Офицер. Часть 10

   ...Серый автобус марки «Богдан», с глухо затонированными стеклами и белым флагом над лобовым стеклом, ехал по разбитой дороге, на которой асфальт сохранился лишь в виде некоего рудимента. Автобус сотрясался всем корпусом, когда водитель недостаточно аккуратно миновал ямы, которые могли быть и воронками от минометных обстрелов; тормоза автобуса немилосердно стонали, оглашая пространство над дорогой звуком, напоминающим плач неприкаянных душ грешников...
    Этот автобус вез странных на вид пассажиров — людей, одетых в оборванную гражданскую одежду, с глубоко запавшими от нечеловеческой усталости глазами, давно небритых и несущих на себе следы побоев.
   Несомненно, эти люди долгое время пребывали в плену — так мог бы решить сторонний наблюдатель.
   И оно так и было.
   Автобус вез мирных жителей Новороссии, которых сегодня возвращали из плена в обмен на солдат противоборствующей стороны.
   Среди них ехал домой и отставной офицер-ракетчик Григорий Федорович Белоцерковский.
   Он тоже страдал от нечеловеческой усталости, очень хотелось заснуть, но неотступно преследовавшая мысль гнала сон прочь.
   Она, эта мысль, злым громким шепотом говорила: «Нет, не думай, что все кончилось... Это враги, они никогда не выпустили бы живым тебя, который столько знает и столько видел. Они разделаются с тобой, чтобы быть спокойными, чтобы их злой замысел не стал никому известен до тех пор, пока не прольется кровь...
   Где-то ждет беда.
   Что это будет?
   Мина в автобусе, пуля, артиллерийский обстрел, нож в спину?
   Не знаю.
   Не знаю...».
   И он соглашался с этой мыслью.
   Он чувствовал идущую за ним Смерть...
   Григорий Федорович не знал, конечно, о том, о чем договаривался в своем кабинете комендант-»Бородавочник» с офицером ВСУ Константином Убивайченко. Не знал и того, что именно Убивайченко вышел следом за ним из кабинета коменданта чуть-больше четверти часа назад и тихо поднял с грязной земли деньги, которые Григорий Федорович должен был принять от коменданта в вознаграждение за «сотрудничество» и которые тот выбросил в воронку от снаряда... Это были деньги, которые комендант выдал ему за предательство... Предательство, которого он не совершил — и потому он не хотел и не мог держать эти деньги в руках.
   Он бросил их в воронку, полную грязной раскисшей земли и дождевой воды, очень похожую на яму, в которой ему довелось побывать...
   А шедший следом человек поднял их — но это действие, свидетельствовавшее об отсутствии всяких душевных предрассудков у поднявшего, прошло незамеченным для бывшего офицера.
   И, конечно, бывший офицер-ракетчик не мог видеть, что Убивайченко теперь ехал за рулем  темно-зеленого «Москвича» следом за автобусом, на таком расстоянии, чтобы это не выглядело преследованием.
   Вместе с Убивайченко, нервно похихикивая и предвкушая предстоящее убийство, словно, то было получение сладкой конфеты, а он был ребенком, которому конфета будет дана, сидел в машине Хома Гудзык.
   Время-от времени он доставал из кармана дорогой смартфон и протирал его дисплей, словно, в кармане на него могла сесть пыль.
   Только час назад Гудзык осторожно постучал в дверь комнаты, которую Григорий Федорович Белоцерковский занимал в бывшем общежитии агрономов.
   Тот в это время, обстоятельно и неспеша, собирал в черный пластиковый пакет свои немудреные и немногочисленные вещи — исписанные убористым почерком листы бумаги, схемы и чертежи, справочную литературу... Все это не было необходимости оставлять в пользование оккупантам...
   Когда у его двери послышались тихие шаги Гудзыка и тот постучал в двери, Григорий Федорович впустил его в комнату спокойно, так как ожидал этого визита.
   И, достав из кармана «Йотафон», немного повертев его в руках, передал его Хоме.
   Произнес: «Вот, держи. Я ведь обещал тебе... Хороший аппарат, но обещания я привык выполнять. Коробку с зарядным и гарнитурой ты найдешь в столе.
