Finita la commedia

- А ты, я вижу, в Советском Союзе застрял? - спросил меня мужчина, вошедший в подъезд.

Он стоял немного дальше меня, переминался с одной ноги на другую и внимательно разглядывал потрескавшиеся стены. Попробовал провести пальцем по облупившейся краске, изначально светло зеленого цвета, а теперь - экзистенциально-серого - осыпалась штукатурка. Результат явно не впечатлил его.

- Мдаа, Максимка, - протянул он. - Я думал, что жизнь будет более благосклонна к тебе.

Я решил не отвечать на его подстегивающее замечание. Смысла спорить с мужчиной, который сдувает едва заметные пылинки с выглаженного костюма от «Canali» и поправляющего свой и до того удивительно правильный галстук, не было. Молчание - знак согласия, но это не тот случай. Пусть думает, что хочет.

Впереди меня, по лестнице поднимался Лёха, а если быть точнее - Алексей Петрович, уважаемый человек в нынешней бизнес сфере, построенной на костях. Встретились мы с ним на улице, недалеко от моего дома, когда я возвращался с очередного мероприятия, устроенного специально для таких людей, как я. Потерянных людей, которые так и не нашли своё место в мире. Наши собрания были больше похожи на собрания анонимных алкоголиков или, что еще хуже - наркоманов. В какой то мере мы и были ими, хоть и не признавали этого в открытую. Лёха в это время беззаботно стоял на светофоре, сидя в новенькой BMW, наверняка купленной совсем недавно (выглядела она так, словно только что была доставлена из Германии) и выжидал того момента, когда наконец тревожный красный цвет светофора сменится более спокойным зеленым.

Я не знал, как он заметил меня, идущего по тротуару, пристально смотрящего себе под ноги и не замечающего никого вокруг. Но как-то заметил, даже более того - узнал своего старого друга, а по совместительству - соседа и одноклассника. Он свернул на обочину, пару раз посигналил, пока я не обратил на него внимания, а затем демонстративно приоткрыл переднюю дверцу.

- Макс, ты что ли? - выкрикнул он, высунув голову из машины.

Я не сразу узнал его. Не таким я помнил Лёху, совсем не таким. Единственное, что осталось таким же, как и было лет тридцать назад - голос, если конечно не считать появившейся хрипоты, возникшей от частого пускания дыма по лёгким. Только благодаря его низкому голосу и особенной манерой речи, чем то схожей с москвической, я и понял, что за рулём сидит не кто иной, как мой сосед по парте, учившийся в основном на двойки и не пользовавшийся особой популярностью у учителей.

- Неплохо выглядишь, я тебя даже не узнал. - признался ему я, залезая на переднее сиденье его железного монстра.

- Да ладно тебе, Макс. Не льсти мне, врать ты никогда не умел.

- Нет, что ты...

- Все мы стареем, не первый десяток ведь уже пошёл, - перебил меня Лёха, внимательно наблюдавший за тем, что творится на дороге. - Ты ведь не занят?

Я задумался, глянул ещё раз на Лёху и решил, что надо бороться с внутренним мизантропом, проживающим во мне уже долгое время и с каждым годом становившимся всё более невыносимым.
- Нет, совсем нет. Заедем ко мне?

- Давай, ты мне только дорогу покажи, а то я не очень хорошо ориентируюсь в этой части города. Не местный, так сказать.

Всё остальное время мы провели в попытках не запутаться в городских магистралях, ведь я привык преодолевать путь на своих двоих, а Лёха понятия не имел, где находится моя улица, забытая Богом и людьми, которые зарабатывают больше установленного в нашей стране прожиточного минимума. Лёха даже отключил навигатор, пробормотав что-то вроде: « Вечно портачит эта электроника, лучше уж я старого друга послушаю».

