Марина Немировская - Высоцкий и Марина Влади

Я дышу, и значит — я люблю! Я люблю, и значит — я живу!
Владимир Высоцкий



Глава 1. Письмо с того света

В 1980 году. После похорон Высоцкого Марина Влади возвращается домой — в Париж. На душе пусто. Не хочется никого видеть, хочется сидеть, закутавшись в теплую красивую шаль, которую подарили им на свадьбу в Грузии, и плакать. Тихо-тихо и очень горько… Кажется, она все готова отдать за возможность еще раз поговорить с ним, услышать его голос, прикоснуться к нему, но этого никогда больше не будет. Володя умер. От этих слов сердце Марины сжимается и рвется из груди. Кажется, это состояние называют депрессией, хотя. какая разница, как называется эта всепоглощающая печаль, которая, словно черная дыра, засасывает в себя все хорошее, что было? Ничего не остается, только слезы и рыдания, которые душат.

Марина перестала выходить на улицу, отвечать на звонки и общаться с друзьями. Она на самом деле никого не хотела видеть. Ее горе было столь велико, что хотелось утонуть в нем, но при этом не хотелось ни с кем делиться своей печалью, печалью о Володе, ведь это все, что осталось ей от него. Покидая их московскую квартиру, Марина забрала с собой только несколько вещей, которые, кажется, и сейчас хранят запах ее мужа. Ее любимого.

Стук вернул Марину в реальность. Какая-то неизведанная сила подтолкнула ее к двери — на пороге стоял почтальон. Он принес письмо — письмо от. него! Письмо от Володи.

— Как?! Как это возможно?! — бормотала Марина, меряя шагами комнату. — Письмо с того света…

Она не сразу набралась смелости распечатать конверт. Каждый раз, когда она брала его в руки, чувствовала, как в голове гулко начинает биться сердце, а ладони становятся холодными и влажными. Что он хотел сказать? В очередной раз попросить прощения? Сказать, что скучает? Рассказать о том, как тяжело ему было без любимой Марины в Москве? От всех этих мыслей голова шла кругом. Конечно, Марина понимала — письмо написано намного раньше, и в том, что пришло оно только после смерти Высоцкого нужно винить только почту. Или благодарить.

Не зря же каждый раз, расставаясь, Марина и Володя звонили друг другу практически каждый день, отдавая предпочтение телеграфу и понимая, что по почте их признания могли идти бесконечно долго! Письма терялись. Не доходили до адресата или задерживались в пути на несколько недель, а времени и так было слишком мало! Они оба это чувствовали. А столько всего хотелось сказать друг другу, столько поведать. И хотя рукописные письма казались им обоим очень романтичными, им хотелось быть рядом друг с другом, говорить и общаться, а не ждать ответа неделями. И вот сейчас, кто бы мог подумать, Марина получила письмо с московским штемпелем, где в поле «От кого» стояло имя «Владимир Высоцкий». Самое дорогое имя в мире.

Марина сидела в кресле и буравила конверт взглядом. Открывать его было страшно, а не открыть — еще страшнее. Она медленно встала, пройдя по комнате, а затем все-таки распечатала конверт. Под звук разрываемой бумаги ее сердце больно сжалось. Когда Марина вынимала из конверта карточку и письмо, ее руки дрожали, а глаза наполнились слезами. Его почерк. Такой знакомый и такой родной. Она читала написанные им строки и не могла сдержать слез. Прощальный привет от ее Володи. Письмо, на которое уже нет смысла отвечать.

Перед глазами вставали картины из прошлого — лето, всего несколько месяцев назад. Юг Франции, морское побережье, но ни Марина, ни Владимир не чувствуют себя счастливыми. Тяжелое предчувствие какой-то страшной беды нависло над ними, как огромная черная туча, и мешало дышать.

Марина помнит, как Володя, найдя на столе яркую рекламную карточку, начал что-то быстро писать на ней.

— Что ты делаешь?

— Не мешай, не отвлекай меня! Я пишу.

Он давно не писал. Точнее, писал, конечно, но в последнее время его стихи и песни стали совершенно другими, не такими, как раньше… Володя отложил ручку, повертел карточку в руках и сообщил:

— Я закончил!

— Читай, — вздохнула Марина.

И его голос зазвучал, отражаясь в чувственном и нежном четверостишии, насквозь пронизанном теми эмоциями, которые он испытывал тогда. Марине стихи очень понравились. Она попросила подарить их ей.

— Нет, — отвечает Владимир, — надо подправить. Но я тебе их дарю! Пришлю тебе их. Пришлю из Москвы телеграфом.

— Из Москвы?

— Да, из Москвы.

Он соскучился по родине, и все, чего он хотел сейчас, — это вернуться в Москву — столица была для него навязчивой идеей.

— Мариночка, родная, я, наверное, все-таки поеду. — Володя стоял, опустив голову.

Она даже не в силах была сказать ему что-то, кроме банальных фраз:

— Будь аккуратен. Береги себя. Звони. Я буду ждать.

И все. Ни признаний, ни поцелуев. Она слишком устала бороться за него, а он, кажется, уже сдался и не хотел даже пытаться. А может, просто не видел смысла.

— Хорошо, — звучит голос Володи.

Как страшно, ведь это последние слова, сказанные Мариной Влади своему мужу лицом к лицу, потом было только несколько телефонных разговоров — и все. Пустота.

Слезы отчаяния, раскаяния и сожаления закапали на бумагу, оставляя на ней мокрые пятна, в которых расплывались синими озерами чернила.

Расплываются строки, написанные его рукой… Она вытирает глаза, делает глоток воды из стакана, стоящего рядом на столике, набирается смелости и читает. Читает вслух его прощальный привет и прощальное признание. Какая шутка Судьбы.

«Наверное, все-таки что-то есть по ту сторону бытия, раз такие странные вещи происходят», — думает она, и ей становится немного легче.
Глава 2. Летний спектакль

Наигранно приветливый голос стюардессы проговорил о том, что рейс № 128 «Париж — Москва» заходит на посадку. Ее упрямый ремень все никак не хотел застегиваться, а московское небо мало чем отличалось от французского, даже несмотря на всю долгожданную июльскую жару. Серое небесное полотно беспощадно давило сверху своей вечерней мглой, но внутри у высокой блондинки, сидящей в кресле самолета, было ощущение какого-то таинственного предвкушения, похожего на ожидание именинником счастливого момента задувания свечей. А рука в кармане пальто зачем-то машинально мяла открытку с афишкой спектакля «Пугачев» с участием того самого «сценического скандалиста», на которого она уже давно хотела посмотреть. Не верилось как-то в те чудаковатые разговоры вокруг него — казалось, что в нем точно есть какая-то тайна. А тайны завораживали Марину Влади еще с детства.

В тот день, прямо до самого вечера, ее одолевали какие-то назойливые мысли о том, что вот-вот что-то произойдет. Это ее даже забавляло. Создавалось странное впечатление, что время то стремительно скачет, то ползет как улитка. Раздумья о том, платье какого цвета и какие туфли Марине надеть на вечерний спектакль Театра на Таганке, тесно переплетались с торопливостью и курьезами, происходившими с ней: пожилой таксист, который вез ее из аэропорта почему-то все никак не мог найти самую известную гостиницу столицы — «Метрополь» и около двух часов утомлял ее водительскими анекдотами. В забронированном номере кто-то забыл потрепанный чемодан от «Луи Витон» с иностранными журналами, а официант, доставивший бутылку сухого шампанского, каким-то образом случайно запер дверь с другой стороны. Такое, наверное, случается, когда тебя никто не встречает. Но в этот приезд в Москву она сама так хотела.

Вечер не заставил себя долго ждать и, чуть поплакав летним дождем, полностью вступил в свои права. Таксист на этот раз довез ее за считаные минуты прямо к парадному входу Театра на Таганке. Честно признаться, она еще в жизни не видела столько людей у входа в театр. Очередь у касс доходила прямо до проезжей части, и создавалось такое впечатление, что те, на которых не хватит билетов, будут брать театр «штурмом». Промокшие от дождя и абсолютно не удивленные таким аномальным летним похолоданием люди пришли совсем не с пустыми руками. Помимо традиционных несуразных букетов с полевыми цветами можно было заметить тех, кто пришел с очень оригинальными подарками. Полноватый мужчина в потрепанной кожаной куртке держал под мышкой огромную копченую рыбу, завернутую в несколько газет; дама в красном кашемире пришла на спектакль с тремя коробками зефира; у кого-то в авоське таилась законсервированная икра, а пенсионер с седой неухоженной бородой зачем-то взял с собой новый проигрыватель марки «Реголла». Нигде в Европе Марина Влади еще не видела такой парад зрительской щедрости, и ей даже сначала не верилось, что все эти люди принесли все это в качестве комплимента. Удивлению ее не было границ, когда она поняла, что все это — для одного актера…

В тот вечер Высоцкий играл одно из своих самых оглушительных перевоплощений в театре на Таганке — роль беспощадного полководца Хлопуши в спектакле «Пугачев». Это был не голос, а настоящие раскаты грома. Временами казалось, что на улице действительно гром, но непогода уже покинула Москву. Закованный в цепи, Высоцкий заставлял весь зал затаить дыхание и порой даже пугал, перенося всех в атмосферу пугачевщины. Марина Влади много была наслышана об этом актере, которого в Москве называли подпольным, но в тот вечер его гениальная игра превзошла все ожидания. Забегавшие отрядами мурашки по коже напомнили образ отца — сильный, могучий, мужественный, смелый и воинственный. Ее всегда привлекал этот образ, и, сидя в партере в тот вечер, она понимала, что в каждой своей роли Высоцкий не только играет образ, но и показывает самого себя сквозь его призму. До партера даже долетали капли его горячего пота со лба. Шквалом оваций его долго не отпускали со сцены. Чтобы увезти все цветы и подарки, нужно было, наверное, вызывать грузовик. А зрители все сидели, словно привязанные к стульям и наблюдали за ним как завороженные. Тем, кто пришел с пустыми руками, совершенно точно было стыдно, что они забыли купить букет, не прихватили с собой рыбы или другого подарка.

