Экзамен

Стыдливость – мать любви.
Стендаль.
Способность краснеть – самое человеческое чувство.
Чарльз Дарвин.

Таня Синицина, студентка  медицинского института, была чрезмерно стеснительной и стыдливой девушкой. Ее стеснительность сразу же бросалась в глаза каждому человеку, едва встретившемуся с ней, - в застенчивой улыбке, в пугливых как у лани и  избегающих встречного взгляда глазах, в нервном покусывании губ и импульсивных подергиваниях плечами при разговорах. На факультете ее и называли не иначе как Танечка и разговаривали с ней как-то по-особому, покровительственно, словно любящие родители с малым дитя.

Французский классик литературы Стендаль в своем знаменитом исследовании «О любви»  пишет, что "стыдливость – чувство благоприобретенное…  Для робкой и нежной женщины мучительно сознание, что она позволила себе в присутствии мужчины такое, за что приходится краснеть… Но несмотря на такие переживания,  стыдливость -  это единственный закон цивилизации, который приносит только счастье". Причину того классик видит в необходимости преодоления жесткого табу, накладываемого на прекрасный пол строгой моралью: "стыдливость доставляет женщинам пьянящие удовольствия, заставляя ее преодолевать властную привычку".

Однако же, столь высоконравственное воспитание, по Стендалю, вызывает определенную противоречивость, раздвоение чувств и затруднения в выборе поведения: "если душа поглощена стыдом, то она запрещает себе желания. Излишек стыдливости и строгость отбивают охоту к любви у нежных душ, т.е. именно у тех, которые созданы, чтобы доставлять и испытывать сладость любви".

Редкие качества Татьяниной натуры предвещали ей увлекательную любовную историю, но непредсказуемые жизненные повороты вносили свое коррективы. Что же до экзамена по анатомии, то  Таня подготовилась к нему неплохо, но, как это часто бывает у студентов, некоторые билеты для нее оставались нежелательными к ответу, особенно тот, самый ужасный, под номером 27. Собственно, материал по нему она знала, внимательно изучив его еще и из девичьего любопытства, только на эту тему не то что  наша кисейная барышня, но и не всякая бойкая студентка предпочла бы вести публичную беседу.

Когда Таня с дрожью в коленях подходила к столу, на котором были разложены экзаменационные билеты, она повторяла про себя, как заклинание, одну и ту же фразу: «Только бы не номер 27! Только не 27!». Наивная душа, она не знала, что Всевышний, готовый оказать помощь в исполнении страстных желаний, не воспринимает отрицательную частицу «не», извлекая из набора обращенных  к нему слов лишь  имена существительные. Он и подсунул бедняжке не из озорства, а из благих побуждений упоминаемый в молитве двадцать седьмой билет.

Таня Синицина, ни жива - ни мертва, готовилась к ответу по злосчастному билету. В таком ужасном состоянии ей в жизни еще не приходилось бывать. Что же с ней будет? Об этом страшно было подумать. Рассказывать «об этом»! Рассказывать о  запретном, о чем и думать-то было болезненно, и нестерпимо стыдно, когда горячая, удушливая пелена окутывала лицо…   Да, да, не только думать, но и рассказывать «об этом» вслух, при людях, да еще и при парнях(!), казалось, ей не хватит никаких сил…

Но подошел черед ее хождению по мукам. Придавая голосу нарочитое спокойствие и уверенность, Синицина излагала содержание вопроса об анатомии и функциях того запретного плода, с которого началось грехопадение Евы. Профессор слушал студентку с рассеянным видом, что вполне устраивало Татьяну, старавшуюся  поскорее перейти к следующему вопросу билета. Но экзаменатор вдруг приподнял очки и спросил скрипучим старческим голосом, заставив содрогнуться Танино трепетное сердечко: «Позвольте, Синицина, узнать, о каком же органе Вы рассказываете? Орган да орган, но ни разу его даже и не назвали. Так все-таки, мы с Вами  о каком органе ведем речь?»
- Я по билету, - зардевшись ярким алым пламенем, ответила Таня.
- И я по билету. Только хотел бы услышать без всякого билета конкретное название этого таинственного органа.
- Я не могу это сказать. Я стесняюсь, - чуть слышно пролепетала Танечка. На ее ресницах блестели капельки слез.
- А я не могу Вам поставить положительную оценку за такой ответ. Синицина, Вы избрали профессию врача! А если Вам придется оперировать этот орган? Может быть, Вы тоже постесняетесь исполнить свой врачебный долг? – профессор был беспощаден. Он задался целью заставить будущего медика освободиться от излишней деликатности, которая со временем  станет  обременительной в его профессиональной деятельности.

Однокурсники, готовившиеся к экзамену, прервали всякую подготовку, всецело поглощенные развернувшейся на их глазах Танюшкиной драмой. Как она справится с труднейшей для нее задачей? В аудитории воцарилась мертвая тишина. И Таня, набравшись храбрости, словно находясь в каком-то кошмарном сне, кротким голосом как легким дуновением ветерка, тихо произнесла это  ужасное   слово всего-то в один короткий слог.

 Студенты, ожидавшие от нее чисто медицинской формулировки столь пикантной анатомической области, буквально оцепенели. Вот это Танечка! Вот это лексикон! Час от часу не легче! Но что же дальше? Ведь бедняга не только опорочила свою ангельскую душу непотребным словом, так еще и рискует завалить экзамен!
Профессор, однако, был вполне удовлетворен ответом. Ведь он добился того, чтобы эта красна девица преодолела свой Рубикон, спустившись с ангельских небесных высот в реальную жизненную  обстановку, зачастую жестокую и циничную.

- Ну, хвалю, хотя бы и так. Но лучше было бы сказать – это мужской половой орган. Возьмите, Синицина, свою зачетку и дальше не продолжайте, на сегодня с Вас хватит. С Вашим главным экзаменом Вы справились.

В заключение этой забавной истории  обратимся еще раз к Стендалю: только одно заслуживает порицания в стыдливости, - "то, что она приучает ко лжи; вот единственное преимущество доступных женщин над нежными. Стыдливость является препятствием к непринужденности".
 Старый профессор именно добивался от скромной студентки хотя бы какого-то  движения от  робости и застенчивости к  непринужденности, но получилось то, что получилось.