Доехали мы без приключений за минут десять, и всё благодаря моим знаниям, заключающихся в том, где лучше свернуть, чтобы сохранить драгоценную минуту жизни. Угрюмая шестнадцатиэтажка встретила нас своим безысходным видом и по лицу Лёхи не сложно было догадаться, что он уже был не рад тому, что напросился в гости к другу детства. Но отступать было слишком поздно и мы молча вышли из машины, а затем проследовали к типичной постройке времен Брежнева. Серые стены, крохотные балкончики, изредка застекленные, но в большинстве случаев - открытые, будто созданные под копирку. В легко продуваемых окнах, которые хозяева любили обвешивать тряпками, дабы огородиться от наступающих холодов еще горел свет, несмотря на столь поздний час. То и дело мелькали силуэты людей.

Вот, на третьем этаже все лампочки включены - видимо муж Ленки опять пришел с работы в нетрезвом виде и теперь пытается припомнить ей давно забытые ссоры, а заодно - создать новые. Криков пока слышно не было, но могло быть и так, что они плотно прикрыли окна, чтобы не выпускать отголоски очередной ссоры и отдельные слова, причисляемые к нецензурной брани на улицу, где её сможет услышать любой желающий. Хотя вряд ли бы такие нашлись...

***

После того, как Лёха зашел в подъезд и отпустил неуместную шутку, мы продолжили путь на седьмой этаж, где и находилась моя квартира.

- И давно ты тут живешь?

-Лет двадцать, - я прикинул в голове еще раз и уже более уверенным голосом повторил. - Девятнадцать, если быть точным.

На лице у Лёхи проявилась тоска, скрыть которую было невозможно, даже если бы он попытался это сделать(хотя он и не пытался), но я так и не понял из-за чего именно он так погрустнел: то ли ему друга жалко стало, то ли подъем по тронутой временем мраморной лестнице давался слишком тяжело. Привык уже, буржуй эдакий, к лифтам. Забыл, наверное, с чего начинал.

Открыв дверь в свои скромные холостяцкие апартаменты, я краем глаза заметил, что теперь грусть на лице Лёхи сменилась смесью из жалости и отчаяния. Видимо, он до последнего надеялся, что на самом деле не всё так плохо, что Макс, его бывший сосед по парте тоже чего-то добился в этой, отнюдь не простой жизни. Но теперь надежды, связанные с местом моего проживания  улетучились и, скорее всего, он наконец смирился с моей прискорбной участью, уготовленной мне то ли Богом, то ли самим собой. Я виду подавать не стал, вежливо пригласил застывшего на пороге Лёху внутрь, наугад клацнул пальцем по стенке, рядом с тяжелой металлической дверью и с первого раза попал по переключателю, который управлял невероятно сложным механизмом - заставлял работать единственную тусклую лампочку в прихожей. Приделана она была, так сказать, наспех, на голый провод, без люстры и прочих ненужных для мужчин обрамлений. Светит - и слава Богу.

- Проходи, чувствуй себя как дома, - по привычке сказал я и сразу же понял, что в случае с Алексеем Петровичем эта фраза прозвучала, как минимум, глупо.

- Макс, ты конечно не обижайся, но не могу я чувствовать себя тут как дома.

Он скинул свои туфли из крокодильей кожи, натертые до блеска и стоящие, наверняка, дороже всех моих вещей вместе взятых. Я в это время прошел на кухню, находившуюся через тонкую стену от гостиной и поставил заляпанный чайник на плиту. Лёха осмотрел спальню и вскоре тоже присоединился ко мне. Уселся за кухонный столик, рассчитанный на двоих, максимум - троих человек.

- Ну что, рассказывай, как ты до такой жизни докатился, - начал он.

- Да что тут рассказывать, ты же меня с детства знаешь, мог бы и сам догадаться. - вздохнул я.

- Верно, знаю. Но я всё надеялся, что ты изменишься с возрастом, жизнь научит, но, видимо, не судьба. Всё правды пытаешься добиться, так ведь? Для людей стараешься?

Я потупил взгляд. Отвечать ему не хотелось, да и нечего было. Моим спасителем стал чайник, внезапно завывший и засвистевший на всю кухню.

- Чай готов, -пробормотал я и вскочил со стула. Лёха остался на месте.

- Ты от вопроса то не уходи, я ведь знаю тебя и повадки твои помню. Такое не забывается, - сочувственно продолжил он. - Макс, я ведь помочь тебе хочу, а ты -  как всегда.