Марина не могла не пожать руку этому удивительному актеру, и, набравшись смелости, она робко подошла к сцене. Сверкающие от пота щеки Высоцкого были уже алыми от женской помады. Вокруг него было плотное кольцо поклонников, пробиться через которое не было ни малейшего шанса. У нее неожиданно вырвалось: «Браво, Володя!.. Браво!» И их глаза тогда столкнулись первый раз, но всего на несколько мгновений. «Я же вас знаю… вы… вы…» — прохрипел Высоцкий, но был перебит дикторшой, просящей всех покинуть зал театра, так как спектакль кончился уже добрых тридцать минут назад.

В ту ночь ее одолевала бессонница. Его образ не выходил из головы. Не помогала даже неприлично внушительная доза настойки валерьянки. Марине хотелось снова созерцать его игру, и было любопытно до безумия увидеть Высоцкого в других образах. Часовая стрелка показывала на пять. На небе появились первые лучики солнца, озарились золотые купола церквей, утренний ветерок окутал обтекаемые формы мчащихся по дороге первых машин — Москва просыпалась, а она все не могла уснуть! Она встала и подошла к окну — город наполнялся звуками. Несколько минут она наблюдала за тем, как величественно опускается солнце с крыши Большого театра вниз, сползает по его колоннам, освещая театр все ярче и ярче. Театр. Это слово сейчас не давало ей покоя, оно плотно и неразрывно было связано с именем Владимира Высоцкого, актера, которого она так давно хотела увидеть.

На улицах появились новые люди — куда они спешили, о чем думал каждый из них? Этого, наверное, не знал никто — маленькие фигурки шли по тротуарам, спускались в подземные переходы… Наступало новое утро большого города, за ним — новый день, новые встречи, новые знакомства.
Глава 3. Незабываемая встреча

Владимир Высоцкий был одновременно и поэтом, и актером. Эти две ипостаси невозможно разъять, отделить одно от другого и тем более нельзя сказать, что было для него важнее — писать стихи и исполнять песни или играть в театре и кино. Одна муза подпитывала другую. Актерская закваска, полученная им в Школе-студии МХАТ, помогала вживаться, влезать в кожу, как выражался один из создателей МХАТа Константин Станиславский, героев его многочисленных песен.

Высоцкий полностью растворялся в театре, играя роль Хлопуши. Страстно, неистово, бесподобно. Весь зал аплодировал стоя, он выкладывался на полную, по другому он не умел. Высоцкого-артиста Марина увидела в свой следующий приезд в Москву, когда вновь пошла в театр на Таганке на спектакль «Пугачев». И снова все повторилось — снова толпы поклонников и поклонниц, несущих цветы и подарки, правда, рыбы в этот раз она не увидела. В зале было очень много женщин — все они приходили посмотреть на Владимира, томно вздыхали в антракте и перешептывались друг с другом, бросали заинтересованные взгляды на проходящих мимо мужчин, и снова шептались, обсуждая Высоцкого. А обсуждать было что! Сила его актерского мастерства, необычный голос, яркая внешность — все это приковывало внимание, заставляло забыть обо всем, что творилось вокруг. И снова после спектакля толпы поклонниц, желающих прикоснуться к своему кумиру, к своей легенде, получить от него поцелуй, почувствовать тепло его руки, подарить свое внимание. Кто-то надеялся на то, что Владимир заметит их, другие просто жили им — его песнями, его стихами, приходили увидеть его просто для себя, для того, чтобы получить заряд энергии от этого человека.

И все-таки ради чего все это? Неудобные туфли, юбка, под которую на набережной нестерпимо надувало, макияж, из-за которого приходится истошно моргать вместо того, чтобы просто почесать глаз, раз чешется, — а вдруг тушь или тени размажутся?.. Ради чего? Чтобы быть замеченными. А это зачем? Ради безудержного секса или неземной любви? Те, кто хоть когда-нибудь реально был в гримерке после шоу, кто смотрел, как усталые звезды смывают с лиц грим и сразу стареют лет на 10–15, кто видел, как они жадно пьют воду и не могут отдышаться после того, как только что крутились на сцене колесом, понимает — в шоу-бизнесе секса нет. Просто потому, что на него нет сил — все их забирает зритель… И любви тут нет — по той же причине! Хотя нет, вот как раз любовь — она есть. Она должна быть, должна окрылять, должна давать силы, вдохновлять, подвигать на безумства и романтику. Это же не чуждо никому.

— Марина, а не желаете ли поужинать с нами? — Приятный мужской голос выдернул высокую блондинку из ее размышлений. Она опять здесь — киноколдунья, чей образ пленил многих советских мужчин, вновь пришла, чтобы увидеть игру этого удивительного русского актера — Владимира Высоцкого.

— Да, с удовольствием, — задумчиво отвечает она, вставая с кресла и бросая взгляд на собирающего цветы и подарки Владимира. — Конечно!

В красивом, одном из самых шикарных ресторанов столицы их компания вызывала неподдельный интерес. Оказывается, роль Влади в фильме «Колдунья» имеет огромную популярность среди мужского населения Советского Союза — все мужчины смотрят на нее с горящими глазами, еще бы — ведь за столом сидит настоящая звезда! И не просто звезда, а иностранная звезда! Такое нельзя пропустить. А ей бы так хотелось познакомиться с этим интересным человеком, игравшим Гамлета. Но вокруг — море собеседников, стол уставлен яствами, и разговоры, бесконечные разговоры обо всем инио чем.

— Как вам последняя работа Золотухина?

— Что? — рассеянно переспрашивала актриса. Ей стыдно признаться, что она не видела этой последней работы, приходилось улыбаться и уклончиво качать головой в ответ.

— Погода сегодня в Москве чудесная… — И снова кивок и рассеянная улыбка.

Разговоры ни о чем, ну а как назвать еще эти скучные вопросы и ответы? О погоде и цветах, о несбывшихся мечтах, о чьих-то талантах, достижениях и провалах, о том, какое пасмурное лето. Все это темы, которых касались очень поверхностно, исключительно для того, чтобы заполнить неловкие паузы.

И тут к их столику подошел скромно одетый, не очень привлекательный человек. Марина даже не сразу узнала в нем того самого Владимира, которым так восторгалась на спектакле. Его приветствуют возгласами, и она, прерывая очередную бессмысленную беседу, обращает на него внимание. Он подходит, молча берет ее руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с Марины Влади глаз.

— А я ведь знаю вас, вы — колдунья.

Стоило Владимиру произнести эти слова, как последние сомнения рассеялись. Этот голос, голос, который нельзя перепутать ни с одним другим голосом. В ответ женщина только тихо кивнула, потупив взор. Его молчание не стесняло ее, они просто смотрели друг на друга, как будто всегда были знакомы. Он был совершенно не похож на ревущего великана из спектакля, но в его взгляде чувствовалось столько силы, что она заново пережила все то, что испытала в театре. А вокруг уже возобновился разговор.

— Володя, расскажи нам о твоем Хлопуше.

— Да, да! Такой успех!!!

Эти возгласы отвлекают Владимира от колдуньи, он мотает головой, словно силясь сбросить с себя нашедшую пелену, улыбается. Вокруг все замирают. В ресторане то тут, то там слышится шепот: «Высоцкий, это Высоцкий», «Вот там, за тем столиком».

— Пугачев. — Высоцкий словно выныривает из своих мыслей. — Играть Хлопушу было нелегко. Мы все искали определенную поэтическую тональность, способную раскрыть поэзию Есенина на сцене. Я во многом шел от есенинского авторского чтения Хлопуши, запись которого сохранилась. Известно, что Есенин сам прекрасно читал свои стихи. Вот эту есенинскую образную стихию мне и хотелось передать… Образ самого Есенина очень близок мне, я ощущаю много общего.

Люди затихли, слушая его голос; Марина и сама инстинктивно подалась вперед, слушая, как актер говорит о своей работе.

