Ходики окончание

С замиранием сердца, взявшись за скобу двери, впервые за многие годы Генка открыл дверь своего дома. В нос ударил до боли знакомый запах и Генка, чтобы не расплакаться тут же, на пороге, закрыл глаза. Сколько огромных, неповоротливых лет он во сне ощущал этот запах. Сколько лет ему снился дом, где он помнил каждую мелочь, вроде скатерти на круглом раздвижном столе, желтый, круглый, матерчатый с висюльками абажур, так горячо любимый его дорогой, незабвенной бабулечки. Огромная, чуть ли не в половину дома русская печь, которая неоднократно спасала его не только от холода, но и от множества детских болезней, подхваченные когда в долгие весёлые зимние вечера, когда ранней весной или поздней осенью. Или вот, небольшая перегородка, за которой у маленького оконца стояла панцирная кровать мамы и небольшой, в две доски столик, и точно такой же табурет, на котором он, Генка, в своё время ломал зубы о гранит школьной науки. Впрочем, всех деталей, которые словно вошли в него с молоком матери не перечесть. Именно эти детали и снились все годы его «мыканий» по миру с гастролями. Именно они заставляли его просыпаться среди ночи даже после столь тяжелых концертов его группы, концертов, доходящих порой до трёх и даже четырёх в день. Проснувшись, он ложился на спину, клал ладони за голову и, улыбаясь, снова и снова в сотый, а то и в десятитысячный раз вспоминал свой домик на конце города, любимую бабулю и, конечно же, маму, которая ненамного пережила бабушку. И вот он, наконец-то, дома.
Домой Генка решил не лететь, как обычно, а поехать на поезде, словно растягивая удовольствие от встречи с самым дорогим, что у него есть на земле. И выйдя из вагона, он не сел к услужливому таксисту, мгновенно подскочившему к Генке с услужливой улыбкой , а не спеша направился пешком через вокзальную площадь, к остановке трамвая. Но подойдя к остановке, тут же раздумал садиться в подошедший трамвай и перейдя через трамвайные пути, пошел в сторону Дома культуры Железнодорожного района. Но заходить в ДК не стал. Зачем? Прошло столько лет и вряд ли кто-то узнает его. Да и он тоже может не узнать кого-то из бывших знакомых и коллег. Не торопливо обойдя Дом культуры, Генка присел на лавку и закурил вспоминая всё, что было связано у него с этим местом. А связано было, как оказалось сейчас, не так уж и мало.
Трамвай был совершенно пуст и Генка сел на свободное сиденье разглядывал проплывавшие мимо дома, улицы, машины, остановки. Если брать по большому счёту, то мало что изменилось за время его отсутствия. Расширилось – это да, увеличилось, укрупнилось, модернизировалось на европейский манер, но, в сущности осталось тем же чем и было – знакомым, узнаваемым и родным.
– Генка!!! Ты!!! Чёрт меня подери! Неужели на самом деле ты?! Генка оторвал взгляд от окна и поднял глаза на стоящего рядом. Когда Генка осознал кто перед ним, у него спёрло дыхание и открывая рот словно рыба, он хватал воздух не в силах вымолвить что-нибудь членораздельное.
- Алька?!! Алька - это ты что ли?!!!
- Ну конечно я! – Ответил улыбаясь во весь свой рот Алька и стиснул приезжего так, что у того потемнело в глазах.
- Хватит, хватит дьявол! Задушишь ведь! – Взмолился Генка.
Они «нарезали» в полупустом трамвая уже не один круг, но так и не могли наговориться. Те, не многие, вошедшие в трамвай, с улыбкой смотрели на обнявшуюся пару взрослых мужиков, которые перебивая друг друга что-то выспрашивали, рассказывали, уточняли. О чём-то спорили, что-то доказывали, совершенно не обращая вниманье на то, что происходит вокруг них.
- Ты вот что, Алька, приходи ко мне сегодня вечером. Посидим, по «соточке», другой накатим, говорил Генка своему другу. Я для этого случая там, «за бугром», прикупил хорошего коньяка. Алька как-то сразу погрустнел.
- Приду. Приду обязательно, Ген. Хотя, приедь ты на денёк попозже, меня бы уже не застал.
- А чего так? – Спросил Генка.
- Да уезжаю я отсюда. Навсегда уезжаю.
- И куда едешь, - спросил Генка.
- К родственнику своему дальнему, в Армавир - ответил Алька. Там филармония и оркестр образовался. Зовут.
Мать умерла, жена бросила. Только и остались, что старые друзья-музыканты. Да и тех – кот наплакал. Саньку-Джона помнишь?
- Как же не помнить, - ответил Генка.
– Такой барабанщик был, что вот веришь Алька, сколько мотаюсь по свету, А такого ударника, честное слово, видеть не приходилось.   
- Так вот, - продолжил Алька, он повесился...
- Жаль... – Только и проговорил Генка.
- Другой «дёрнул за бугор», - продолжил Алька.
- Это ты про Серёгу, который теперь в «Штатах»? - спросил Генка.
- Ну да. О нём. - Ответил тот.
- Нынче и поиграть даже не с кем. Скучно. Все музыканты в бизнес подались...
- Да! Вскинув голову Алька снова заулыбался, а старика нашего не забыл?
