Шоколад без Всего

В кафе вошёл невысокий человек в грязном мокром дождевике. Уборщица, завидев его, мучительно закатила глаза и принялась, будто бы по какому-то тайному заговору всех уборщиц мира, пытаться шваброй вымыть грязь из-под его обуви, что у неё, разумеется, не выходило. Однако тот сориентировался и встал на швабру сверху. Возмутившись такой дерзости, сотрудница гигиенической службы уже собралась грубо его окрикнуть, однако тут он снял влажный капюшон – и ругательство застыло у неё в горле. Старый ожог окаймлял левый побледневший глаз пришельца, а под правым стоял нелицеприятный тёмный фингал. Разбитая губа и лоб его были заклеены пластырями, а по щеке стекала недавняя слеза.
- Извините, – сказал он и сошёл со швабры. – Я думал, вам так будет удобнее.
После этого он направился в сторону стойки для заказов. Молодая девушка за кассой с содроганием взглянула на него, после чего тихо проговорила:
- Чего желаете?
- Шоколад без всего, пожалуйста.
Кассирша проморгалась.
- Что, простите?
- Шоколад без всего.
Тут полный высокий администратор в дорогом пиджаке подошёл к ней и ласково положил руку на плечо.
- Не волнуйся, дорогая, это наш постоянный клиент. Когда он говорит “шоколад без всего”, он имеет в виду простой растворимый шоколад без сахара, молока и сливок.
- И холодный, – уточнил заказчик.
- Да, прохладный. Вы уж простите, она у нас новенькая.
- Бывает.
Администратор озадаченно оглядел постоянного клиента.
- Если не секрет… Что с вами произошло?
- К сожалению, секрет.
- Хм… Ладно, извините. Понимаю, что это не моё дело. Приятного аппетита.
После этого администратор удалился в свой небольшой офис в задней части кафе, а девушка-кассир, сдержанно улыбаясь, приняла заказ.
Взяв слегка нагретый стакан и с досадой убедившись, что шоколад был всё-таки тёплым, пришелец направился к дальнему столику в самом тихом и тёмном углу кафе, где уже кто-то сидел. Сам он сел рядом.
- Чтоб вас, мистер Дулан! Где тебя так угораздило-то, дружище? – экспрессивно спросил сосед. Одет он был в очень старое, пыльное и грязное пальто на голое тело, которое явно представляло для него какую-то сентиментальную ценность, а также в чёрные потёртые джинсы и дешёвые кеды без носков. Частично загорелое лицо его украшала мягкая серая щетина, а волосы на голове были поражены лысиной с проседью. Чёрные глазки под кустистыми бровями с любопытством разглядывали всё доступное им кафе, а также видимое пространство за окнами.
Мистер Дулан, в свою очередь, неспешно отпил шоколада и ответил:
- Не хочу говорить дважды, Тилл. Дождёмся Айрена.
Тилл игриво замигал глазами и артистично прокашлялся.
- С сегодняшнего дня попрошу называть меня полным именем – лорд Тиллиган Тоген фон Тоген!
- Что? – устало осведомился собеседник.
- Я вчера отломал корону от руки статуи этого… Как его? А, Даэлона Форкета! Вот, смотри…
Он достал откуда-то из внутренних карманов своего пальто осколки каменной короны и положил их на стол. Дулан тяжело вздохнул, отпил шоколада и проговорил:
- Вы в своём репертуаре, милорд…
Айрен не заставил себя долго ждать. Высокий и плечистый, в атласном тёмно-сером пальто и выглаженных по стрелкам брюках с кожаным ремнём на серебряной пряжке, в дорогой чёрной кожаной обуви по образцу военного сапога, сверкающей даже из-под уличной грязи, этот аристократ учтиво поклонился ошарашенной уборщице и вложил ей в руку приличную сумму чаевых. Лицо его было наполовину закрыто красно-чёрным клетчатым шарфом, а ярко-серые глаза под аккуратными седыми бровями смотрели исключительно туда, куда позволяли смотреть закон и этикет. На шее его пышным розоподобным узлом был завязан шёлковый светло-серый галстук, однако ни его, ни оригинального его сочетания с бежевой рубашкой не было заметно из-под всё того же чёрно-красного шерстяного шарфа какого-то немыслимого плетения. Руки его были одеты в белые интерьерные перчатки, и на указательном пальце правой, поверх такой перчатки, красовался золотой перстень с родовой печатью баронской династии Шулгренов, к которой и относился этот человек. Он был левшой и в левой руке держал небольшой чёрный кожаный чемоданчик.