За столом на лицах людей появились улыбки. Улыбка тронула и лицо Высоцкого, который, впрочем, не преминул продолжить делиться своими впечатлениями от роли:

— Трудно было это играть. Есенин сам многие куски читал. Это было лучшее его произведение. Ведь Есенин, когда читал монолог Хлопуши, которого я имею честь играть в этом спектакле, как рассказывают люди, слушавшие его десятки раз, всегда бледнел, с него капал пот. И сестра его рассказывала — она была у нас в театре, — что, когда он читал этот монолог и потом разжимал руки, у него часто выступала кровь на ладонях. Так он нервничал, читая этот монолог. У меня в спектакле была трудная задача — совместить эту есенинскую манеру, немножко надрывную и в то же время очень мощную, с театром. Все-таки я играю Хлопушу, а не читаю его монолог.

Недолгое молчание за столом — вряд ли тем, кто сидит сейчас здесь, есть что ответить! Еще несколько секунд, и вновь начинаются разговоры ни о чем, и только Марина сидит, не в силах оторвать взгляд от лица этого странного человека. Он не ест, не пьет — только смотрит на нее своими серыми глазами.

— Наконец-то я встретил вас, — прошептал он.

И в один миг мир рухнул, завертевшись с неимоверной силой. Марина, как актриса, привыкла к вниманию поклонников, но сейчас она не знала, как вести себя! С Владимиром она была на равных. И его глаза, такие глубокие и непонятные, гипнотизировали ее, заставляя тонуть в них, теряя волю и погружаясь в какой-то новый мир, мир, которого она не знала до этого. Мир Владимира Высоцкого. Уже в первый вечер в этих глазах она увидела силу и любовь. Чувства настолько сильные, настолько знакомые и настолько удивительные, что не было ни сил, ни возможности заставить себя не думать о Владимире.

Он смотрел на нее, не отрываясь ни на секунду, и она, смутившись, глядела в его глаза, почему-то тоже не отводя взгляд. Сейчас они были на равных! Актер и актриса…

— Володя, как же мы сегодня? Без твоих песен? — раздался голос за столом.

Владимир снова отвлекся и, улыбнувшись, возразил, что песни конечно же будут. Он взял гитару, и только его руки тронули струны, как весь ресторан замер. Все-таки гитара — это удивительный инструмент, с неповторимым вкрадчивым звуком. Кто-то из великих музыкантов говорил: «.музыка похожа на океан, а музыкальные инструменты подобны островам, мой остров — гитара.» В тот вечер всем казалось, что гитара — это их инструмент, так удивительно пел он в руках Владимира, так громко звучал его голос и такими эмоциональными были его песни. Для того чтобы охарактеризовать их, как нельзя лучше подходит выражение «за душу берет» — в его песнях все слушали что-то о себе. что-то, что казалось им до боли знакомым, известным и нужным.

Иногда чьих только ритмов не услышишь в гитарной музыке. Она может быть похожа на скрипку, на фортепьяно, на ударные и даже на флейту. Но в руках Высоцкого гитара пела сама, она надрывно издавала такие звуки, которых многие, присутствовавшие в зале, никогда раньше не слышали, свидетельствующие об уникальности и самобытности этого музыкального инструмента. И в этот вечер Владимир пел только для Марины, он хотел, чтобы она понимала смысл и глубину его песен, он открывался ей и пускал ее, и только ее, в самую сокровенную глубину своей души. Он говорил, что любит ее.

— Марина, я вас люблю, — звучит голос Высоцкого в ушах женщины. И она уже не понимает, что это — то ли строка из песни, то ли ее фантазии, то ли правда. — Я люблю тебя.

Повисает пауза. Гитара давно молчит. Влади смотрит на Владимира удивленно и с некой долей иронии, а затем громко смеется.

— А вы, Владимир, оказывается, необыкновенный человек, и с вами интересно общаться, — говорит она.

В ответ только тишина и пристальный взгляд серых глаз.

— Но я приехала всего на несколько дней, у меня очень сложная жизнь, трое детей, работа, требующая полной отдачи, и Москва далеко от Парижа… — продолжает французская актриса.

— Ну и что? — недоумевает Высоцкий. — У меня самого семья и дети, работа и слава, но все это не помешает тебе стать моей женой.

Ошарашенная таким нахальством, киноколдунья согласилась увидеться с Высоцким на следующий день.

Им обоим не было и тридцати. Она разведена, он — тоже на грани развода. Кинофестиваль, на который приехала Марина Влади, идет своим чередом, она проводит много времени на мероприятиях, общается с людьми, разговаривает с режиссерами. Владимир проводит время с ней, уделяя ей много внимания. Они гуляют по вечерам, он показывает ей Москву, поет свои песни, приглашает в театр, в рестораны. В гостинице «Москва», где живут участники фестиваля, они проводят уйму времени — стоит здесь появиться Высоцкому, как Марина бросает всех знакомых и бежит танцевать с ним. Он постоянно шепчет ей комплименты, читает стихи, обжигая ее уши своим горячим дыханием и шепотом.

— Все это хорошо, но я-то в тебя не влюблена! — сказала Марина Владимиру в один из их первых вечером. — Понимаешь?

— Понимаю. И это совершенно не важно, — ответил он, — я сумею тебе понравиться, вот увидишь.

Это веселое и легкое общение продлилось несколько дней, и вот фестиваль заканчивается, она уезжает из Москвы, подписав контракт, и приедет на съемки в начале только шестьдесят восьмого.

Проходит время. Сначала Марина Влади, будучи в Париже, получила нежное письмо из Москвы. Потом, как раз в тот момент, когда она размышляла над тем, что с ней происходит и почему ей так тоскливо, телефонный звонок оборвал ее невеселые раздумья. Это он. Марина услышала в трубке теплый тембр его голоса и русский язык, напоминающий ей об отце, которого она обожала, — и от всего этого у нее ком встал в горле. Но они говорят. Долго. Обо всем и ни о чем. те самые пустые разговоры, которые Марина так не любила! После разговора Марина Влади положила трубку, и к горлу подкатили слезы, она заревела.

— Да ты влюблена, моя девочка, — ласково сказала Марине мама.

А киноколдунья старается найти своим слезам другое объяснение: много работы, устала, — нов глубине души понимает, что мама права: она ждет не дождется встречи с русским Гамлетом.
Глава 4. Французская колдунья

— Мамочка, пожалуйста, быстрее! — говорила Марина, направляясь к самолету в окружении своих сыновей — Игоря, Пьера и маленького Владимира.

Милица Евгеньевна Энвальд — мама актрисы — только недовольно хмурилась, торопясь к трапу.

— Тебе так не терпится увидеть своего русского Владимира? — с акцентом проговорила она.

— Что ты, мамочка! Все, что я хочу, — это лишь поскорее сесть в самолет и полететь уже в Москву. И еще я хочу наконец отдохнуть от этих тусовок!

Милица Евгеньевна только улыбнулась. Она слишком хорошо знала свою дочь и наблюдала за ней в последнее время для того, чтобы поверить, что Мариной сейчас руководило исключительно желание поскорее сесть в самолет. Милица Евгеньевна решила отправиться в Россию вместе с дочерью, чтобы помочь ей с детьми, а вместе с тем увидеть страну, в которой она не была многие годы. Интересно, изменился ли Петербург с тех пор, как она училась здесь в Смольном институте благородных девиц? Говорят, сейчас Россия совершенно иная… Четыре часа полета и женский голос сообщил, что через несколько минут самолет совершит посадку в Москве.

— Пожалуйста, вернитесь на свои места и пристегните ремни безопасности. — Динамики еще дважды повторили эту фразу бесцветно-вежливым голосом одной из стюардесс — по-французски и по-русски.

Пассажиры воодушевленно завозились. Где-то впереди усталая женщина под ворчание супруга пыталась успокоить надрывно визжащего младенца, который едва ли не все четыре часа не давал покоя всему салону, а рядом, восхищенно перешептываясь, скрипя маленькими ладошками по стеклу и толкаясь, смотрели на приближающийся город и дети Марины. В каждом шорохе ей слышался звук наспех бросаемых в чемодан вещей, в каждом возгласе — звук его голоса, в каждом скрипе — последняя трель скрипящей двери ее французского дома.

Она летела к нему! Как долго они говорили по телефону, находя темы на пустом месте, бесконечно обсуждая одно и то же и перебрасываясь легкими комплиментами и шутками. Марина до сих пор удивлялась, как легко ей далось решение поехать в Россию! Марина летела в Россию для того, чтобы начать съемки в фильме «Сюжет для небольшого рассказа», где ей отводилась роль возлюбленной Чехова — молодой привлекательной девушки. Когда на фестивале она получила это предложение, она долго думала, соглашаться или нет, и тогда именно Владимир Высоцкий сказал, что, конечно, стоит согласиться, ведь так они смогут быть вместе! И вот сейчас самолет отрывается от земли, и Марина летит на восток, в Москву… Для того чтобы воплотить на экране образ Лики Мизиновой и для того чтобы вновь оказаться рядом с Владимиром.