Остановившись возле плиты и повернув засаленный краник на исходное положение, я обернулся. Огонь в конфорке потух, визги чайника стихли и вновь воцарилась тишина. Лёха молча глядел на меня в ожидании ответа.

- Лёш, я конечно благодарен тебе за предложение, но уж прости - вынужден отказаться.

- Так и знал. Что же ты за человек то такой, а? - спросил меня он, а затем с презрением окинул взглядом закипевший чайник. - Ты что там, чай делать собрался?

- Ага. Тебе какой, чёрный или зеленый?

- Никакой, - отрезал он. - Спиртное есть что-то?

Я повернулся к нему спиной, сделал страдальческое лицо, но всё таки полез в нижний шкафчик, с порой отваливающейся деревянной дверцей.

- Вроде было что-то, - пробубнил я, пытаясь найти припрятанную и оставленную на чёрный день бутылку водки.

- Вот и отлично. Ишь, посмотрите на него, чай делать собрался. Сто лет друга не видел, надо же отметить встречу по-мужски.

Закрытая бутылка водки с криво наклеенной этикеткой оказалась спрятана за несколькими вместительными железными мисками, предназначенными для больших компаний. Несложно было догадаться, что ими я не пользовался, да и водку тоже спрятал Бог знает когда, и с тех пор в этом ящичке не рыскал. Я вытянул стеклянную тару, аккуратно протёр бутылку об себя и торжественно поставил на стол, поближе к Лёхе.

- Извини, другого нет.

- Палёная водка? - спросил он, взял бутылку в руки и стал крутить её, в надежде найти хоть какую-то информация о  компании, занимавшейся её изготовлением. - Ладно, сгодится. Я уже и забыл о существовании палёной водки, всё виски да виски. Скоро в пиндоса превращусь! - рассмеялся Лёха.

На меня шутка не оказала должного эффекта, но я всё равно попытался выдавить кривую улыбку. Ради приличия. Затем достал два гранёных стакана и поставил их на то же место, где минуту назад стояла бутылка водки.

- Ну что, выпьем? - предложил мне Лёха после того, как сорвал с бутылки резьбу и  разлил по стаканам прозрачную жидкость, которая не пахла ничем, кроме предвкушения разрушительной головной боли на утро. И то, это если повезёт, всё ведь может сложиться гораздо хуже...

Мы молча выпили положенные пятьдесят грамм, но Лёха, по всему видимому, останавливаться на этом не собирался.
- Макс, а ты знаешь, не так уж она и плоха. Я думал, гораздо хуже будет. - признался Макс, вытирая рукавом своего делового пиджака губы, на которых остались капли жгучей жидкости.

Я промолчал, наблюдая за тем, как Лёха расстегивает верхнюю пуговицу своей рубашки.

- Так вот, о чём это я. Ах да, точно - возбужденно взмахнул руками он и продолжил. - Ты чего такой упрямый, а?

- Какой есть...

- Да нет же, я серьезно. Максимка, я тебе руку помощи протягиваю, а ты носом воротишь. Хочешь сказать, что сам как то протянешь? - задал он риторический вопрос и незамедлительно продолжил свой монолог. - Не верю! Вижу уже, как ты тут «протянул» - гниёшь в хрущёвке, напрасно годы тратишь, а мог ведь в это время деньги хорошие заколачивать. Ты только представь себе: на выходных в океане купаться, на горячем песке лежать, пока другие людишки тебе ром, разбавленный ледяной колой приносить и улыбаться во все тридцать два, чтобы ты им смятую купюру на чай накинул.

Меня силило ответить ему что-то, но я даже понятия не имел с чего стоило начать. Потихоньку я начал закипать, проснулся давно забытый пылкий характер, готовящийся выплеснуть волну гнева, которая накроет жестикулирующего Лёху с головой. Но пока я еще сдерживал себя. Пока.

- Лёха, я...

