  с полтиной что ли. Все золотые. Николаевские.
- А ты, вишь,  богатой невестой была! – засмеялся Семеныч, - проморгал я богатство-то. Теперь тебя бесприданницей взял! – и захохотал пуще прежнего.
- Тоже мне жених! – махнув рукой в сторону старика, засмеялась Анна. – Песок из нас уж сыплется, а ты все туда же!
- А коль он червонцы нашел, что же он у тебя про золото спрашивал? – удивился старик. – Выходит, другое золото они ищут. Промысловое, аль еще какое.  Мне Виктор сказал, что пальчики на пачке сигаретной, как раз те, что на канистре были. После пожара на заимке. 
- Да что ты! А я в неведении была. Меня-то одну оставили, на растерзание этим бандитам.
- Так Виктор был уверен, что тебя не тронут!  Он думал, что Блондин ждет у тебя племянницу,  и в доме у тебя золота нет. Видно, терпение потерял. Хотя… Он  ведь вернуться к тебе собирался. Весной. А  пока исчез.   Нет его ни в соседних деревнях, ни в райцентре.
- Сбежал, значит. Гад! – в сердцах  воскликнула Анна.
- Да нет. Хотел, видно, к тебе вернуться, да нюх потерял,  не вытерпел… Да и брать его пока не за что. Пальцы на канистре  и сигаретной пачке еще ни о чем не говорят.  Можно только поджог ему предъявить.  А этого мало. Ясно, что главный он у них, а попробуй докажи!  Может сказать, что до приезда пожарных увидел пожар и канистру…  Взял в руки, потом бросил. И ушел. Испугался, мол!  Все же знают, что он по тайге с чемоданом этим таскался.
- Ой, и не говори. А вдруг  я плохо посмотрела? Может, червонцы-то там и лежат?  Если бы нашел, не спрашивал бы про золото.
- Всяко может быть. Потом посмотришь. А ты их далеко прятала?
- Да нет. Лежали  в пакете со смертным  одеянием.
- Так он, может, побоялся руками трогать?
- Так на нем же не написано для чего все это! Да и смотрела я, вроде нет там их.
- Да, что уж теперь! Нет и нет. Они у тебя столько лет валялись, ты ими и не пользовалась, или продала чего?
-  Я нет. Федор продал немного. Сестру лечили. А мне сказал такое, что могут они мне потом пригодится. Может, скоро все в стране переменится и вот тогда, они как раз в дело пойдут.  И свою часть, говорил, оставил, для девочки. Не потратил. У них его очень много было. Почти все, что наши дед с бабкой привезли. А вот куда он его запрятал,  никто не знает. 
-  Эх, золото, золото!  Запутался я совсем. За каким золотом  Блондин охотится? За вашим или за другим каким…   Если все связано с Федором и бывшим участковым,  и с зоной,  то, выходит,  другое  золото  Блондин ищет…    Про ваше-то  родовое  никто не знал!  Загадка…

        Утром,  пришел  Виктор. Прошел в дом, сел за стол, и попросил у Семеныча  выпить.
- Ты ж при исполнении! – в шутку пожурил его Семеныч.
- Устал. Всю ночь по тайге шарили. Так и не нашли гада. Все деревни объездили, никто ничего не видел, никто ничего не знает…
- Ну, это как всегда! – засмеялся старик.  – Сами разбирайтесь.
- А пальчики его сняли.  Освободился год назад. Кличка  Жженый.
- А почему чудная кличка-то у него? – наливая в стаканы самогонки, спросил старик.  Потом поставил на стол глиняную миску с огурцами и нарезанное тонкими кусками сало.  Достал из печи хлеб, и сел.
- А у него на шее  шрам от каленого железа. Кто-то его еще в подростковом возрасте приласкал, - взял в руку стакан, чокнулся со стариком и залпом выпил. Закусил огурцом  и, положив куски сала на хлеб,  стал жадно есть.
Семеныч  тоже выпил, закусил  и,  кивнув в маленькую комнату,  сказал:
- Анну я пока к себе забрал. Пусть поживет. Только никто знать не должен где она.
- Это ты хорошо сделал! –  осоловев,  и расслабленно развалившись на стуле,  сказал   Виктор.  – Пусть у тебя побудет.  До весны, а может, и дольше.  – Участковый зевнул и, положив руки и голову на стол,  пробормотал, -  теперь они только весной объявятся, когда Митька с  Вероникой возвращаться будут. Вот тогда и ловить будем… На живца,  –   и захрапел.



 http://www.proza.ru/2015/03/20/971