Но этим надеждам не суждено было сбыться — оказалось, что Высоцкого нет в Москве: он снимается далеко в Сибири и вернется только через два месяца. Марина начала работать, жизнь потихоньку устраивалась. Ее с семьей поселили в гостинице «Советская», бывшем «Яре», где пировал еще ее дед. Легендарный «Яръ», с 1826 года считавшийся лучшим рестораном России, дал в 1952 году жизнь гостинице «Советской», ставшей правительственной резиденцией.

Марине отвели роскошный номер с мраморными колоннами, роялем и живыми цветами — каждый день свежими. Здесь было хорошо гостить, но оставаться насовсем как-то не хотелось. Можно заполнить все своими вещами, милыми сердцу безделушками, своим беспорядком, пылью и упрямо не смывающимся с ковра грязным отпечатком ботинка, который было лень снимать. Уют — дело наживное. Но все равно созданная чужим человеком обстановка никогда не будет хранить твоего эха, а чего стоят вещи, которые не хранят твоих воспоминаний? В доме может происходить все что угодно, но если ты не касался этих еще неровных, серых стен и не терзался выбором нужных, отражающих твой собственный, ни на что другое не похожий внутренний мир цветов, тканей и текстур, они будут к тебе безразличны. И тем не менее номер всем нравился. Милица Евгеньевна все время ходила по номеру, разглядывая его, и вздыхала — как же красиво, как чудесно!

В столице ее все волновало и очень удивляло; вместе с детьми она ходила на прогулки по городу, показывая им исторические места и прогуливаясь по столичным улочкам, а вечерами делилась с Мариной своими впечатлениями. Ленинград, по ее мнению, совсем не изменился, и она продолжает называть его Петербургом. Прогулки по Москве уводили женщину в прошлое, напоминая о ее молодости, о молодости отца Марины, которого она обожала.

Ее отец закончил Московскую консерваторию. Когда началась Первая мировая война, он уехал во Францию, чтобы уйти в армию добровольцем. Только там его желанию стать военным дано было сбыться — Владимир Поляков был единственным ребенком в семье, мать его рано овдовела, в русскую армию его не брали. Там Владимир пошел на войну — он стал летчиком, был ранен, награжден воинским крестом. После войны остался во Франции, работал в парижской опере, пел семь сезонов в опере Монте-Карло. Был знаком с Модильяни, Матиссом, Делоне… Семья Милицы Евгеньевны тоже выехала из России в 1919 году, поэтому о России и мама, и отец, и дети Влади знали многое!

К роли Мизиновой Марина подошла очень ответственно, целыми днями она читала переписку Чехова и его юной музы, пытаясь понять их отношения. Она удивлялась их отношениям и умилялась тому, как эти люди делились мелочами ежедневной жизни в Мелихове и серьезными событиями — все это так дружески доверительно. Но при этом письма их звучат как бы на разной волне. От этого часто возникает непонимание: Чехов шутит, а Мизинова сердится или недоумевает, просит его перечитать ее письмо.

«Милая Лика… Приезжайте, милая блондиночка, поговорим. Поссоримся; мне без Вас скучно, и я дал бы 5 рублей за возможность поговорить с Вами хотя бы в продолжение пяти минут… Приезжайте же к нам, хорошенькая Лика, и спойте. Вечера стали длинные, и нет возле человека, который пожелал бы разогнать мою скуку…»

«…О Вас там говорили как о божестве, особенно прочтя „Мою жизнь“!.. Ну, напишите же побольше про себя. Говорят, Вы теперь толще меня. Значит, красивы?.. Когда же Ваша свадьба? Мне здесь покоя не дают с этим! И где Ваша невеста? А все-таки гадко с Вашей стороны не сообщить об этом такому старому приятелю, как я… Напишите же, не будьте с…ей. Прощайте, жму Ваши лапы и остаюсь все та же Ваша Лика».

«Милая Лика, Ваше сердитое письмо, как вулкан, извергло на меня лаву и огонь, но тем не менее все-таки я держал его в руках и читал с большим удовольствием. Во-первых, я люблю получать от Вас письма; во-вторых, я давно уже заметил, что если вы сердитесь на меня, то это значит, что Вам очень хорошо. Милая, сердитая Лика, Вы сильно нашумели в своем письме… В жизни у меня крупная новость, событие… Женюсь? Угадайте: женюсь? Если да, то на ком? Нет, я не женюсь, а продаю Марксу свои произведения… В Париж я поеду, собственно, затем, чтобы накупить себе костюмов, белья, галстуков, платков и проч. И чтобы повидаться с Вами, если Вы к тому времени, узнав, что я еду, нарочно не покинете Париж, как это уже бывало не раз. Если Вам почему-либо неудобно видеться со мной в Париже, то не можете ли Вы назначить мне свидание где-нибудь в окрестностях, например вВерсале?..»

«…Нет, милая Лика, нет! Без вашего позволения я не женюсь, и прежде чем жениться, я еще покажу Вам кузькину мать, извините за выражение…»

— Чем-то похоже на нас с Владимиром, — улыбалась Марина, откладывая очередное письмо и предаваясь своим мыслям. Мыслям о новом чувстве, о театре, о кино, обо всем… Она была убеждена, что актеру не всегда удается сделать что-то интересное в кино, тогда как в театре, независимо от достоинств пьесы, есть еще и контакт со зрителем, складывающийся всегда по-разному, богатый самыми непредвиденными ситуациями.

Жизнь в Москве текла своим чередом — общение с режиссером, съемки, прогулки и снова общение.

Были, конечно, и курьезы. Однажды, покупая на улице мороженное — пломбир, Марина поймала на себе подозрительный взгляд продавщицы.

— Что? — спросила девушка, думая, что, возможно, что-то не так с ее платьем или волосы растрепались.

— Да нет, ничего! — буркнула продавщица, презрительно фыркнув и отвернувшись.

Марина ничего не поняла и поспешила отойти, но стоило ей отвернуться, как она услышала презрительный голос мороженщицы: «Тоже мне фря! Под Марину Влади косит!»

А вечерами в номере Марины собирались художники, поэты, писатели, актеры. Словно в модном салоне, они рассаживались по диванам и пуфикам, кто-то садился за рояль, звучала музыка и шли вечные разговоры ни о чем, которые так не любила Марина. Она погружалась в свои мысли и отдавалась им безраздельно.
Глава 5. Высоцкий в Сибири

В то время как Марина налаживала жизнь в Москве, Владимир находился в Сибири. А именно в Дивногорске, где снимали фильм «Хозяин тайги». Конечно же помимо съемок у Владимира были и концерты для местных жителей — в то время фамилия Высоцкий была известна уже далеко за пределами столицы, народ валил, чтобы увидеть своего кумира, почувствовать его энергию, услышать его песни вживую. На его концерты люди приезжали за 10 километров, из других городов, из других сел! Еще бы, Высоцкий в Сибири! Такое пропустить было невозможно…

Дивногорску повезло — здесь как раз недавно закончили строительство нового Дворца культуры, и вот теперь здесь будет выступать сам Высоцкий! На первый концерт люди, несмотря на сильную жару, забились в зал словно мухи, и все равно маленький ДК не смог вместить всех желающих услышать песни Владимира Высоцкого. Люди стояли на улице у дверей и окон зала, сидели на подоконниках, в проходах — везде, где только можно!

Чтобы удовлетворить спрос, пришлось отменить гастроли проезжающего мимо театра и отдать сцену Высоцкому!

— Пусть поет, — говорил начальник ДК. — Люди вон как его любят!

И Владимир пел. На улицу была проведена радиотрансляция, так что стоящие снаружи тоже могли его слышать. И снова толпа народу — люди были везде! Кто-то тащил с собой стулья, кто-то табуретки. Ну и зал, конечно же, был переполнен, снова люди на улице, у дверей и окон. Владимир любил своих поклонников — всегда пел много, пел столько, сколько просили. Но даже работники культуры не всегда могли попасть на его концерты! Молодые девушки очень расстраивались — мечтали услышать любимого певца, но людей было столько, что места не хватало.

Концерт, а потом автобус и снова на съемки.

Володя в Сибири давал не только официальные концерты — залы всех желающих вместить не могли, а платили за такие концерты артистам немного. Вот и приходилось вертеться, придумывать что-то, изобретать. Ну и изобрели — подпольные концерты, которые также проходили во время его съемок в фильме «Хозяин тайги». Распределители билетов распространяли приглашения не только на официальные концерты, но и на подпольные, которые, естественно, проскакивали мимо кассы. Впрочем, Володя таким положением дел был доволен — после окончания съемок приехал домой к тем, кто помогал в организации этих выступлений, с коробкой конфет и бутылкой коньяка, которую они все вместе тут же благополучно распили на кухне. Был еще и стихийно возникший концерт перед старшеклассниками местной школы, куда Владимира привезли, чтобы он рассказал о тяжелых буднях актера.

— А давайте я вам лучше спою! — залихватски сказал он, глядя на восторженные лица подростков. И спел.