- Погодь, братец, я еще не закончил, - икнул Лёха и плеснул нам по сотке в стаканы. - Я закурю, ты не против?
Приподнявшись со стула, я потянулся к давно забытой пустой банке из-под кофе, а ныне - пепельнице, к которой я не притрагивался с тех пор, как окончательно бросил курить. Лёха в это время демонстративно доставал пачку сигарет из левого кармана брюк. Руки у него тряслись и он всё никак не мог выполнить это, на первый взгляд казавшееся простым дело. Что поделать, старость не радость, пьянеть он стал намного быстрее, а что самое главное - для этого не надо было заливать в себя литры всевозможных алкогольных напитков и тратить на них немалые деньги. А может, он отвык от суровой русской водки, которая проберёт даже самого крепкого телом и духом человека.

Наконец он перестал кряхтеть и вслух воспроизводить все ругательства, которые приходили ему в голову - открытая пачка Парламента лежала перед ним, а следом появилась и явно подарочная зажигалка Zippo, пафосно обшитая кожей.

- Будешь?

- Нет, спасибо. Бросил.

- Ну и правильно. За здоровую молодежь! - неожиданно громко воскликнул он, но всё таки поднёс зажигалку к кончику сигареты и закурил. От едкого дыма, запертого в крохотной кухне, у меня начали слезиться глаза, но Лёху это не волновало - он беззаботно продолжал выпускать дым.

- Макс, хватит тебе уже героя из себя строить. Как ты еще не понял этого? Знаю, ты с детства мир наш хотел сделать хоть чуточку лучше, приблизить его на шаг ближе к совершенству, но, как я полагаю, так ничего и не добился, - Лёха потёр макушку и продолжил. - Я тебя с пелёнок знаю, помню, как вместе в футбол играли, девочек за косы дёргали, жвачку делили. Тогда жизнь казалась проще, всё на ладони лежало - бери, что захочешь. Да вот только не надо было ничего, кроме как с друзьями время провести, а как понадобилось - уже всё исчезло, пришлось самому всего добиваться. В теперешней жизни надо фишку рубить, понимаешь?

- Не совсем, - прикинулся дурачком я.

- Чёрт, как бы тебе это объяснить. Ты до сих пор веришь в то, что жить надо ради других, стараешься разубедить таких эгоистов как я, переманить их на светлую сторону. Но это невозможно, твой вечный максимализм тут не поможет, - Лёха стукнул кулаком по столу. Стаканы подскочили и вновь вернулись на свои места, а вот полупустая бутылка чуть не оказалась на полу.  - Мир окончательно прогнил, а наш дорогой творец, если он вообще когда-либо существовал, вышел покурить, а вернуться забыл. Может повесился у себя на кухне, в точности, как твой дружбан, как его там...

Лёха задумался, вспомнил про сигарету, тлеющую у него в руке, затянул дым в лёгкие и зло затушил её об ободок банки. Брызнули яркие искорки. Одна из них упала на скатерть и оставила перед смертью след, в виде зияющей темной дыры на клеёнке. Всё равно выбрасывать собрался...

- Какой друг? - переспросил его я.

- Да вот никак вспомнить не могу. Имя у него еще специфическое было, ему подходило.

Меня внезапно озарило.

- Феликс что ли?

- Точно, Феликс! Таким же повёрнутым был как ты, да простит меня Господь. Твердил вечно о морали, о нравах, о ценностях... О том, что надо стараться что-то менять в лучшую сторону. А потом бац, и нет Феликса. Finita la commedia.

Новость о том, что Феликс покончил с собой стала для меня настоящим откровением и я даже засомневался в достоверности слов Лёхи, но потом понял - смысла врать ему нету. Как же так? Феликс мне всегда симпатизировал, и как человек, и как Личность. Личность с большой буквы, этот парень стал моим первым идейным наставником, учителем, но не таким, как в школе: эгоистичным, алчным и однобоким, протирающим штаны на стуле. Именно Феликс помог мне разобраться в себе, в своих чувствах по отношению к жизни и мироустройству, постоянно делился своими внутренними, сокровенными наблюдениями, давал советы, которые я вспоминаю и по сегодняшний день. И лишь потом, когда посчитал, что я готов идти дальше - исчез. Нет, он конечно жил также, как и раньше: на той же планете, даже больше - в том же городе, что и я. Только вот мы уже не пересекались, у него были свои планы на жизнь, у меня свои. Но я никогда не забуду те ночные разговоры за чашечкой отменного, привезенного из-за границы кофе. Такого ароматного, насыщенного, терпкого...