   Ты ведь за этим пришел?».
   Тот ответил: «Да, я пришел за смартфоном. Вы ведь уезжаете...».
   Затем, помолчав, добавил: «Скоро наши ракеты полетят в этих обмоскалившихся ватников...  Это будет им наша «гуманитарная помощь», пусть радуются!!» - и заржаал низким недобрым смехом...
   Слушая этот припадочный смех, свидетельствовавший о том, что в семье Гудзыка было не все в порядке с наследственностью, Григорий Федорович подумал: «Можешь смеяться, кретин. Кретины хорошо смеются... Но недолго. Эти «ватники» уже наказали тебя и всех вас — просто наказание еще ждет своего часа. Вы сполна почувствуете его на себе...».
   Вскоре он уже выходил из общежития, направляясь к только-что подъехавшему серому автобусу...
   И вот теперь он ехал в Донецк.
   До свидания с родным городом оставалось около часа и двадцать километров пути...
   Тем временем, в самом Донецке, группа контрразведчиков ДНР выходила из серого микроавтобуса «Фольксваген»,  тарахтевшего дизелем во дворе прокуратуры Кировского района.
   Леший, Упырь, Светлана Мирзоева — Иштар...
   Они только недавно получили сигнал от своего товарища Полянина о том, что серый «Богдан» с пленными выехал с территории украинского гарнизона.
   Сам Полянин тоже уже ехал в Донецк.
   Леший, окончив двадцать минут назад связь с Полянином, обратился к Иштар: «Света, сколько времени, как ты думаешь, понадобится Полянину, чтоб доехать от Журавки до Донецка? Я не говорю, конечно, о том, чтоб он поспел к началу обмен пленными...».
   Она, словно, уже заранее посчитав в уме, тут же ответила: «Полтора часа.».
   Леший, что-то прикинув в уме, произнес: «Хорошо. Значит, в штабе встретимся...».
   Затем сказал: «Ладно. Рекогносцировка такая. Как было сообщено, автобус подъедет через час, ну, максимум, час-двадцать.
   Ты, Светлана, до приезда автобуса должна занять позицию, чтоб тебе было удобно все видеть и, при надобности, стрелять.
   Плохо только, что мы не знаем, где именно остановится автобус. А гадать бесполезно.
   Мы с тобой, Миха, как только автобус останавливается, подходим к дверям и встречаем пленных. На нас "броники", потому мы прикрываем их выход и стараемся держаться поближе к нашему подопечному.
   Попутно — наша задача — все успеть увидеть. Если что — мы должны успеть среагировать.
   Прежде всего, нам нужно успеть заметить подозрительного человека, который будет поблизости... Непременно будет, в этом я уверен...
   Мы должны не подать вида, что мы его заметили, но Иштар должна это понять.
   И концентрируемся на загораживании нашего подопечного от этого человека.
   Будет лучше, если сам он не поймет, что происходит и не станет дергаться...».
   «А ты уверен, что он не поймет? И что будет дергаться?» - спросил Упырь.
   «Все возможно, Михаил Михайлович Пырьев... Но должно быть так, как я сказал. На то мы и контрразведка. Мы должны режиссировать игру, а не враг. И уж, тем более, не гражданские...» - ответил ему Леший.
   Затем он связался со штабом.
   Трубку там поднял его коллега с позывным «Бита» и Леший сказал ему: «Бита. Мы на месте. Будем располагаться и ждать колесницу...».
   В ответ услышал: «Хорошо. Гуд лак. За вашими гостями подъедет красный «Икарус», он будет ждать у продовольственного магазина через сорок минут. Как только встретите людей, подрулит ближе и закроет вас от окон ближайших домов...».
   Ответил товарищу: «Мерси, Бита. Понял.».
  Начиналась «работа»...
   А в это время Павел Гринев подъезжал к блок-посту ВСУ, невдалеке от которого в туманной дымке белел указатель с надписью «Селидово».
   Он сразу насторожился, увидев, как оживленно, словно, в ускоренном темпе, движутся фигурки укропов возле баррикады из бетонных блоков, как развернута к дороге стоящая у поста БМД.
   Он отметал возможность того, что это связано с его появлением, но стопроцентной уверенности в своей безопасности не было.