Тиллиган выдохнул.
- Чтоб его. Даже на похороны моей мамы он так не наряжался! Какая муха его укусила?
- Подойдёт – вот и спросишь, – ответил Дулан, отпив трагично тёплого шоколада.
Однако Айрен не спешил подходить. Он завёл милую многословную беседу сначала с молодой кассиршей, затем – с администратором, затем – с директором кафе, а после этого взял со стойки огромный поднос со всевозможной едой и напитками и, не заплатив ни единой монетки, понёс всё это в сторону тёмного угла с двумя своими знакомыми.
- Я сказал им, что я пищевой рецензент и хотел бы попробовать всего забесплатно, а в противном случае написал бы разгромную рецензию на этот притон, закрыв его ко всем чертям.
- И ты здравствуй, мошенник чёртов! – Тилл радостно обнял Айрена, отчего тот еле удержал поднос в руках.
- Я здесь вам всего нахватал. И твой любимый холодный шоколад – целых два стакана выпросил. Бери-бери, я эту гадость пить не стану…
- О, и пива мне прихватил!
- Да-да. К слову, сколько ты уже сегодня вылакал?
- Я не лакаю. Я откровенно жру! – взахлёб отвечал Тиллиган, опустошая один бумажный стаканчик за другим.
Аристократ кашлянул и посмотрел на второго собеседника.
- Что с тобой?
- Со мной-то что?... – с наворачивающимися слезами переспросил Дулан, после чего перешёл на откровенное рыдание.
Тилл остановился на половине стакана, взглянул на плачущего, возмущённо экнул и бодро ткнул его рукой в плечо, однако это почему-то ничуть не разрешило ситуации. Айрен, в свою очередь, быстро стянул с лица шарф, обнажив окровавленные нижнюю губу и подбородок, взял салфетку и всё методично оттёр.
- А у тебя-то что случилось? – допив очередное пиво, спросил Тилл.
- Да так… Повздорил с одним надоедливым комиссаром.
- Вот всё у вас не слава Богу! – с досадой крикнул Тиллиган. – Я ведь вам даже корону каменную принёс, чтобы вас порадовать, уроды! А вы… А вы…
Он сел рядом с Дуланом, прижал его к себе и расплакался даже громче, чем тот, утирая нос его мокрым дождевиком. Айрен тепло улыбнулся.
- Поразительно, с какими интересными людьми я дружу… Я, кстати, читал в газете, что кто-то оторвал каменному Форкету руку по локоть. Сразу подумал на своего знакомого господина Тогена. Где остальная часть, к слову?
- В трейлере у меня, – сквозь плач ответил Тиллиган. – Я её для тебя два дня подряд от короны отколупывал… Напалмом прижигал, ацетоном обрабатывал, гравировал… А потом – бац! – и уронил падлу! Раскололась, вот…
- Что, и рука разбилась?
- Да корона же, корона! Сам не видишь, что ли?...
- Корону-то я вижу, но ведь ты говорил о… – Айрен сдержанно кашлянул, оборвав сам себя. – Да, прости, иногда забываю, что ты у нас клинический шизофреник.
Тилл утёр слёзы.
- Вот если ты меня сейчас оскорбить хотел – я тебе морду набью.
- Нет, я просто назвал твой официальный диагноз, который сам тебе и поставил уже полгода назад.
- Ну тогда ладно, – ответил он и снова театрально разревелся в капюшон Дулана.
Сам владелец капюшона, к слову, уже не лил слёз, а просто тихо сидел, поглядывая на Тиллигана и допивая второй стакан холодного шоколада. Не выдержав давления, он отстегнул капюшон и вручил его шизофренику.