- Макс, ты тут? - Лёха прервал внезапно нахлынувший поток воспоминаний. Пришлось отозваться.

- Тут я, тут.

- Ты что-ли не знал про Феликса? А то побелел так, я аж испугался.

- Не знал. Давно мы с ним не общались, очень давно, - буркнул я себе под нос, проглотив вставший в горле ком. - Давно это случилось?

- Год, может даже больше.

Как же я теперь без Феликса? Хоть и не было у нас встреч никаких на протяжении многих лет, но я всегда знал - Феликс где-то рядом. Всё с ним в порядке, он продолжает гнуть свою линию и жить по собственным правилам.

Лёха опомнился и решил налить нам еще по сотке.

- Может хватит? Лёха, ты уже пьян, тебе домой пора, - дежурно вздохнул я и взглянул на часы. - Два часа ночи!

- И? Мы много лет не виделись, а ты меня поторапливаешь? Друг называется...

- Я не поторапливаю, просто предостерегаю

- Не надо меня предостерегать, - взмахнул он рукой. - Ты разве куда-то спешишь?

- Нет.

- Вот и я нет. Тем более, мы еще разговор не окончили, - сказал он, взяв бутылку в руки.

- Какой разговор, Лёха? Нет смысла его продолжать, это бессмысленная трата времени.

- Как это, нет смысла? - зарделся он. - Еще часик посидим и ты в престижном офисе согласишься работать, моей правой рукой будешь, вот увидишь! Прямо с завтрашнего утра и начнешь.

Я лишь холодно улыбнулся в ответ, несмотря на тяжесть в душе и медленно подступающий гнев, спровоцированный пьяными рассуждениями своего бывшего соседа.

- Ты так уверен в этом?

- Конечно уверен, - воскликнул Лёха. - От такого предложения только дурак может отказаться. Макс, ты, я надеюсь, не дурак?

- Не дурак. Но и соглашаться не собираюсь.

- Опять твоё упрямство... Оно тебя погубит!

- Упрямство тут не при чём, - принялся объяснять я. - Лёх, скажи пожалуйста честно, ты на чём деньги зарабатываешь?

- Официально или неофициально? - уточнил он.

- Неофициально.

- Ладно, объясню тебе, но только по старой дружбе, - Лёха увлёкся разговором и поставил бутылку обратно на стол. - Последние несколько месяцев - на органах. Знаешь, у только что умерших людей, еще совсем свежих, порой бывает такая отличная, совсем чистая печёнка. Или сердце. А за комплект почек я вообще молчу, за них такие деньги можно выручить... - продолжал объяснять он. - Вот в прошлом году мы на дорогах и школах сэкономили, а еще раньше - трендом сезона были пенсионеры. Ох, как удобно было, к ним ведь мало кто прислушивается, - расхохотался он.

Меня сковал могильный холод. По телу пробежала дрожь. Гнев уже не умещался в худом, хилом теле мужчины, находящемся еще в самом соку и я пошел вразнос.

- Ах ты, грязный ублюдок! - завопил я, перевернув стул, на котором только что сидел и взял Лёху за ворот его новенькой белоснежной, с утра выглаженной рубашки. - Сука ты продажная, как ты еще смеешь мне это предлагать? Как ты вообще живешь, тварь?

- Макс, ты чего? - перебил меня испуганный Лёха. Глаза у него сейчас больше походили на два пятака - видимо такого исхода он не ожидал.

- Ничего! Вали отсюда и не смей даже шагу ступить через мой порог, видеть тебя не хочу.

Я вытащил его из-за стола и принялся выталкивать с кухни. Он, упираясь, еще пытался вставить что-то своё.

- Дурак ты Макс! Думал, одумаешься...

- Не одумаюсь, - отрезал я.