   Несмотря на то, что в кармане лежала «корочка» полковника восемьдесят второй аэромобильной бригады и там была вклеена его фотография, несмотря на заученную им «легенду», вспоминалась прошлая операция. Тогда, полтора месяца назад, одного из раненных в ходе операции укропов положили в больницу, а спустя несколько дней, при невыясненных до конца обстоятельствах, в больничной палате, тот — ценный свидетель по «делу» ДРГ, орудовавшей в районе шахты имени Горького, был убит. Тори пули из пистолета с глушителем, одна из которых — в голову.
   Четвертая пуля из того же, как было установлено, «ствола», досталась санитару, сидевшему около палаты — конечно, убийца не мог знать, что под видом санитара у палаты «на стреме» сидит боец Армии Новороссии...
   Он помнил, что сам находился в тот день около больницы, ждал любого сигнала от бойца с позывным «Аджар», но так и не дождался...  Аджар получил пулю еще в тот момент, когда убийца подходил к палате — это потом установили эксперты...
   Вспомнив теперь те события, Полянин подумал, что того укропа в больнице мог убить человек, который хорошо знал последнего... Но вот обменялись ли они перед убийством ценной информацией — это был вопрос без ответа.
  По крайней мере, времени у них было достаточно...
   А ведь тогда укропам могло стать известно о нем...
   … К нему уже шел укроп с полосатым жезлом и автоматом в руке - «АКС» со сложенным прикладом; укроп держал автомат почти под мышкой — ствол уже направлен на машину, при желании, он в несколько секунд мог открыть огонь.
   Еще трое стояли за бетонной стенкой из блоков, их автоматы в бойницах были направлены на машину...
   Быстро подошедший укроп уже стучал в его стекло.
   Гринев опустил стекло и услышал: «Покажить ваш пашпорт!».
   Он, сохраняя спокойствие, вынул из кармана паспорт — на имя того же человека, фамилия которого была записана в военном билете, лежавшем в его кармане.
   Укроп, так же спокойно, вернув ему паспорт, потребовал: «Покажить вийськовый квиток!».
   Контрразведчик достал из кармана военный билет, подал в окно, в руки военнослужащему ВСУ.
   Тот развернул «корочку», долго рассматривал ее — и Полянин уже начинал нервничать, не подавая, однако, вида, когда услышал: «Ось цэ я залышу у сэбэ. А вы, пан контррозвиднык, выходьтэ з машыны.».
   Полянин, мысленно выматерившись, открыл дверцу и вышел из машины, успев перед этим, незаметным движением, забросить под сиденье мобильный телефон. Он бы мог сейчас сделать «подсечку», заломать этого укропа, его же «стволом» скосить тех, кто стояли с автоматами за бетонной стеной...
  Но те, кто наблюдали за ним через триплексы и в открытый люк БМД, сразу скосили бы его из пулеметов броенмашины... К тому же, он не знал ни того, сколько их под броней, ни того, сколько «героев» находится за бетонной баррикадой..
  Укроп быстро, со знанием дела обыскал его, вытянул из его кармана ПСМ и крикнул в сторону блок-поста: «Всэ, його роззброено!!».
   Гринев увидел, как автоматы в бойницах зашевелились, два из трех были вытянуты своими хозяевами...
   Эти двое должны были сейчас осуществить его задержание, а он был безоружен...
   Наставал критический момент.
   И Полянин решился.
   Рывок,  нога, зацеплена за ногу укропа, тот наклоняется вперед, опуская стовл автомата, сгибается...
  Все происходит за долю секунды!!
   Захват, залом свободной руки «героя», еще один рывок — и ствол его автомата, уже поднявшись, веером расплевывает пули по баррикаде и укропам, уже вышедшим из-за бетонной стены.
   Мертвая тишина...
   Нет, это он, на мгновение, оглох...
   Два тела на земле. Они уже не шевелятся...
   И череда маленьких торнадо из пыли у его ног — это открыли огонь БМД и третий укроп, который остался у бойницы...
   Он резко рванул на себя и в сторону тяжелое тело «героя». Закрываясь от очереди из бойницы блок-поста — и следующая очередь с неприятным «мясным» звуком вошла в тело укропа...