- Да подавись ты им!
- Не нужен мне твой капюшон… Я обнимашек хочу… Меня все бросили… Так давно не обнимался…
- Ты только что обнял меня, – отрезал Айрен.
- Тебя обнимать – что засохшую липу! – обиженно ответил Тилл. – Не то, что нашего тёплого и мягкого Миликета Дулана…
Не выдержав очередного напора иррациональной ласки, Миликет взял пластмассовую вилку и уткнулся ею в руку Тиллу до крови.
- Ну за что?! – заорал было тот на всё кафе, однако предусмотрительный барон Шулгрен заткнул ему рот импровизированным кляпом из собственного шарфа, после чего достал из своего чемоданчика заранее заполненный стеклянный шприц и ввёл его содержимое во вздувшуюся вену на шее разбушевавшегося безумца. Тот сразу же перестал кричать и сучить конечностями, а во взгляде его появилось некое блаженное просветление. Вскоре пожёванный шарф был извлечён, а сам пациент – усажен в самый угол кафе.
- Ты явно перебрал, друг мой, – заметил Айрен. – Скажи, где ты умудрился? У тебя же денег отродясь не водилось.
- Много ты понимаешь… – заплетающимся языком отвечал Тилл. – Врачишка-докторишка-психпатишка…
- Да наплюйте вы на него уже, – сказал Дулан. – Что вы всё возитесь с ним, как с ребёнком? Он же просто псих.
- Я обязан, – ответил Айрен. – Я давал врачебную клятву. К тому же, мне всегда было жаль умалишённых… Они – одни из тех немногих, что действительно могут меня понять. Ну да ладно… Так что с тобой стряслось, дорогой ты мой?
- Любовь со мной стряслась.
Барон Шулгрен тепло заулыбался глазами.
- Прекраснейшее из чувств, однако же. Но в твоём случае, вероятно, что-то пошло сильно не так. Я прав?
- Как чёрт вы правы…
Тиллиган закатил глаза.
- Вот у меня, господа, было два брака. И ещё в самом начале первого я понял, что любовь – это туфта, бред и чушь. В первую же брачную ночь!
- Дай угадаю: ты ошибся и женился на мужчине? – съязвил Айрен.
- Я сейчас на тебе женюсь, сволочь! – возопил он.
- Удивительно, как нас ещё не выгнали из кафе с таким поведением, – заметил Миликет.
- Об этом я позаботился, – успокоил Айрен. – Сюда никто не сунется, даже если я решу провести кому-нибудь трепанацию черепа. А всего-то пара слов…
- Это каких ещё? – поинтересовался Тилл.
- “Барон Шулгрен из Имперской Аудитории”, – продекламировал Айрен. – Вы даже не представляете, какую власть над людьми имеют вовремя сказанные слова! Ну, ещё печать им свою показал, для надёжности.
- Так мне рассказывать, или вы пришли суда похвастаться своей влиятельностью, барон? – выпалил Миликет.
- Было бы перед кем, в этой-то дыре…
- Но-но-но! Между прочим, исключительно приличное заведение! – очень медленно проговорил Тиллиган. – Я здесь ни одного таракана не увидел.
- Зато мышей полно, – парировал барон. – И крыс с пауками. А ещё вон тот поднос. Видите? У официантки. Так вот, он чёрный и кривой. Дизайн, скажете вы? Не-а, директор показал мне инвентарный каталог! У них только светло-серые пластиковые подносы. Вывод? Какой-то мудрец, видимо, из поваров, хорошенько прожарил этот поднос в печи. Надеюсь, хотя бы ненамеренно.
Слеза потекла по щеке Тилла.
- Тебе бы только критиковать!
- Не только. Ещё усмирять всяких буйнопомешанных и выслушивать сопливые истории из уст хронических неудачников. Вот скажите, господин Дулан, когда вы в последний раз попали под машину?
- Не дождётесь, – сквозь зубы ответил Дулан. – Уже три месяца как не попадал!