- Послушай, какое мне дело до морали, совести, родственников погибших или тех же бабушек, оставшихся без лишнего рубля, когда я катаюсь на машине, стоимость которой превышает цену их никчемных жизней. Скажи, зачем мне вспоминать о них, если на следующей неделе я, со своей новой подругой буду земли Таиланда осваивать, местную флору с фауной изучать, и невиданный ранее порошок в ноздри заталкивать. Я, в отличии от тебя, каждым днём живу и знаешь, что? - спросил меня он. - Под конец жизни мне будет, что вспомнить, а ты, - он демонстративно тыкнул в меня пальцем. - Ты будешь догнивать тут, всё твердя себе о том, что живешь по неписаным правилам, которые придумал вместе со своим поехавшим дружком Феликсом.

Через секунду он уже вопил и держался за свой красный опухший нос. Струйка крови стекала с правой ноздри. Лёха попытался вытереть её рукой и испачкал рукав рубашки.

- Козёл ты, Макс. - процедил он сквозь зубы. - Я Бог, понимаешь? Я Бог этого мира, хозяин жизни и меня не волнуют другие, несостоявшиеся неудачники, которые жалуются всюду, что их обманул очередной бизнесмен или политик, без разницы. - он вновь завёлся, забыв о вероятно сломанном носе. - Этот мир уже окончательно прогнил, тут некого спасать. Единственное, что остаётся делать - рубить фишку, жить в своё удовольствие и не обращать внимания на остальных. Никто мне не помешает это делать, никто, слышишь?

- Пошёл к чёрту! - Я приложил все усилия и наконец выставил его за порог своей квартиры, с грохотом захлопнув дверь.

С лестничной площадки еще какое-то время доносились крики, но я даже не пытался прислушаться к эху, доносящемуся оттуда. Вскоре вопли и сыпавшиеся на меня градом проклятья стихли - Лёха ушел, оставив после себя лишь запертый в кухне сигаретный дым, проблески дорогого французского парфюма и  гнев, продолжавший бушевать во мне.

Понемногу злость отступала, я уселся на тот стул, где всего пару минут назад сидел Лёха и стал молча вглядываться в отражение металлического чайника, купленного на распродаже еще много лет назад. В голове вновь и вновь проигрывались вырванные фрагменты из нашего «несостоявшегося» разговора.

« Я Бог, понимаешь? Я Бог этого мира, хозяин жизни...»

Свинья ты, а не Бог.

« Этот мир уже окончательно прогнил, тут некого спасать.»

Схватив со стола в спешке забытую Лёхой пачку сигарет, я подбежал к плите, дал волю газу и постарался прикурить так, чтобы потом еще неделю не ходить с белесыми, опаленными ресницами. Три года. Три года я не брал в рот эту гадость и вот опять: сигарета, зажатая в зубах, смолы в лёгких и запах дыма, распространившийся на всю квартиру.

Докурив сигарету, я подошел к окну, одернул шторку в сторону и взглянул на пустую улицу. Машины Лёхи уже не было. Уехал, ну и чёрт с ним.

***

С утра у меня присутствовали все признаки похмелья: тошнота, головокружение и, конечно же, ужасное настроение, как же без него. Прозвенел будильник, заведенный еще задолго до встречи с Лёхой. Я взглянул на часы - восемь тридцать. Пора вставать.

Выпил я вчера не так много, так что разговор наш помнил во всех деталях, но старался выкинуть его из головы, забыть, чтобы не переживать всё заново - нервы жалко, они ведь не железные. Особо церемониться с выбором одежды не стал и одел то, в чём расхаживал вчера по городу: старомодные чёрные брюки, затертый свитер и кожаную куртку, которая была в тренде лет двадцать назад.

На улице оказалось прохладно, так что я прибавил ходу. Бабушка, сидевшая на полуразваленном низком стуле была определенно рада меня видеть.

- Максимушка, тебе как всегда? - спросила она меня, поправив платок на голове.

- Да, теть Люсь, газетку бы мне со свежими новостями.

- Эт у нас есть, - сказала она и стала доставать из брезентовой сумки сегодняшнюю газету. - Вот, только получила.