   теперь он выхватил из-под руки падающего укра автомат, упал, как учили на боевых курсах, на землю и откатился в сторону.
   Следующую очередь он пустил уже прицельно — короткая очередь из трех патронов «достала»-таки третьего автоматчика...
   Еще перекат, подъем, перебежка — и он оказался за бетонной стеной.
   Часть его опасений оказалась напрасной — здесь больше никого не было...
   Он осмотрелся.
   Времени хватило лишь на то, чтоб обнаружить небольшую залежь гранат.
   Затем пришлось пригнуться и засесть за бетонным блоком — начала работать тридцати-миллиметровая пушка «бэхи».
   Он привычно выругался: «Чтоб ты помер!», затем взял сразу две гранаты и, поднявшись, швырнул их в БМД.
   Гранаты разорвались на броне над открытым, до сих пор,  люком механика-водителя — и, вместе с криком разрываемого заживо в куски человека оттуда вырвалось облако черного дыма. Затем дым повалил из-под жалюзи моторного отделения...
   Он услышал, как лязгнули, открываясь, створки люков десантного отделения БМД, затем воздух у его головы с грохотом прорезали еще две автоматные очереди.
   Павел Гринев пригнулся, присел, взял в руку еще пару гранат и, не поднимаясь, на звук, запомнив направление, бросил их в сторону БМД.
   Оглушительно грохнуло, снова раздались крики и мат, но теперь по нему в ответ ударил лишь один автомат.
   Он взял с земли еще одну гранату, последнюю, и, поднявшись, запустил ее в десантное отделение бронемашины.
   Грохнуло, полыхнуло, задымило все более густеющим с каждой секундой дымом...
   Неожиданно еще две очереди ударили сбоку, почти со спины.
   Прикрыться было нечем — и он почувствовал тяжелые острые удары, и сразу — теплую влагу в обоих штанинах своих джинсов и под свитером... боль еще не пришла — но она должна была прийти через секунду...
      Так и произошло — и острая, пульсирующая, жаркая боль  повалила его на асфальт,  заглушила собой все остальные чувства и стала жадно пить из него жизненные силы, добиваясь его полной беспомощности...
   Контрразведчик опустился на землю спиной, рука его просунулась под мертвое тело укропа, убитого его очередью, нащупав рукоять «Калашникова»...
   Двое укропов, которым, очевидно, посчастливилось спастись от взрывов его гранат на БМД, подходили к нему — неспешно, с ленцой — он видел это сквозь неплотно закрытые веки.
   Он замедлил свое дыхание, стараясь почти не дышать и , превозмогая боль, попытался сохранить контроль над всеми мышцами и нервными окончаниями своего тела.
   Укропы приближались.
   Он сжал руку, уже крепко вцепившуюся в автомат под телом укропа...
   один из укропов, подойдя совсем близко, поднял свой «АКМ», передергивая затвор и досылая патрон...
   Вот он, момент!
   Рывок, адская боль — но автомат уже выдернут из-под покойника, ствол вздернут вверх!!
   И под аккомпанемент собственного крика — то-ли от боли, то-ли от осознания какого-то звериного азарта, от осознания своей силы, которую, казалось, только обострили полученные раны, он закричал: «А-а-а-а-а, получи!!» он всадил длинную очередь в этого укропа и — не успел тот еще упасть — переведя автомат правее — во второго, почти разрезав его очередью пополам...
   Стало тихо...
   Он услышал шорох шин какой-то машины, остановившейся около баррикады.
   Двигаться было больно.
   Невероятно больно.
   Потому он просто лежал, ожидая,когда тот, кто подъехал к блок-посту, подойдет сам.
   И вскоре он услышал шаги, а затем какой-то человек подошел и нагнулся над ним.
   Он увидел на нем камуфляжную форму и нашивки с флагом Новороссии.
   Напряжение только-что прошедшего боя схлынуло, отпустило, как «отпускает» наркомана, когда уходит действие принятой «дозы»...
   Боль, словно, ждала этого.
   Павел Гринев потерял сознание...
   Тем временем, в Донецке,  на площади Свободы, у магазина «АТБ», который давно не работал, остановился красно-белый междугородный «Икарус» - и Леший тут же указал на него Упырю.