- Браво, брависсимо! – воскликнул барон. – Да ты рекорд поставил! Я, вот, ни разу в жизни ни единой кости себе не сломал. Как ты только умудряешься?
- Да остынь ты уже… – проговорил Тилл. – Не видишь, что плохо человеку?
- Не думал, что скажу это… – протянул Миликет, принявшись за картофель фри. – Но спасибо тебе, Тилли.
Тилли раскраснелся и зажеманился.
- Всегда пожалуйста, Милли…
- Вы закончили? – спросил Айрен, скрыв лицо за рукой.

К этому времени дождь прекратился, а Светило уже почти зашло за горизонт, обдавая всё и вся кроваво-красным светом из-за еловых верхушек соседствующего леса. Кафе “Роллер”, в котором собрались три друга, находилось на самой окраине провинциального имперского городка Груллен, что был всем троим родным домом. Миликет и Тиллиган дружили с самого раннего детства, а Айрен был их школьным классным руководителем и преподавателем сразу по четырём предметам – право, литература, музыка и изобразительные искусства. “Педагог-новатор!”, “Врач и учитель, перевернувший мир!”, – пестрили газетные заголовки тех времён, рассказывая о нём. Только самый ленивый журналист не взял у него интервью после того, как он изобрёл вакцину от бешенства, и даже ленивый начал брать, когда Императорский Консулат подарил ему титул барона, а также выдал дипломы доктора и профессора в придачу к огромной по тем временам сумме денег – тридцать восемь миллионов серебряных кюрстов бумажной наличностью. После этого новоиспечённый барон воздвиг себе на соседнем с городом холме огромный особняк, в западном крыле которого разместил лабораторию с оранжереей, а в восточном – симфоническую камеру и бальный зал. В центральной же части своего загородного дома барон Шулгрен разместил многочисленные комнатки для гостей и прислуги, гостиную с удобными дорогими креслами и большим новомодным цветным телевизором, кухню, какой позавидовали бы иные шеф-повара, и достойную её кладовую, которую он вскорости заполнил всевозможными экзотическими продуктами со всех концов света; не забыл он и про санузлы. Этим строительством новый барон почти вывел Груллен из статуса провинциального городка. Но только почти.
Был у особняка и подвал – огромный и тёмный, и никто точно не мог сказать, что именно гениальный изобретатель разместил там. По крайней мере, до тех пор, пока одна любопытная дама во время званого ужина не решила проведать страшное тёмное место, о котором в городке ходило множество будоражащих кровь слухов – и ненароком не оправдала большинство этих слухов. То, что она обнаружила там, привело в ужас весь город – тела и части тел людей и животных, гниющие или замоченные в формалине, напечатанные на машинке записи о создании гомункула, целая библиотека оккультной литературы, а также фотолаборатория с такими фотографиями, что кошмары мучили весь Груллен, когда одна особо скандальная газетёнка всё-таки решилась опубликовать их в своём еженедельном номере.
Против барона Шулгрена тот же час завели дело – ибо в подвале были обнаружены останки жены мэра, а также нескольких местных детей, какое-то время назад пропавших. Никто точно не может сказать, как ему это удалось, но изворотливый Айрен всё-таки сумел защитить себя в суде, напомнив о своём титуле и прибегнув ко всему своему убедительному красноречию, в результате чего все обвинения были переложены на какого-то умершего слугу его дома, которого даже не существовало на самом деле.
Однако след всё же остался. Даже невзирая на то, что барон Шулгрен продолжил жить в своём особняке, местные жители начали считать его заброшенным и проклятым, и порой не очень везучие сталкеры (так в Девятой Империи называли незаконных исследователей заброшенных мест) навсегда оставались его гостями, которых пошатнувшийся рассудком аристократ всячески истязал, допрашивал, а потом и вовсе употреблял в пищу.