- Да ты что, Алька? Как можно? Разве забудешь своего первого учителя? Я же прекрасно помню, словно это вчера было, как умолял мамку пойти к руководителю оркестра Маю Фёдоровичу Развалинову, что бы он за Христа ради принял меня в свой оркестр. И ведь – принял! Посадил за малый барабан. После увидев, что я не сдаюсь, дал в руки мне «альтушку». С неё, родимой, всё и закрутилось. Чуть с делами разберусь и непременно к нему. Как он там, Аль?
- Ты имеешь в виду его здоровье? – Засмеялся Алька. Да что ему сделается! До сих пор за рулём! По выходным – рыбалка. И я не удивлюсь, если он ещё за какой-нибудь молодушкой приударяет.
И они дружно засмеялись не обращая ни малейшего внимания на окружающих их людей, на то, что они вообще-то в трамвае, и что уже середина дня и трамвай под завязку.
- Ты знаешь, Ген, продолжил Алька, после того, как они отсмеялись. У моего дядьки принцип.
- И какой же? - Спросил Генка.
- А вот такой: «Не дождётесь!!!»
- Вот и правильно серьёзно проговорил Генка. Только так и надо!
- Про вечер не забудь, - крикнул он выходящему из трамвая Альке.
- Не забуду, Ген. Приду обязательно, - ответил тот обернувшись, и улыбаясь, помахал рукой. – До вечера!
 
Генка сидел на бабушкином стуле и с улыбкой вспоминал случайную, но такую радостную встречу со своим другом, с которым был съеден ни один пуд соли. Сколько было пережито, когда они с Алькой, собравшись в один коллектив и пригласив трубача Юрку Василенко, создали диксиленд. А через совсем малое время размазывали этим диксилендом всех своих соперников по сцене, не давая ни единого шанса конкурентам.
На подоконнике стояла бабушкина любимая герань, а на подоконнике так и лежат две её спицы. Увидев это у Генки тепло радостной волной разлилось по душе – какая всё же молодец Ленка. Благодаря ей, всё здесь сохранено так, словно бабушка только что вышла во двор и буквально через минуту вернётся назад. А мама вот-вот придёт с работы. И на какую-то долю мгновенья Генка снова почувствовал себя тем мальцом, который так мечтает научиться бабушкиному волшебству, а мама за это принесёт ему с работы большую пребольшую шоколадку. Ленка... Из тощей, длинноногой, нескладной девчонки, со временем выросла настоящая красавица. Институт. Выигранные сначала районные, потом и городские с республиканскими конкурсы красоты.
Но в один момент всё это отошло для неё на второй план, когда умерла сначала её мама, а потом и его, Генки. По сути, это она, Ленка и воспитала Генку бросив всё и институт, и карьеру модели, устроившись на работу, что бы хоть как-то тянуть себя и своего братишку. И именно она сохранила дом после отъезда Генки сначала в армию, а потом и на гастроли. Но связи с ней, Генка ни терял, ни на день, названивая ей чуть ли ни ежедневно, посылая посылки и разные приятные женщинам безделушки из разных городов и стран... А на её свадьбу Генка не стал присылать подарки, а переводом отослал такую сумму денег, что Ленка чуть не матом ругала его в телефонную трубку. И только после долгих уговоров, Ленка приняла эти деньги, которые с лихвой перекрыли все расходы на свадьбу и которых хватило на полное приданное его, Генки, родившейся племянницы.
Он сидел и закрыв глаза улыбался. Только что звонила Ленка. Сейчас она приедет сюда со всей своей семьёй и он впервые обнимет племяшку, познакомится с мужем Ленки и наконец-то обнимет свою сестру, ставшей по сути, его мамой.
Вот только во всей этой картинке вокруг него, не хватало совсем не большого пазла. Что это? – Напряженно вспоминал Генка.
- Ну конечно же это – ходики! Его извечный интерес – ходики. Его необоримое желание заглянуть внутрь и узнать наконец – как так получается, что киска крутит глазами в разные стороны и откуда исходит этот ритмичный, удивительно красивый звук: тик-так, тик-так, тик-так... У Генки похолодало внутри – неужели те, бабушкины разбившиеся в день её смерти ходики, утеряны на всегда? Генка осторожно поднялся со стула и медленно направился к старинному шифоньеру. Он прекрасно помнит, что всё, до винтика, до колёсика собрал и, завернув в вафельное полотенце, положил это сокровище на последнюю полку, в самый дальний угол. Открыв шифоньер, Генка протянул руку в самый дальний конец нижней полки. Руками нащупав свёрток, он вынул его и не развёртывая положил на край стола. Кое-как успокоив колотившееся сердце, Генка развернул свёрток, в котором лежали блестящие винтики, колёсики разных размеров, словно были положены туда только вчера.
Когда Ленка со своей семьёй вошла в дом, то застала любимого братика сидящим на бабушкином стуле напротив окна. Тот сидел, закрыв глаза и улыбаясь, слушал, как мятник в виде подсолнуха ходил из стороны в сторону и вместе с ним из стороны в сторону бегали глаза кошечки, которая, как показалось Ленке, улыбается и Генке, и всем вошедшим в дом людям. И по всему дому разносилось весёлое, ритмичное – тик-так, тик-так, тик-так.