   Тот понимающе кивнул, что означало: «Вижу!».
   До подхода автобуса с пленными оставалось тридцать, от силы, сорок минут.
   Стоя под навесом изуродованной попаданием тяжелой мины автобусной остановки, Леший и Упырь последний раз проверяли и снимали с предохранителя свои пистолеты — это был «Стечкин» у Лешего и «Гюрза» у Упыря. Иштар протерла фланелевой тряпочкой окуляр оптического прицела своей винтовки, передернула затвор...
   Наконец, они увидели подъезжавший автобус.
   Двое мужчин, на мгновение, перевели на него свои взгляды, а когда Леший повернулся, чтоб что-то сказать Светлане — ее уже не было, лишь ветви пирамидального тополя над головой чуть-заметно шевелились...
   Леший тихо сказал на самое ухо товарищу: «Работаем, Миша!».
   И они двинулись в сторону автобуса, который подруливал к противоположному бордюру, постепенно замедляясь...
   Короткий стон тормозов, шипение и ленивый хлопок раскрывающихся дверей...
   До автобуса оставался всего шаг.
   Становясь у дверей, откуда еще не начали выходить люди. Упырь занял такую позицию, что его массивная, из-за надетого «броника» спина закрыла закрыла выходящих от обзора с дороги и скомандовал тем, подошедшим к двери: «На почву — быстро, одним прыжком! Если жить хотите! Пошли, пошли, ребята!».
   И один из них прыгнул вниз; его придержала, помогая сохранить равновесие, рука Лешего.
   За ним — второй, третий...
   Григорий Федорович Белоцерковский после прыжка сохранил равновесие сам.
   К этому моменту «квадратный» красно-белый «Икарус» уже заехал на широкий тротуар, развернулся и открыл дверь — и Леший, видя это, мысленно поблагодарил водителя за очень нужную сейчас смекалку.
   Скучив людей в компактную группу, Леший с Упырем повели людей к «Икарусу».
   При этом, боковым зрением, Леший увидел видавший и лучшие виды «412-тый» «Москвич», паркующийся в десятке метров.
  Из «Москвича» вышли два человека, один из них пристально уставился на «Икарус», другой прикрыл лицо поднятой рукой, сделав вид, что протирает пот со лба...
   Короткий кивок головой вбок — знак Иштар. И короткое же прикосновение пальцами к плечу Упыря — знак ему...
   Тот, контролируя посадку людей в «Икарус», скомандовал им: «По одному, не сбивайтесь в проходе!! И быстрее!».
   Вот уже один, второй, третий, пятый человек в автобусе...
   «Хлоп! Щелк!!» - о бронежилет лешего, стоявшего к «Москвичу» спиной, расплющилась пуля.
   Удар был чувствительным, да и нечему было удивляться — били с близкой дистанции...
   Еще одна пуля со звоном влепилась в «броник»...
   И тут же с дерева на той стороне дороги раздалось глухое «Чвак!» - и один из вышедших из легковушки покатился по земле.
   К этому моменту Упырь посадил в автобус последнего пассажира и леший коротко распорядился, обращаясь к нему: «Едешь с ними! Все, пошел!».
   Сам он, одним движением выхватив свой АПС, поймал на мушку второго человека из «Москвича» и нажал на спусковой крючок...
   Выстрел — и тот тоже покатился по земле. Крича и хватаясь руками за простреленную ногу.
      Его крики тонули в рыке заведенного «Икаруса»...
   Тем временем, из ворот Кировской прокуратуры вывели пленных военнослужащих Всу, которых привезли тем же бронированным «Фольксвагеном».
   И, пока их сажали в серый «Богдан», Леший и спустившаяся с дерева на землю Иштар сели рядом с водителем микроавтобуса.
   Минута — и они уже тронулись в путь.
   А еще через несколько минут, на светофоре, они догнали «свой» автобус.
   Люди, которых они встречали — а вместе с ними и Григорий Федорович Белоцерковский, теперь были вне опасности...
   ...Прошло два месяца...
   В один из дней начинавшейся зимы, когда на землю неспешно падал первый мелкий снег, мобильный телефон бывшего ракетчика зазвонил.