Когда известие о безумии любимого учителя дошло до Миликета Дулана, на него напал ужаснейший творческий кризис. В это время он возглавлял довольно знаменитую в городе рок-группу, однако вскоре ушёл из неё, решив, что музыка отныне закрыта для него навсегда. Его образ зеленоглазого полуголого распутника с гитарой наперевес пропал со сцены в самом расцвете популярности, что породило массу клубов сочувствующих по всему городу. Решив обратиться за поддержкой к своему другу детства, всегда немного толстоватому, весёлому и богатому на выдумки Тиллигану, он внезапно узнал, что с тем после известия о разоблачении Айрена случился ещё более сильный нервный срыв, в результате которого были убиты его первая жена и её любовник.
Во время визита в психиатрической лечебнице “Имени Святого Фабуленция” откровенно обезумевший Тилли рассказывал мрачному Милли о каких-то “бабочках из света” и “огнях справедливости в ночном небе”, после чего, оставшись наедине с другом детства, без окружения врачей, дал тому понять, что хочет уйти отсюда навсегда. И Миликет Дулан нашёлся, чем ему помочь. Раскопав старые связи, он вышел на представителей имперской мафии, у которой и попросил помощи. Вскоре юристы уладили все формальности, и “абсолютно отдающий отчёт в своих действиях” Тиллиган Тоген вышел на свободу. Взамен на эту услугу один из мафиозных лордов потребовал у Дулана каждый месяц поставлять в одну определённую подворотню по паре человеческих почек и лёгких в плотно запакованных пакетах, на что тому пришлось согласиться.
И так началась история таинственного серийного убийцы по прозвищу “Кровавый Обольститель”, который заманивал в свои тенёта наивных девушек, после чего убивал их во сне и крал все их внутренности. То, что требовалось по договору, поставлялось по назначению, а остальное шло в качестве подарка любимому учителю музыки, с которым Дулан решил возобновить своё общение. В результате этого завязалась крепкая странная дружба, что длится у них и по сей день.
Что же до рекордсмена вменяемости Тилли, – то он вскоре женился второй раз, после чего паук в углу родительского дома его супруги приказал ему убить всю её семью (включая жену) во имя Высшего Света, что и было исполнено, пускай с неуверенностью и дрожью по всему телу. После этого господина Тогена вернули в лечебницу, и научное расследование выяснило, что именно он стоял за массой нераскрытых случаев изнасилований, поджогов, мелких терактов, вандализма, тяжёлых анонимных оскорблений правительства, а также богохульства. Пациент, в свою очередь, слёзно раскаивался и во всём винил злорадного жестокого паука из родительского дома покойной жены.
Казалось, что судьба сумасшедшего была предрешена – главный врач лечебницы уже подписал указ о лоботомировании Тилли, когда в его офис заявились исключительно недовольные “Кровавый Обольститель” и барон Шулгрен с целым хирургическим набором наголо… По крайней мере, именно так это записала скрытая камера его кабинета за мгновение до своего уничтожения.
Что сталось с главврачом “Святого Фабуленция” – никто точно не знает, однако жёлтые газетёнки по всей Империи пестрили своими собственными версиями, одна другой краше. Досконально известно лишь то обстоятельство, что в пустом офисе с разбитыми окнами было очень много крови, а приговорённый к лоботомии Тиллиган Тоген пропал из своей палаты. Через какое-то время окровавленные очки главврача были обнаружены на языческом алтарном камне посреди елового леса между Грулленом и соседним с ним мегаполисом за тридцать шесть километров. Престарелый хранитель алтаря утверждал, что их принёс некий “Красный Демон”.
В конце концов, всё вернулось на круги своя. Опальный барон, как и всегда, депрессивно заседал в своём одиноком чертоге, периодически отбиваясь от штурмов сталкеров и законников посредством изощрённых ловушек и психологических атак. В перерывах между этими штурмами он создавал себе всё новые и новые амплуа провинциального городского жителя, вливался в жизнь Груллена, находил “опухоль” (так он называл человека или группу людей, которые, по его мнению, портят жизнь обществу) и устраивал какое-нибудь кровопролитное представление, после чего вновь исчезал в своём загадочном доме. Дулан – соблазнял и резал, поставлял, потом навещал учителя, потом снова резал и соблазнял, после чего снова поставлял и навещал. А Тилли продолжил свои мелкие хулиганства – и в итоге дошёл даже до того, что возымел целый культ почитателей среди подраставшего в те годы упадочного поколения имперской молодёжи. Потом, правда, он совершил одну глупость с бензопилой, из-за чего почитателей значительно поубавилось: лишь два закоренелых лунатика остались прислуживать ему в его доме на колёсиках, что давно уж сгнил, заржавел и стоял, будто заброшенный, на окраине автострады, за счёт которой всегда и жил городок Груллен.