Тогда, в 1968 году, Высоцкий был в изгоях, центральные газеты интересовались, о чем поет Высоцкий и не чужим ли голосом, но люди его любили! Узнав про концерт в школе, местные студенты — маевцы, работающие здесь в стройотряде, — приехали на съемочную площадку просить Владимира дать концерт. А на съемках все жили в палатках, все было по-походному — вечерние песни у костра, каша из котелка…

— Владимир Семенович! Окажите нам такую услугу — давайте устроим встречу со студентами и молодежью Дивногорска, — просили «засланные казачки», отправленные к нему. А у самих поджилки тряслись от ужаса — сидят в одной палатке с самим Высоцким.

— Что вы все время: Владимир Семенович, Владимир Семенович! Я такой же, как вы, простой русский парень. Так что давайте просто: Володя. Зовите меня Володя, и все, — ответил Владимир.

Он и вправду встретил своих гостей очень доброжелательно, быстро договорились, но с двумя условиями: первое — выступление не афишировать, второе — на концерте никаких фотографов и магнитофонов, чтобы потом лишних разговоров не возникало. Еще бы, в Москве Высоцкому нигде выступать, кроме Театра на Таганке, нельзя, а тут. А тут своя власть. И был другой концерт и снова песни, на который пацаны, прознавшие про эти мероприятия, старались проникнуть в здание всеми способами: через окна и даже через чердак пытались.

Высоцкий выглядел своим парнем — одет даже не очень модно, в общении был прост и доступен всем. Зал школы был переполнен, духота страшная. Люди просили автографы, Высоцкий расписывался на чем придется — и на мячах, как заправский футболист, и на бумаге, и на галстуках. Местное начальство, прорвавшееся на концерт с боем, тоже пожелало получить автограф, а бумаги-то и нет.

Протянули галстуки.

В другой раз студенты (а студенты — народ сообразительный!) додумались: открыли окна в переходе между корпусами и вынесли всю аппаратуру на козырек над крыльцом — получилась такая «висящая» сцена, на которой и выступал Владимир Высоцкий. А весь дом напротив превратился в трибуну: во всех окнах, на балконах были люди.

Высоцкого любили все! Когда летом съемочная группа переехала в деревню, студенты местного художественного училища писали этюды на манских порогах и, закончив работы, срубили плот и поплыли вниз по Мане, чтобы увидеть Высоцкого. Их, правда, долго отговаривали, предупредили о необходимости иметь при себе паспорт и другие документы при посещении этого района — вроде как где-то зэки сбежали, и возможны всякие проверки. Подплывают к Выезжему Логу, смотрят — на берегу толпа: руками машут, кричат: «Давай сюда, причаливай!» И милиционер среди них присутствует, тоже сигналит.

Студенты уже почти причалили, когда увидели, что милиционер вроде и не милиционер, а известный артист Валерий Золотухин.

— Вы кто такие? — спрашивает.

У ребят дух перехватило — доплыли, достигли цели… Набрались смелости, отвечают, что они, мол, художники.

— А мы, — говорят актеры, — «Мосфильм», кино здесь снимаем. Хотите в гости?

И они еще спрашивают! Хотят! Конечно же хотят! К тому же художники в деревнях не останавливались: мало ли что, ребятишки плот угонят, — но перед приглашением столичных гостей не устояли — сняли греби, рюкзаки на плечо, да и пошли за ними следом. Дом на самом берегу — обычная деревенская изба, пустая и просторная. Вдоль стен — лавки, на стене — полки. Вся уставленная кринками — с молоком и пустыми.

— А чегой-то у вас молока столько? Зачем?

— А это, — смеются киношники, — у нас Золотухин тренируется: подойдет к полке и кринку молока хряпнет — надо ему всю полную кринку без передышки в кадре выпить, а посудина-то немаленькая!

И вот наконец появился Высоцкий — шустрый, прибежал из лесу. Увидел незваных гостей и сразу к ним, мол, кто такие? Художники, а дайте-ка работы посмотреть… Молодые люди и рады стараться — показывают этюды на картонках небольшого размера. Владимир осмотрел работы и сразу:

— А вот этот можно мне?

Выбранный им этюд майского порога был одним из самых удачных, молодому художнику даже немного жалко стало его отдавать! Но как не порадовать кумира? Парень махнул рукой:

— Забирай! Подписать бы надо, да вот нечем подписать.

Высоцкий нашел карандаш, а потом на память его студенту оставил. Парень с этим карандашом училище закончил, да еще сколько работал, пока не поломал.

В тот вечер они устроились прямо на полу в избе, на спальниках, а Высоцкий взял гитару и давай петь. Окна были открыты, а за окнами народ толпится, вся деревня собралась. Только часам к двум ночи угомонились. Зрители в долгу не оставались, и периодически в окне появлялась авоська с большими темными бутылками с вермутом или чем-то вроде этого.

Утром проснулись вроде рано, а в избе никого! И на улице ни души, все разошлись куда-то, даже попрощаться не с кем.

Хорошее было время! Не знал тогда еще Высоцкий, что в Москву уже приехала его любимая Марина, ждет его в гостинице «Советская». Но вот съемки закончились, киношники сели в самолеты и полетели в столицу.
Глава 6. Снова вместе

Обычный московский вечер. Ничем не отличающийся от других — точно такой же, как и все. Прохлада медленно опускалась на город, вокруг устанавливается звенящая тонкая тишина. Только фары машин, несущихся по Ленинградскому проспекту под окнами гостиницы, иногда оставляют на стенах причудливые блики. Стук в дверь. А в это время гостиная номера вновь не пустует, но сердце Марины Влади вздрагивает, словно чувствуя, что сейчас, вот-вот, должно произойти что-то особенно!

И действительно, открывается дверь, а на пороге стоит Владимир Высоцкий!

Владимир вошел в гостиную и оглянулся. Первым делом подошел к Милице Евгеньевне.

— Добрый день, Высоцкий, очень рад! — сказал он.

Лицо женщины озарила улыбка, она кокетливо улыбнулась и отошла в сторону. И здесь он увидел Марину, его Марину! Разве мог Высоцкий сдержать свои эмоции? Конечно нет, да это было и не надо — он подбежал к Влади, обнял ее, отрывая от пола, и долго не отпускал, словно не хотел отпускать больше никогда.

— Какой милый молодой человек, и у него красивое имя, — шепнула дочери Милица Евгеньевна, когда Владимир, наконец, поставил Марину на место.

Все поняли, что им не стоит мешать, и номер опустел в считаные минуты. И когда они оказались одни, Владимир стал рассказывать Марине обо всем, что происходило с ним за это время, о том, как он скучал…

— Эти месяцы, что я был без тебя, показались мне бесконечно долгими. — шептал он, вдыхая аромат ее волос. — Не хочу больше с тобой расставаться.

А на следующий день Марина вместе с Владимиром и ее детьми поехали за город, в пионерский лагерь, где отдыхали дети работников «Мосфильма». Лагерь находился в красивом, живописном месте вблизи водохранилища, созданного небольшой гидроэлектростанцией, поставленной на маленькой речке. Марина очень хотела, чтобы сыновья научились говорить по-русски, чтобы знали больше об этой стране, о том, где они сейчас находятся. И этот эксперимент удался — уже через неделю (Марина и Владимир приезжали к мальчикам каждые выходные) они завели друзей и весьма сносно изъяснялись по-русски! И главное как — в основном ругательствами и жаргонными словечками.

— Мама! Мы услышал и песню о тебе, — сказал Марине один из мальчишек. — Ее здесь поют все!

— Обо мне? — Удивлению киноактрисы не было предела.

— Да-да, о тебе! Мы тебе ее споем!

И нестройный хор детских голосов запел:

Сегодня в нашей комплексной бригаде

Прошел слушок о бале-маскараде.

Раздали маски кроликов,

Слонов и алкоголиков,

Назначили все это в зоосаде.

— Зачем идти при полном при параде?

Скажи мне, моя радостъ, Христа ради!

Она мне: — Одевайся!

Мол, я тебя стесняюся,

Не то, мол, как всегда, пойдешь ты сзади.

Я платье, говорит, взяла у Нади,

Я буду нынче, как Марина Влади!

И проведу, хоть тресну я,

Часы свои воскресные

Хоть с пьяной твоей мордой, но в наряде.

Зачем же я себя утюжил, гладил?

Меня поймали тут же в зоосаде.

Ведь массовик наш Колька

Дал мне маску алкоголика,

И на троих зазвали меня дяди.

Я снова очутился в зоосаде.

Глядь, две жены,

Ну, две Марины Влади,

Одетые животными,

С двумя же бегемотами.

Я тоже озверел и встал в засаде…

Наутро дали премию в бригаде,

Сказав мне, что на бале-маскараде

Я будто бы не только

Сыграл им алкоголика,

А был у бегемотов я в ограде.

Марина растерялась, а Владимир засмеялся.

— Это же моя песня! Песня, которую я сочинил, — захохотал Высоцкий.

— Ты?

— Ну да, после того, как посмотрел фильм с тобой. «Колдунью». Когда в 1965-м ты приехала на фестиваль в Москву, я все хотел с тобой встретиться, но тщетно! Это было практически невозможно, поэтому все, что мне оставалось, — это ходить в кино смотреть хронику, чтобы увидеть тебя хотя бы на экране.

