Глава 13. Месть

Натали обнаружил Гастон. Ужасное зрелище представилось ему, принесшему букет ароматных полевых цветов и поздравления: смятые багровые простыни, кровавые следы на полу и девушка, лежащая без сознания, побледневшая, как мертвец, с протянутой к кинжалу рукой. Мушкетер кинулся к ней, хватая ее в объятия и проверяя пульс. «Господи, спасибо», - выдохнул он, когда холодные тиски разжали сердце: жива. Гастон не выдержал бы такой утраты. Сейчас, гладя русые локоны, он понимал, что не отдаст ее смерти. Ни за что. Отправит в Гасконь. Или запрет в гарнизоне под бдительным присмотром. Как будет он просыпаться, если свет ее зеленых глаз, заливистый смех и улыбка, родная, нежная, как первые лучи солнца после бури, засыплет земля?
Этьен примчался, получив известие о несчастье, и трезвым взглядом оценил обстановку. Подсвечник, валяющийся в дальнем углу, лезвие, брошенное рядом с кроватью, раскиданные подушки – не требовалось объяснять, что именно произошло ночью. Гнев мужчины превратился в ледяное спокойствие: он относился к тем, кто не оборачивается назад – прошлому нет места в настоящем, - а потому собирался не уточнять подробности того, как Марк пробрался в дом и воспользовался беззащитностью девушки, но заставить его заплатить.
Этьен сел подле Натали; Гастона он отправил в гарнизон: не шпага пылкого романтика пронзит советника, но клинок в твердой руке того, кому уже давно нечего терять. Тем более де Тревиль нуждался в поддержке, дружеском плече и достойном ценителе вина: лишиться поста капитана после стольких лет честной службы! А все из-за негодяя Марка, на пути к своей цели не щадящего никого.
Натали поморщилась, когда сознание вернулось к ней: боль, слабость и отчаяние накинулись на нее, прежде чем она открыла глаза. Девушка с удивлением посмотрела на Этьена, склонившегося над ней; забота в его взгляде ужасала: неужели уже известно об ее позоре, падении, проигрыше? Так она начала строить карьеру в полку, где каждый мушкетер отныне свяжет фамилию Беар с предательством. Натали думала, что умерла. Надеялась. Теперь ей придется столкнуться с осуждением и ненавистью близких. Гастон… она отдалась его врагу. Лучше смерть…
Девушка боялась пошевелиться: вот-вот совесть вонзит в нее иглы и растерзает. Боль накатывала волнами, поцелуи Марка горели на измученном теле, и там, внутри, он словно все еще был в ней. Натали вжалась в кровать, судорожно глотая воздух и пытаясь удержаться от истерики. А ведь дать волю слезам, вцепиться в волосы и кататься клубком так просто... может, крики заполнят зияющую в душе пустоту?
- Тише, - Этьен провел по ее лбу влажной тряпкой. – Успокойтесь, - он поймал ее взгляд и не отпускал. – Хотите услышать историю о жестокой любви? О слепой любви… - мушкетер вздрогнул: помочь ей, разбередив кровоточащую рану? Впрочем, лучше он засядет в трактире с бутылкой доброго бургундского, нежели Натали пострадает. – Один дворянин пал под чарами красавицы. Она потеряла родителей и жила в нищете, вынужденная торговать на рынке всякой утварью, - его глаза заволокло дымкой воспоминания: солнечная улица, толпа народа, торопящегося на представление скоморох, попрошайки, просящие милостыню, шум, гамм, и средь безликой массы – Катрин. Она выделялась не одеждой, не манерами, но лицом и аурой, овевающей ее: рядом с ней любой чувствовал себя уникальным, единственным. То касаясь руки покупателя, то одаривая его улыбкой, Кэт обвораживала человека, умея к каждому найти ключик. Красавица… – Глупец не замечал ничего рядом с ней, ни косых взглядов, что отправлялись в сторону бесприданницы, ни шепота, к которому следовало прислушаться. И даже женился, готовый положить к ногам супруги все, чем владел. Но ей было мало. Она сбежала с герцогом, прихватив с собой сердце осла, который, как и многие, поверил, что Амур в кои-то веки не промахнулся, и его стрела попала в обоих, - Этьен печально ухмыльнулся, выпрямляясь. Он ощущал в воздухе запах ее сладковатых духов, слышал переливчатый, как ручей, смех, чувствовал локоны, щекочущие его плечо, руки, обхватывающие шею... Воображение издевалось, вновь и вновь воспроизводя в памяти Катрин, нежащуюся рядом с ним в постели, забегающую в дом и кидающуюся в раскрытые объятия… – Я с вами, - проговорил Этьен, возвращаясь к реальности. Натали нуждалась в нем: ей казалось, она в тупике, но мужчина знал: выход есть. Однажды и ему пришлось обуздать свое сердце, подчинить его разуму, отказаться от чувств. – Сосредоточьтесь, - его голос гипнотизировал. – Подумайте о чем-то одном. Проведите черту над прошлым. Сконцентрируйтесь на будущем, - девушка отрицательно качнула головой: ее произвели в полк - это доставляло столько радости! Марк… к горлу подступили слезы. – Боритесь. Это эмоции. Переживания. Направьте их в нужном русле. Не позволяйте рассудку утонуть в тоске. Заставьте его работать. Сконцентрируйтесь на чем-то, - Этьен нашел цель – преданную службу королю, - и, хоть вечерами приходилось опустошать винные запасы трактира, чтобы уснуть, по утрам он отправлялся в гарнизон и жил, а не существовал.
Но мужчина допустил ошибку: рассчитывая, что Натали подумает о мушкетерском плаще и направит силы на тренировки и исполнение поручений, Этьен упустил важную деталь: она отличалась от него. Марк толкнул ее к ножу. Опорочил. Отнял честь и веру в себя. И бросил. Ушел. Унизил. Растоптал.