Тем временем Светило уже закатилось за горизонт, погрузив мир в ночи.
- Пожалуй, мне стоит немного разрядить обстановку для вас, господа, – начал Айрен. – Я рассказывал вам про свои последние деяния? Кажется, нет…
- Смотря про что, – ответил Миликет.
- Ну… Про мои “композиции”, например.
- Не помню такого! – с энтузиазмом ответил Тилли.
- Я тоже, как ни странно, – поддержал Дулан.
- Ну что же-с… Тогда располагайтесь поудобнее! – театрально объявил барон. – Вы ведь помните о внезапном крахе городской партии социалистов? Эти люди приехали в наш город откуда-то из столицы, быстренько отсудили у всеми любимого швейного магната Герарда его завод и обустроили там свой театр… Ох, газеты писали об этом наперебой, а потом они наперебой писали об их скандальных провокационных постановках классических произведений, как они это назвали, “под красным углом”.
- Я был на одной из них, – перебил Миликет. – Страшная мерзость. Они превратили древних воинов Туйна в каких-то корявых балерин с уродливыми плакатами.
- А ещё они высмеивали Короля Холмов из одноимённой пьесы Арнгарда. Им, видите ли, не понравилось, что он носит корону. Но смеялись они недолго – ибо это, как известно, была их последняя постановка…
- Даже я слышал про это! – перебил Тиллиган. – Все газеты просто разом заткнулись, а люди вдруг перестали ругаться из-за театра. Как ты вообще это сделал?
- Да-да-да, это я… Перебьёте меня ещё раз – и я сделаю для вас кляп. Так вот, когда этот злосчастный спектакль окончился, я уже поджидал красных на боковом выходе. Если вы не в курсе, то из-за проверок партбилетов выходили они оттуда всегда по одному и с серьёзными задержками – мне как раз хватало времени зарезать одного, спрятать его в соседнем переулке и приступить к следующему. Заминка произошла только в самом конце, когда выходили местный глава партии с женой одновременно – пришлось пользоваться обеими руками, благо я частичный амбидекстр…
- Амби-кто? – спросил Тилли.
- Амбидекстр, шизофреник ты мой. Это человек, который владеет обеими руками, а не только одной. Ну да ладно, я даже не буду делать тебе кляп – всё равно ведь не поможет… Кхм. Так вот, когда все их тела были сложены в том переулке, я спрятался в мусорный бак, что стоял там же, и подождал до полуночи – именно в это время театр официально закрывался и освобождался от всякой охраны. Когда заветное время настало, я пробрался внутрь и развесил все трупики над сценой в соответствии с ролями в НАСТОЯЩЕМ “Короле Холмов”! Оригинальная пьеса была настолько велика и эпична, что мне даже не хватило тел. Когда верёвки кончились, я начал пользоваться их собственными потрохами. И, разумеется, самим Королём я сделал почтенного главу социалистической партии – он гордо возвышался над всеми остальными в лучах прожектора, воздев руки кверху. А голову его, разумеется, венчала корона… Правда, сделать её мне пришлось не из тисовых ветвей и оленьих рогов, как в оригинале, а лишь из пальцев и склеенных волос.
- Чёрт вас возьми, барон Шулгрен… – покачал головой Дулан. – Вы никогда не перестанете меня удивлять, по-видимому. Это меркнет даже по сравнению с тем, что вы устроили в детском доме с садистом-воспитателем.