— Прямо так и было? — недоверчиво спросила Марина.

— Конечно, я же влюблен в тебя уже много лет! Как только увидел тебя, уже тогда решил, что буду с тобой, что ты непременно станешь моей супругой. Но на самом деле я и представить себе не мог, что однажды увижу тебя живьем и так близко.

— И что же теперь? — смеялась Марина.

— Ну, — задумчиво протянул Высоцкий, притягивая к себе девушку, — во всяком случае, теперь-то я знаю точно, что ты станешь моей женой.

После этого Марина, Владимир и дети поехали на пикник к озеру. И это неудивительно, ведь в теплую погоду хочется проводить больше времени на свежем воздухе со своими близкими людьми. Это — отличный способ отдохнуть от ежедневной рутины, вкусно покушать и насладится общением с детьми… Погода царила и вправду очень хорошая, вода прохладная, дети играли и бегали купаться наперегонки, а Владимир пел Марине свои песни.

— Маринка, а давай проведем эти выходные вместе, — прошептал он.

— Как ты меня назвал?

— Маринка. Это я ласково так. А что, не нравится тебе?

— Нравится.

— Тогда завтра я тебя еще больше удивлю — пока я был в Сибири, написал стихи, песни написал. Немало. Но две я хочу исполнить тебе! Чтобы ты первая их услышала! Хочешь?

— Конечно хочу.

Владимир веселился, как ребенок. Бегал, играл с детьми, и наблюдать за ним было одно удовольствие. Когда же они вновь отвезли детей в лагерь и добрались до Москвы, он еще раз спросил Марину, не забыла ли она о своем обещании провести выходные с ним.

— Конечно же нет! Как я могла забыть?!

— Ну, тогда хорошо, до завтра. Я приеду рано! Ты должна выспаться…

Но вот выспаться Марине не удалось, как она ни старалась: сон не шел. В голову лезли тысячи мыслей о Володе, о ней самой, об их будущем. Заснула она только под утро, и уже через пару часов ее разбудил стук в дверь, а точнее, мама, которая этот стук услышала. Милица Евгеньевна с первого взгляда воспылала к Высоцкому нежными чувствами — самой искренней симпатией, на которую только могла быть способна мама женщины к мужчине, который за ней ухаживает. По ее мнению, он был красив, молод, талантлив, дочь столько рассказывала о нем, что Милица Евгеньевна просто не могла сомневаться в огромной внутренней силе и таланте этого человека. Да сомневаться и не приходилось. Это было видно по его глазам, по его поведению, по всему.

Он и вправду приехал очень рано. Марина, пока умывалась и одевалась, слышала голос мамы, предлагавший Владимиру чаю, и их милую светскую беседу. А потом, под ее одобрительную улыбку, Марина и Владимир уехали, уехали на берег тихой реки, где под раскидистым деревом Высоцкий расстелил теплое покрывало и, усадив на него свою возлюбленную, взял в руки гитару.

— Сейчас ты услышишь то, чего раньше не слышал никто! — торжественно объявил он.

От этих слов у Марины почему-то сжалось сердце. Она больше всего на свете захотела сейчас услышать его новые песни первой, стать хранительницей его стихов, стать его музой. И Высоцкий запел. Он пел о людях, попавших в лагерь при Сталине, о том, как один из них вернулся домой, как хочется ему отмыться от всего этого, очистить свое тело и душу. И он просит хозяйку протопить ему баньку по белому. В этой песне звучит имя «Маринка», и Высоцкий, несмотря на страшность всей песни, ужас той ситуации, которую он рассказывает, произносит его с нежностью и любовью. А потом он читает ей первые строфы «Охоты на волков». И ее душа снова наполняется слезами, наполняется эмоциями, которые дарит ей Высоцкий. Время проходит незаметно — вечером он идет в театр играть спектакль, а Марина возвращается к маме, которая должна скоро уехать в Париж…

Лето этого года очень сблизило их. Рядом с Высоцким и Влади остались только самые близкие им люди, которым они могли доверять, с которыми находились на одной волне. Целыми вечерами они болтали, читали новые стихи, пели песни. Марине казалось, что их с Владимиром связывает уже какое-то особое чувство, ведь они знают друг о друге почти все! Летние вечера они часто проводят в гостях у друзей и знакомых, и в один из таких вечеров Марина просит оставить их с Владимиром наедине. Как еще они могли остаться вдвоем, когда в гостиницу даже известного всей России Высоцкого не пускали? Как только стрелка часов показывала на 23:00, дежурная настойчиво просила Марину выпроводить Владимира из номера…

И вот наконец они остались одни — объятия, поцелуи, обрывки слов и фраз. Они обещали друг другу остаться вместе навсегда, на всю жизнь, не расставаться.

— Я же говорил, что ты станешь моей женой, — шептал Владимир.

— Я уже давно твоя жена, — отвечала она, зябко поводя плечами и прижимаясь к его широкой груди.

Всей ночи им было мало, просто не хватило, чтобы до конца понять глубину чувства. Ведь это кажется странным, но все, что было до того момента — нежные письма, телефонные разговоры, флирт, заигрывания, — все было более чем пристойно, держалось на уровне дружбы. Владимир долго и красиво ухаживал за Мариной, оставаясь все время рядом с ней, стараясь поддерживать ее в любых ситуациях, всегда быть вместе. Они оба — взрослые люди — были очарованы друг другом, словно подростки. В те минуты исчезло все — их бывшие жены и мужья, пятеро сыновей на двоих, мир, окружающий их, сжался до размеров комнаты, в которой они находились, и был весь насквозь пропитан их эмоциями, желаниями, чувствами. Минуты тянулись неимоверно долго, словно сама планета Земля замедлила свой ход, давая этим двум неординарным людям насладиться друг другом…

После того дня они больше не скрывали свои чувства — старались все время быть вместе. В газетах стали появляться первые провокационные заголовки, но Высоцкому и Влади наплевать на все. Они поглощены друг другом, и все, что у них есть, — это их эмоции, которые они отдают друг другу и выпивают друг у друга без остатка. Целыми днями они работают, но ночи принадлежат им, и только им. Но им нет уединения, ведь они вынуждены жить у друзей, встречаться на общих вечеринках, слушать интересные истории, смотреть друг на друга и мечтать остаться вдвоем, только вдвоем. Кроме того, Марина стала замечать, что вечеринки в этих компаниях становятся слишком уж веселыми.

Намаявшись по друзьям, наконец, они решили жить у мамы Владимира, Нина Максимовна была рада видеть своего сына счастливым. Это была отдельная квартира, и Марина обустроила их комнату, как настоящая русская жена. Все свое свободное время она посвящала тому, что вила их семейное гнездышко. Будучи иностранкой, Марина Влади могла покупать дефицитные продукты, но Владимир ел мало. Ему было совершенно все равно, что лежит у него в тарелке. Ведь день и ночь он работал, он пропускал все роли через себя, отдаваясь им без остатка.

Утром Высоцкий уезжал в театр на репетицию, днем снимался в кино, а вечером играл спектакль. А еще были концерты и песни, которые он писал по ночам. Не оставалось времени на сон, да и на еду, естественно, тоже. Только под пристальным надзором Марины и мамы Нины Максимовны он ел и спал. При этом он спал не больше четырех часов в сутки, но кажется, Владимира совершенно не утомлял этот ритм, он всегда был полон энергии!

Высоцкий говорил стихами — вечерами он читал свои строки или читал строки, например, из спектакля «Послушайте!» Маяковского: «Нам тридцать лет, полюбим же друг друга.» Ему всегда казалось, что стихи этого советского поэта очень хорошо подходят к описанию его жизни с Мариной!

Но вот заканчивался четырехчасовой спектакль, и Марина видела своего возлюбленного похудевшим, с лихорадочно блестящими глазами, уставшим, но таким счастливым и возбужденным! Он в любой вечер готов был сесть за маленький столик, зажатый между кроватью и окном, чтобы писать всю ночь и, разбудив ее рано утром, читать набросанные строки.

Они были счастливы. И советские власти пока закрывали глаза на их любовь и их «незаконные» отношения. Только газетчики периодически выплевывали новые сплетни и новые рассказы.

Вся Москва обсуждала их роман, но там, наверху, чиновники думали, что работа Влади в России уже почти закончена и вскоре она вернется во Францию, забыв про своего московского ухажера, которого многие считали лишь капризом иностранной актрисы.
Глава 7. Другой мир

Вся Москва давно говорила о том, что опальный поэт Высоцкий любит пропустить стаканчик — другой. Точнее нет, так напрямую мало кто осмеливался говорить, просто все хотели выпить в его душевной компании, послушать рассказы, послушать песни, чтобы потом говорить своим знакомым: «А я вчера за одним столом с Высоцким сидел». Кажется, в этом нет ничего странного! Но это только кажется…

Почему творческие люди пьют, почему они неуравновешенны, постоянно возбуждены, эмоциональны? Для них это норма, а для их близких?.. А вот для их близких категорически нет! Как ты можешь оставаться равнодушным, когда твоему близкому человеку плохо?