Я протянул ей смятую купюру, поблагодарил и зашел в соседний продуктовый магазин. Купив минералки, я вновь пробежался по утреннему, еще спящему городу, поздоровался с консьержкой, которая, видимо, ночью тоже «куролесила» и вернулся в свою квартиру. Уселся на кровать, положил на колени газету и уже собрался углубиться в чтение, как вдруг зазвонила допотопная Нокиа, лежавшая на прикроватной тумбочке, рядом с не работавшим светильником.

- Я слушаю.

- Макс, у тебя планы на сегодня есть? - спросил меня голос по ту сторону телефонной линии. Я сразу узнал его - Игорёк, друг мой идейный.

- Вроде нет, а что? Случилось что-то?

- Нет, всё в порядке, - ответил он. - Мы тут с ребятами посоветовались и решили в детдом заехать, детишек навестить, помочь, может развлечь чем-то. Слушай, у тебя старых игрушек нигде не завалялось?

Я внимательно оглядел комнату в которой находился, проскользнул взглядом по всем углам и шкафам, а затем ответил:

-  Нет, к сожалению ничего нету.

- Хреновенько. Ну да ладно, найдем что-нибудь.

- Во сколько надо быть возле тебя?

- В одиннадцать. Сможешь? - спросил меня Игорёк.

- Смогу. Я, наверное, еще в детский мир успею заскочить, присмотрю может что-то.

- Отлично! - воскликнул он, явно обрадовавшись. - Ну тогда до встречи?

- До встречи, - вздохнул я и уже собирался положить трубку, но Игорёк вновь затараторил.

- ... ведь помнишь, что вечером мы идем госдуму штурмовать?

- Разве такое забывают?

- Вот и отлично. Увидимся! - попрощался он и сам повесил трубку. Послышались короткие гудки.

Я отбросил сотовый в сторону и развернул газету, относившуюся к тому источнику информации, который в народе называли «желтой прессой». Правды в ней было столько же, сколько спирта содержало в себе безалкогольное пиво, но сенсационные новости, в большинстве случаев выносящиеся на главную страницу, обычно оказывались правдивыми. Иногда частично, иногда - полностью.

Сегодня с первой страницы на меня глядел Алексей Петрович, выглядевший значительно моложе, чем он есть на самом деле. Я удивился тому, что товарищ, который только вчера ночью пил палёную водку у меня в квартире, теперь красовался на обложке газеты. Под фотографией, как и следовало ожидать, крупным жирным шрифтом, сразу же бросающимся в глаза был и кричащий заголовок:

« Вчера ночью был убит Алексей Худянин: известный бизнесмен, а по совместительству - депутат, известный всем своими эксцентричными выходками и громкими лозунгами. Тело было найдено случайным прохожим, когда тот проходил мимо частного дома в элитном районе, где в последнее время проживал депутат.  По предварительным данным, он пролежал там несколько часов. В районе четырёх часов утра, в Алексея Худянина было произведено несколько выстрелов, спасти жертву нападения не удалось - Алексей скончался на месте, еще до того, как был найден. Личности стрелявших пока не установлены...»

Отложив газету, я прошел на кухню и вновь закурил. Прочитанное не укладывалось в голове. Нет, мне не было жаль Лёху, даже наоборот - в определенном участке души, тщательно игнорируемом в повседневной жизни, я обрадовался этой новости, хоть и понимал, что это не правильно. Не по человечески.

« Я Бог, понимаешь... Никто мне не помешает это делать, никто, слышишь?»

Не поедет Лёха в Таиланд на следующих выходных, не побывает на Пхукете, не искупается в Андаманском море со своей новой подругой. Будет лежать себе смирно в сосновом гробу, как и все смертные в конце своего пути. Устроят ему пышные похороны, соберется половина «элиты» нашего города и начнет причитать о том, какой хороший человек был, как им его будет не хватать.

А я пока попробую хоть что-то светлое в этот мир привнести, изменить в лучшую сторону, сделать чуточку добрее, человечнее. Не всё ведь еще потеряно, не один я такой. Не настал наш час, пока не настал. Остались еще дела в этом мире, не отпустит он нас так просто, нужны мы ему. А вот Лёха, по видимому, - уже не нужен. Никому.