- Да, “Безглазый Папаша” ещё легко отделался! – усмехнулся барон. – Когда на следующее утро Главный Жандарм Груллена увидел мою “композицию” – он лично разогнал всех репортёров пулемётной очередью, а потом издал указ о том, чтобы никто и нигде ни слова об этом не говорил, а иначе – расстрел. Поэтому вы ничего и не узнали, друзья мои. Мило вышло, правда?
- Да уж, мило… Но откуда тебе-то об этом известно?
- В то время я был “старшим офицером Тонном”. Стоял за спиной Главного Жандарма, пока он палил над головами бумагомарак. Да и идею эту, если честно, сам ему предложил…
- А потом отчитался за неё?
- Нет, потом офицера Тонна не стало. Сбросился с моста на почве нервного срыва, бедолага… – барон звонко и по-светски расхохотался.
- Неуловимый ты собакин сын! – объявил Тиллиган. – А ты что же, Милли? Про свои деяния ты, кажись, вообще никогда не рассказывал.
- Рассказывать тут немного, – ответил Дулан. – Захожу в какой-нибудь бар, нахожу девицу поглупее – ну, там, с кошельком навыворот, или с шеей грязной, или, например, одетую чёрт-те как. Играю глазами, шучу на какую-нибудь нехорошую тему – ну, там, про несправедливость правительства, или про Бога… И всё, она моя.
- Однако же, как низко пали женщины в наше время! – воскликнул Айрен.
- Поддерживаю-с, владыка-с… – заявил Тилли, обнаруживший ещё один стакан с пивом.
- Не все, далеко не все. Хотя и много таких… – Милли вздохнул. – В любом случае, всю ночь мы вместе, а на следующий день я отмываю свои руки от крови в ближайшей луже или канаве, потому что через санузлы она попадает в водопровод, и по нему меня могут раскрыть.
- А заразиться не боишься? – неожиданно спросил барон. – Если не от антисанитарии, то от больных женщин.
Миликет опустил голову и широко улыбнулся.
- Не боюсь, барон. Вот чего не боюсь – того не боюсь.
- И в чём же твой секрет? – продолжал барон.
Дулан замялся и пробежал взглядом по столу.
- Да нет его, наверное… Просто я… Осторожный. Очень.
Айрен ухмыльнулся.
- Осторожный, стало быть… Ну смотри, дружище, смотри. Не хотелось бы мне внезапно обнаружить, что у меня не осталось хорошего друга.
- Не обнаружишь, обещаю, – сказал Дулан и засмеялся.
Ему начал вторить барон, и вскоре к симфонии отчаянного смеха присоединилось нервозное гоготание Тиллигана. Всем как-то полегчало.

- Ладно, пожалуй, я начну, – наконец решился Дулан. – Помните, я говорил вам на прошлой встрече о том светловолосом кареглазом пареньке, что увязался за мной? Низенький такой, худощавенький…
- Парень последней твоей жертвы? – уточнил Айрен.
- Да-да, он самый. Кристоф. Мы долго с ним общались. Удивительно хорошо узнали друг друга… Я ни с кем так никогда не общался…
- Погоди, погоди… Ты к чему это ведёшь? – перебил Тилли. – Ты что, переспал с ним?
Миликет тут же оборвал свой рассказ и зарыдал с новой силой. Положив голову на стол, он выпалил:
- Я не сплю с жертвами, идиот! Это аморально. Я смотреть-то на них стараюсь пореже…
- Опа… – раскрыл рот Тилл, после чего начал тихонько издевательски гоготать. – А ты изменился за эту осень… Такой… Аккуратный стал…
Доктор Шулгрен с силой захлопнул отвисшую челюсть господина Тогена и как-то неприятно ею хрустнул, лишив всякого движения.
- Помолчи немного, Тилли. У твоего друга ужасающая драма в жизни.
- Спасибо, господин Шулгрен…
- Ну-ну. Я и сам встречался с этим. В далёкой своей молодости, когда я был загорелым черноволосым юнцом… – барон откинулся на спинку кожаной скамьи и мечтательно возвёл взгляд к потолку. – Ха. Удивительные были времена. Тогда ещё магия была популярна!
- Кто это был?