Что-то в ее взгляде напугало мушкетера. Гримаса злобы и жестокости исказила милое лицо. Да, Натали нашла то, во что выливались и любовь к бессердечному чудовищу, и ненависть к преступнику. Месть.
…
Приближаясь к дому Сюзанны, Марк ощутил странное чувство. Счастье? Король дал понять, что не хочет их отношений, что советник не смеет касаться «мадемуазель с перстнем Его Величества». Людовик рассчитывал, что граф послушается! Он сорвет с ее пальца уродливый камень и осыплет красавицу золотом, жемчугом… гранатами, ведь Натали нравится красный цвет.
Как Марк желал ее! Руки жаждали обхватить тонкую талию, а губы… что бы только они ни сделали с этим юным телом. Какой-то туман мешал различать ступеньки на лестнице, так что мужчина едва не упал. Любовь. Неужели он проиграл? Угроза роспуска уже не висела над мушкетерами: граф позаботился, чтобы его долгие старания не увенчались успехом, и выделил из казны крупную сумму для перевооружения полка... Натали бы бегала в синем плаще, размахивая шпагой, а он, закончив государственные дела, мчался к ней, хватал в объятия и не отпускал…
- Мадемуазель? – Марк приоткрыл дверь. Вина и стыд нахлынули на него, напоминая, как он ушел в прошлый раз. Сколько мужчина жалел! А ведь в какой-то безумный миг ноги почти предали его. - Вы позволите? Я решил, что было грубо с моей стороны оставить вас так после... нашей ночи. Вы в порядке? Я принес вести...
- Я скучала! - девушка крутилась перед зеркалом, встретив его взгляд в отражении и приветственно кивнув. На ней красовалось бардовое платье с глубоким декольте, так что сердце графа ускорило ритм, а кровь забурлила по венам. Он пришел не за тем, чтобы накинуться на нее… но что могло удержать от необдуманного шага? – Как я вам? – она сама подбежала к нему, поцеловала в щеку… часть сознания Марка воспротивилась: слишком дружественно, слишком наигранно, да и голос… утратил эмоции. Где дерзость? Звон? Насмешка?
- Вы прекрасны, - прошептал он. Рядом с ней граф забывал обо всем, становился не опасным рычащим львом, но прирученным ласковым щенком. - Впрочем, я перейду к главному… - граф поймал ее взгляд и вздрогнул: нет, перед ним стояла не Натали. Холод, безразличие, пустота.
- Да, не стоит время тратить на разговоры, - она кокетливо провела пальчиком по его пуговицам и закусила губу. Но Марк не походил на глупых романтиков, которым достаточно показать обнаженное плечо, и инстинкты берут верх. Однако как хотелось поверить, что отныне между ними не разверзается пропасть, что счастье возможно, и девушка искренне улыбается, без умысла возбуждает его.
- Какая вы покладистая сегодня, - он поцеловал ее руку, не в силах сдержаться. - Кажется, я вчера перестарался... король запретил мне видеться с вами. Считает, что надев на вас перстень, сделал вас своей. Но вы - моя. Только моя, - мужчина коснулся ее скулы и нежно погладил по щеке.
- Граф, право, не будьте столь самолюбивы. Эгоизм затмевает разум, - Натали отстранилась, мягко толкая его в грудь. - Я не ваша. Вы были замечательны... но я ухожу к другому. Если хотите, вино в серванте, и я даже разрешу вам позабавиться с шлюхами здесь. Меня ждут, - с каким ликованием девушка наблюдала за мрачной тенью на лице Марка. Его улыбка исчезла, а боль блеснула в глазах. Да, Натали не просчиталась: такую пощечину он вынести не мог. - Между нами, я обещаю произнести ваше имя в самый важный момент, - с ехидством прошептала она, испытывая смешанные чувства: что-то глубоко внутри, забитое, просило прекратить мучить его и себя. Но удовлетворение от сознания исполненной мести поддерживало Натали. Месть. Только месть. Она крутила это в голове, не позволяя хоть чему-то, кроме мести, завладеть ее мыслями.
- Повторите, - прохрипел граф, не находя сил повысить на нее голос. Тем более теперь, после запрета Людовика, когда весь мир восставал против них, а он бежал к ней, готовый бросить вызов каждому, забыть о своих планах. - Повторите, мадемуазель!
- Я не ваша, - по слогам произнесла Натали. - Отпустите. Я опаздываю. Уходите. Или оставайтесь. Мне плевать.
- И кто же этот другой? Гастон? – он схватил ее лицо, надеясь разглядеть хоть лучик былого света в непроницаемом темном взгляде. Ничего. Пустота. - Что я говорил вчера? Я убью его!
- Вы слабы. И жалки, - Марк отскочил: ее ледяной тон обжигал. Девушка ловким движением достала кинжал и швырнула его на пол. - Даже не стану угрожать вам. А тогда вы много говорили... что-то про глупости и новую встречу. Это последняя встреча. И глупость.
- Вчера вы так не думали, - боль вынудила его отгородиться от происходящего стеной безразличия. - Что ж, ступайте. Но знайте: вам никуда от меня не деться. И запреты короля меня не остановят. Но, видимо, зря я просил его быть к вам милосерднее. Кстати, он очень вами недоволен, - граф перевел тему, надеясь образумить Натали: перед ними возникла угроза, с которой предстояло бороться вместе или погибнуть.
- Я уже ушла от вас. Подумайте о вине и шлюхах, - бросила красавица от двери.
- Мои мысли только о вас, мадемуазель! – мужчина ударил кулаком по тумбочке, и она разлетелась. Ломать легче, чем строить. И порой неосторожностью мы рушим счастье.