   Тот поднялся с дивана, приглушил звук телевизора и принял вызов.
   В трубке услышал: «Григорий Федорович? Это Павел Иванович Гринев.
   Переключите свой телевизор, пожалуйста, на «Лайф Ньюс»!.
   Он поднял с дивана пульт от телевизора, переключил канал...
   Красивая дикторша в темно-синем платье и с гривой черных волос рассказывала в этот момент: «Несколько сильных взрывов произошло в глубоком тылу войск противника... Пока мы не можем сказать, что было причиной взрывов, потому, что все они произошли в разных местах. Возможно, это результат действий харьковских и славянских партизан...  Нет, извините... Только что стало известно, что, согласно показаниям свидетелей, те видели, как с неба над одним из мест взрывов падала ракета класса «Точка-У». Есть основания предположить, что это была массированная атака вооруженных сил нашей страны...».
   Голос в телефоне, с ноткой улыбки, поинтересовался: «Ваша работа?».
   Григорий Федорович, со свойственной ему скромностью, ответил: «Возможно. Моя.».
   Дикторша продолжала: «По имеющимся данным, взорван сборочный цех военного завода в городе Харьков... В результате другого взрыва, раздавшегося в течение небольшого промежутка времени, уничтожен железнодорожный состав, перевозивший имущество одного из батальонов. Еще один взрыв уничтожил крупный войсковой гарнизон под Горловкой... И нам только что сообщили еще об одном взрыве — ракетой «Точка-У» был уничтожен крупный склад горючего... Трудно поверить, что все это — просто совпадения...   Но, конечно. Разведка все выяснит и установит причины взрывов на территории врага.».
   Голос в трубке еще более повеселел, мужчина, говоривший с Григорием Федоровичем, произнес: «Да не тушуйтесь! Приезжайте к нам. Улица...».
   Он назвал адрес, который Григорий Федорович Белоцерковский тут же записал на вырванный из записной книжки лист...
   В то самое время на полигоне ВСУ, который два месяца назад покинул Григорий Федорович, украинский солдат нажал на кнопку, приводя в действие систему запуска ракеты на еще одной машине комплекса «Точка-У»...
   Солдат успел услышать жужжание нагнетающего насоса маслогидравлической станции, щелчок какого-то реле...
   Затем...
   Из боевого отделения машины рванулось в стороны яркое желто-красно-голубое пламя, обрамленное копотным дымом; чудовищная сила работающего двигателя ракеты, так и не вылетевшей и оставшейся в лежачем положении, сдвинула стоящий на тормозах огромный тягач, потащила его к обрывистому боку «чаши» бывшего карьера, прямо на разбегающуюся в сторону в смертельном испуге группу военных...
   Спустя мгновение раздался взрыв — и, словно, в ответ на него, раздались еще несколько — это сдетонировали ракеты, хранившиеся в прицепах транспортных машин.
   Страшный грохот волной накрыл все вокруг, ударная волна, стиснутая внутри карьера, ударила в его «берега», обрушивая их и хороня людей и технику, стоящую в карьере...
   Одновременно с этим гигантский огненный шар вспух вспух над полигоном — и, вдруг, разорвался, выбросив высоко вверх и далеко в стороны ошметки прожекторных мачт, горящие обломки разорванных в куски машин, изуродованные обломки какого-то оборудования...
   Спустя несколько дней Григорий Федорович сидел за столиком в буфете штаба Народного Ополчения.
   Рядом с ним находились Упырь, Леший, Светлана Мирзоева и только-что подошедший, опирающийся на алюминиевую трость, Полянин.
   Минутой раньше контрразведчики, по очереди, пожали руку отставному офицеру-ракетчику.
   А сейчас Леший говорил: «От лица всей Новороссии должны выразить вам уваджение и благодарность..
   Но, только, давайте договоримся — окружающий мир не должен знать, что этот фейерверк, который вы устроили укропам — ваших рук дело... языки у людей длинные и без костей... И даже журналистам мы ничего не скажем. Но мы-то с вами знаем... Знаем, что бывших офицеров Советской Армии не бывает. Они становятся в строй для того, чтоб остаться в этом строю навсегда...».