- Однокурсник из Медицинской Академии. Имени уже не помню. Тоже светловолосый, кстати.
- И…?
- И была любовь. Жуть что было. Даже говорить не хочется, насколько всё было пламенно и серьёзно.
- Он жив сейчас?
- Разумеется, нет! – барон легко рассмеялся. – Он не пережил даже моего славного прадедушки.
- Что с ним случилось?
- Я узнал, что он просто использовал меня, чтобы получать расположение лекторов, у которых я всегда был на хорошем счету.
- Оу.
- Да-да. Именно “оу”. Так я ему и сказал, когда мы виделись в последний раз.
- И что вы с ним сделали?
Лёгкая, но искренняя улыбка пронзила лицо барона.
- Его сердце до сих пор хранится в формалине, помещённое в изысканную стеклянную банку на полке в моём кабинете. К слову сказать, впоследствии я одумался, и после него у меня было семь жён. Семь, господин Тоген!
- И что, все померли? – удивился господин Тоген.
- О да, я семикратный вдовец. Рад, что для тебя это столь очевидно.
- Боги… – Миликет тихо склонился над горами пустых коробочек и пачек из-под всевозможного фастфуда. Он даже не заметил, как съел всё это. – Кажется, меня сейчас вырвет…
- Но-но-но! – профессор Шулгрен встал со своего места и аккуратно запрокинул голову ученика назад. – Так уже вряд ли вырвет. В любом случае, как говаривала моя покойная халготская тётушка, “о вкусах не спорят”! Мне всё равно, в кого ты влюбляешься, пока их вырезки украшают мой обеденный стол, однако всё же советую тебе найти… Кхм. Настоящего партнёра, постоянного. А из этого я приготовлю для тебя что-нибудь особенное. Он ведь уже мёртв?
Вновь залив всё слезами, Миликет закивал.
- Он… Он в кузове моей машины. Тут, на парковке. Я отравил его, потому что не смог зарезать. После того, как отравил, признался во всём… Отсюда и раны. Он избивал меня и проклинал. Потом схватился за сердце и... И... И... И...
- А давай-ка переложим его в мою машину и отвезём сразу ко мне? Этот дурацкий договор с мафией мне уже осточертел – я вызволю тебя из её лап на этой же неделе.
- Можно. Можно… – отвечал Миликет.
- А что до тебя, дорогой Тилли… – барон вновь щёлкнул его челюстью, вернув той подвижность. – Не хочешь сказать что-нибудь перед тем, как мы уедем отсюда?
- Я изучал физику и химию, мысленно забирался в глубочайшие глубины звёздных недр и ядра планет… Но чёрт тебя подери, Айрен! Я НИКОГДА НЕ ЗНАЛ, что в родственниках у тебя есть какая-то халготская психушка!
- Кхм… Тётушка Толли – не психушка. Я её правнучатый племянник. И вообще, почти все мои предки по материнской линии происходят из славного Халгота.
- Оно и видно… – пробурчал Тиллиган.
На выходе их остановил испуганный крик Тилли.
- О БОГИ, Я ОПЯТЬ ВИЖУ СВЕТ! СВЕТ ВИЖУ! СВЕТ!
- Да-да, дорогой господин Тоген, – ответствовал ему барон Шулгрен. – Все мы порой видим Свет…

Вскоре после этого барон с учеником направились к зловещему имению, где совместно прожили четыре дня – ровно до тех пор, пока разгневанный задержавшейся поставкой мафиозный лорд лично не подъехал к особняку. На входе его ожидал неприятный сюрприз в виде самодельной гильотины, а внутри самого особняка – разделочные доски, котлы, сковородки, кастрюли и печи. Вскоре организованная преступность в этом регионе Империи значительно ослабла, и в городке Груллен даже возникло что-то вроде эпохи законности – если не считать пары поджогов Тилли, который уже приобрёл репутацию скорее местной достопримечательности, нежели кого-то опасного и заслуживающего уничтожения.

И таким образом странное спокойствие было подарено родному городу тремя людьми, давно вышедшими за рамки всякого закона.