Владимир Высоцкий был творцом — он создавал потрясающие образы, писал песни, сочинял стихи… Это всегда вызывало у всех бурю различных эмоций и чувств — его называли гением, талантом и неординарным человеком, ничего общего не имеющим с обычными, «стандартными» людьми из общей массы. И он действительно выделялся! Он был не таким, как все, и никогда не мог бы стать таким, как обычный человек, будучи похожим скорее на пришельца с другой планеты. Ведь творческие люди — это люди с нестандартным мышлением. Они видят многие вещи по-другому. Их взгляды очень часто отличаются от взглядов людей других профессий и образа жизни. Творческие люди всегда полны разных идей, они придумывают что-то на ходу, импровизируют и развлекают окружающих. Они очень часто легки на подъем, фантазируют и сводят с ума своим чувством юмора. С ними всегда интересно, незабываемо и весело. Творческие люди нужны для создания чего-то нового, чего-то прекрасного. Без них миру было бы до боли скучно и серо. Творческие люди вносят яркие цвета в обыденную жизнь. Вся жизнь творческого человека — это сплошные мероприятия, открытия и творения. Жизнь Высоцкого — это сплошные спектакли, киноленты, шумные компании, концерты. Он всегда был свободен от стандартов и стереотипов, но иногда казалось, что он даже слишком свободен от них, и освободиться ему помогал алкоголь…

Ночью в квартире Нины Михайловны Высоцкой раздался звонок. В принципе в этом не было ничего странного — Марина уже давно приготовила ужин и ждала Владимира с репетиции, но тот задерживался. Задерживался настолько, что еда уже остыла, а сама женщина задремала в кресле у телевизора.

— Алло! — Разбуженная звонком Марина взяла трубку.

— Алло! Алло! Квартира Высоцких? — Возбужденный мужской голос кричал так громко, что пришлось даже убрать трубку от уха. — Алло!

— Да, — неуверенно произнесла Марина. Звонки не были редкостью — в квартиру часто звонили поклонницы Владимира, но сейчас мужской голос на другом конце телефонного провода казался слишком взволнованным для того, чтобы человек оказался просто очередным поклонником, желающим поговорить с кумиром.

— Володя, он здесь, приезжайте, его надо забрать! Срочно! Приезжайте быстрее!

— Где «здесь»? — ничего не поняла Марина. — Что происходит, что случилось? Диктуйте адрес!

Сбивчиво собеседник продиктовал Марине адрес, который она записала на клочке бумаги. Едва повесив трубку, она вызвала такси — что происходит, что случилось? Она не могла понять, что же произошло с ее любимым Володей, но было очевидно, что его нужно

спасать. Сердце сжималось в дурном предчувствии, когда такси наконец приехало к подъезду. Всю дорогу она думала только о Владимире — хорошо бы сейчас услышать его голос, прижаться к нему щекой, просто знать, что все с ним хорошо, коснуться его легкой руки, уловить его легкое дыхание и лишний раз убедиться, что он живет на свете. Такси быстро везло Марину по темным улицам. Украдкой она рассматривала лицо шофера — спокойное, серьезное лицо, затененное козырьком фуражки.

— У вас есть жена? — вдруг спросила она.

Шофер кивнул, обернулся к ней на минуту, и она увидела удивленную улыбку на серьезном лице.

— А дети? — спросила она.

— Есть, — ответил шофер, и Марина прониклась к нему теплотой в это мгновение.

Вновь подумала о Володе и вдруг заплакала, а освещенная панорама за ветровым стеклом расплылась перед ее глазами.

— Что случилось? — взволнованно спросил шофер. — Что с вами?

— Я еду к своему мужу… — Марина и сама не знала, зачем говорит это водителю и, главное, почему она назвала Владимира мужем. — Я не знаю что с ним, мне позвонили, сказали, забирайте его.

Шофер растерянно взглянул на нее, потом быстро отвернулся и снова стал смотреть на дорогу.

— Сейчас быстро доедем, — сказал он, нажимая на педаль газа. — Время ночное, доедем очень быстро.

И вправду время уже давно перевалило за полночь. Марина считала секунды, слушая тиканье счетчика и глядя на туманные дома и пустые улицы, проплывающие за окном машины. С легким стуком выскакивали новые цифры, копейка за копейкой. Она вытерла слезы и увидела в свете фар, что они уже проезжают мимо Театра на Таганке.

У Марины в голове вновь мелькнула мысль о том, как же там Володя и что с ним сейчас. Она подумала о том, что среди мужчин сейчас все меньше настоящих героев, таких как Высоцкий, способных полностью отдаваться тому, что они делают, способных любить и быть любимыми… Все эти напыщенные люди в костюмах и с дорогими галстуками способны с полной серьезностью произносить такие слова, как «экономика», и даже без тени иронии такие, как «восстановление», «перспективы», напичканные всяким вздором и лишенные чувства юмора, — рядом с ними любой мелкий мошенник, покуда он не попал в тюрьму, покажется настоящим поэтом. Что же говорить о Высоцком?! Понятно, за что его так любят женщины.

Наконец машина остановилась. Пустынный маленький двор блочной пятиэтажки. Шофер с трудом втиснул машину в небольшое пространство между торцом дома и мусорными баками. Рассчитавшись с таксистом, Марина вошла в подъезд. В нос ударил (и тут же вызвал рвотный рефлекс) густой запах кошачьей мочи. Летали мелкие мухи, хотя для мух не сезон вроде, но им явно было вполне комфортно.

— Эй ты! — окликнул ее незнакомый голос.

Марина обернулась.

Незнакомая женщина махнула рукой, приглашая ее подняться по ступенькам и пройти в квартиру. Точнее, не в квартиру, в комнату. У стены — старый, продавленный диван, возле него — импровизированный столик, составленный из нескольких деревянных ящиков от бананов, за которыми копятся окурки. Везде грязь, пустые бутылки и стаканы. И на этом ужасном, грязном диване лежал ее Володя — такой несчастный, такой родной и, кажется, в полном беспамятстве.

— Володенька, — зашептала Марина, бросаясь к нему.

И стоило ей произнести что-то, как Высоцкий открыл глаза и протянул к ней руки. Марина и не знала в тот момент, когда забирала Высоцкого из этой ужасной квартиры, что сотворила поистине чудо. Его в таком состоянии никто не мог уговорить перестать пить и вернуться домой, а вот она смогла. Владимир безропотно позволил помочь ему подняться и увезти его домой.

Но победить напасть оказалось не так-то просто. Многие ситуации выводили Владимира из себя, заставляя его топить горе в алкоголе.

Когда, окрыленные московскими успехами Марины Влади, в

Россию приехали и ее сестры, тоже актрисы, было очевидно, что пора знакомить Высоцкого с ними. Ольга и Татьяна стали почетными гостьями очередного кинофестиваля. У Ольги тогда возникла идея свое образного ремейка ставшей популярной и в Союзе, и в Европе картины «Я шагаю по Москве». Но Высоцкого не пустили в автобус с приглашенными гостями фестиваля! И после долгих препирательств он вынужден был смириться и идти пешком. Его очень сильно обидела эта ситуация — Владимир, как и любой творческий человек, весьма трепетно относился к своей персоне и не хотел, чтобы его унижали! А уж чтобы унижали лакеи — те, кто не имеет никакого отношения к искусству, — он и вовсе позволить не мог! В итоге домой он пришел поздно, уже в приличном подпитии и завалился спать.

А ночью у Высоцкого случился приступ — его лихорадило и рвало кровью, было плохо, он едва держался на ногах, и Марине пришлось чуть ли не на себе тащить его из ванной к комнату. Приглашенный врач, — постоянный гость театральных вечеринок, умеющий держать язык за зубами и ни черта не понимающий в медицине, прописал полный покой и какие-то таблетки. Но легче Высоцкому не стало — его рвало, было плохо, и Марина вызвала «скорую».

Московская больница встретила ее холодным коридором, где нестерпимо дуло, и жесткими банкетками, на которых спали несколько человек. Носилки с Владимиром увезли наверх, а Марина осталась ждать… Эта ночь прошла в мучительном ожидании, молитвах и бесконечной надежде на чудо. Ожидание длилось очень долго — почти 16 часов, 16 часов без известий, в незнании, жив ли ее любимый или нет. Марина измучилась, устала, она не смогла глаз сомкнуть этой ночью. Все, чего она хотела в тот момент, — знать, что Высоцкий жив, что его жизни ничего не угрожает и что все будет хорошо. Но единственные люди, которые могли дать ей такую гарантию, врачи, молчали. Только двери приемного отделения гулко хлопали, когда в больницу привозили новых пациентов.

— Марина! — Мужской голос выдернул ее из раздумий. Марина поднялась, садясь на банкетке. — Пойдемте со мной.

— Он жив? Скажите только, жив он? — Ее голос срывался на крик, да и как могло быть иначе, ведь жизнь ее мужчины сейчас висела на волоске.

Марина ледяными руками схватила врача за запястье, чувствуя, как начинает кружиться голова.

Она почувствовала, как сильная рука подхватывает ее под локоть.

— Аккуратнее, вы сами на нервах. С ним все хорошо. Теперь с ним все будет хорошо.

И Марина почувствовала, как ее руки слабеют, а по телу разливается приятное расслабление. «Он жив. Это главное. Теперь все будет хорошо»…

Пока они шли в палату, молодой врач все поглядывал на Марину искоса. Узнал ли он ее? Наверняка, ведь Высоцкого они точно узнали. Марина и сама бросила взгляд на свое отражение, проходя мимо огромного зеркала в коридоре. Выглядела она не очень хорошо — бледная кожа с местами просвечивающей сеточкой вен, исцарапанные в нервном ожидании руки, перепутанные, похожие на паклю волосы. В полумраке коридора она выглядела сейчас еще относительно сносно, но на свету становилось очевидно, как сильно она волновалась и переживала.

Они вошли в палату. К Марине тут же подошел человек, невысокий, с очень живыми и добрыми глазами и растрепанными усами, — ни дать ни взять, Айболит из сказки Чуковского. Улыбаясь, он пододвинул ей табуретку, предлагая сесть.

— Я хочу увидеть его, — жалобно шепчет Марина.

И ее проводят в огромную палату, находящуюся за комнатой приемного покоя. Здесь на каталках лежат голые тела, опутанные трубками. Среди них и Владимир — он дышит, Марина даже может слышать его прерывистое дыхание.

— Было очень трудно. Он потерял много крови. Если бы вы привезли его на несколько минут позже, он бы умер. Но теперь все в порядке. — говорит врач.

Но его слова проходят для Марины фоном — она смотрит на Владимира и не может оторвать взгляд.

— У него в горле порвался сосуд, — добавляет доктор, и она наконец может сфокусировать на нем свое внимание. — Марина, ему больше нельзя пить — ему нужен длительный отдых и покой.

Марина только кивает, слушая, как остальные врачи — четверо мужчин и женщина — говорят ей, как они счастливы, что спасли шансонье всея Руси, как они в шутку называют Владимира, как они рады познакомиться с ней, несмотря на то что обстоятельства не из веселых…

Позже Марина призналась, что она сразу полюбила этих людей. Буквально по кускам сшивающих пациентов, которых, кажется, уже невозможно спасти. Они, несмотря на свою тяжелую работу, всегда оставались жизнерадостными, веселыми и полными благих намерений и сил, пытаясь спасти каждого, кто попадал к ним на стол. Они смеялись, курили, рассказывали анекдоты и пили. А Марина сидела на табуретке в углу палаты, в накинутом на плечи медицинском халате, и благодарила Бога за то, что ее любимый жив…
Глава 8. После больницы

После выписки из больницы лечение Высоцкого продолжается в Белоруссии, куда его и Марину Влади пригласил кинорежиссер Виктор Туров. Здесь актерам удалось отдохнуть, немного прийти в себя. Марина сильно похудела, пока каждый день ездила к Владимиру в больницу — она и представить себе не могла, что не приедет, что оставит своего родного человечка там одного — лежать, думать, страдать. Но все закончилось: подлеченного Высоцкого наконец выписали, и вместе со своей любимой он отправился на отдых.

Когда же они вернулись в Москву, оказалось, что жить у Нины Михайловны дальше невозможно — уж слишком болезненно мама воспринимала выходки своего сына, но вот Марина. Марина решила во что бы то ни стало помочь Владимиру справиться с этим недугом, она не могла оставить его одного.

Володя потратил огромное количество времени, прежде чем после долгих мытарств он нашел для себя и Марины отдельную комнату в двухкомнатной квартире милого старика с «Мосфильма», в районе станции метро «Аэропорт». Популярность Владимира к этому времени выросла неимоверно, знакомства с ним искали многие сильные мира сего: он был знаком со многими чиновниками, актерами, режиссерами, в кругу его знакомых была, например, и Галина Брежнева. После отдыха на какое-то время Высоцкий сумел сохранить душевное и физическое равновесие, старался писать. Правда, это давалось ему с большим трудом. Муза словно покинула Владимира — если в прошлые годы он писал как умалишенный, создавая по нескольку произведений в месяц, то в 1969 году за все время Володя написал лишь около двадцати стихотворений и дал всего лишь три крупных концерта. Марина не знала, радоваться ей или расстраиваться — с одной стороны, любимый наконец отдыхает, с другой — это бездействие гложет Высоцкого хуже любой болезни. И тем не менее она должна была уехать — как иностранка она не могла оставаться в стране дольше, чем позволяла виза…

В том году Высоцкий снялся в трех фильмах. В двух он сыграл эпизоды («Белый взрыв» и «Эхо далеких снегов») и в одном («Опасные гастроли») — главную роль. Во время съемок одного из этих фильмов с Высоцким произошла весьма неприятная история.

Опальный поэт Высоцкий в то время был в столице под запретом — нет-нет, власти не могли запретить людям слушать его записи и ходить на концерты, но концерты эти, мягко говоря, не приветствовались. То тут, то там всплывали темные истории, которые то и дело бросали тень на имя Владимира. Такая история произошла и в Одессе, где 1969 году была изнасилована несовершеннолетняя девочка. Преступник скрылся, однако момент, когда он подходил к девочке, уговаривал ее пойти с ним, уводил, видели дети, игравшие по соседству. Когда же оперативники попросили их описать внешность насильника, все они в один голос стали утверждать, что он похож. на Владимира Высоцкого. Правоохранительные органы сначала посчитали это нелепым совпадением, но вскоре им стало известно, что знаменитый актер в эти дни действительно находился в городе. И оперативники отправились к нему в гостиницу.

В номере раздался стук в дверь. Владимир удивился, когда увидел на пороге человека в милицейской форме. Представившись по всем правилам, тот объяснил Высоцкому ситуацию.

— Я — насильник? — возмутился Владимир. — Да вы вообще в своем уме?!

— Понимаю, понимаю, — залепетал милиционер, едва не потерявший дар речи от того, что сейчас общается со своим кумиром.

Конечно, молодому пареньку, которого отправили пообщаться с шансонье, было неприятно и неудобно выдвигать обвинение Высоцкому. Но делать нечего — служба есть служба.

— Я в тот день был за пределами города — на съемках!

— А подтвердить это кто-то может? — спросил милиционер.

— Конечно, — обиженно фыркнул Владимир, что же, в его алиби еще и не верят?! — Подтвердить это могут как минимум человек тридцать из съемочной группы…

И хотя у Высоцкого было железное алиби, он нервничал. Дело принимало серьезный оборот — шутка ли, обвинение в изнасиловании! Да еще и в изнасиловании несовершеннолетней! А ведь в те годы многие искали повод, чтобы поймать его на чем-то незаконном, и здесь вдруг такая история! Было от чего схватиться за голову. Помощь к Высоцкому пришла с неожиданной стороны.

Утром следующего дня в его гостиничный номер вновь постучали. Мужчина в штатском, которого впустил Владимир, представился работником милиции и давним почитателем его творчества.

— Что же это получается, товарищ милиционер?! — возмущался Высоцкий. — Я работаю, а мне тут выдвигают такое обвинение!

— Понимаю-понимаю, — отвечал милиционер, голос у него был тихим и очень спокойным. — Ситуация неприятная, но выход есть всегда.

— Что значит «неприятная»? Да это кошмар! Катастрофа!

— Никакой катастрофы, — заверил Владимира сотрудник правоохранительных органов — голос его и вправду действовал на Высоцкого успокаивающе. — Главное, избежать очной ставки. Преступника видели всего лишь дети, и повлиять на их показания очень легко. Кому нужно, тот сможет это сделать. А как вы понимаете, видимо, это кому-то очень даже нужно.

— Что же мне сейчас делать? — спросил Владимир упавшим голосом.

— Вам — ничего. Причем «ничего» в буквальном смысле — лучше всего на время исчезнуть, а режиссеру фильма мы немедленно дадим распоряжение отпечатать фотографии сцен с участием Высоцкого, которые снимались в тот день.

Обеспечив себе с помощью режиссера алиби, Высоцкий, как ему и советовал доброжелатель, уехал в Москву и там в течение нескольких дней жил на квартире своего приятеля Юрия Гладкова. В конце концов конечно же выяснилось, что Высоцкий к этому происшествию никакого отношения не имеет, и он благополучно вышел «из подполья».

Съемки «Опасных гастролей» были закончены, и только благодаря тому, что главную роль в фильме играл Володя, картина смогла стать фаворитом сезона. Говорят, что 20 копий этого фильма еще до его выхода на широкий экран отобрали для личного просмотра члены советского правительства…

Впрочем, не все любили Высоцкого. Конечно, были и те, кто его ненавидел, но равнодушных к нему точно не было! Кинематограф не всегда был благосклонен к Владимиру — осенью режиссер Полок собирался пригласить его в картину «Один из нас», где Высоцкому предстояло воплотить на экране ни много ни мало бесстрашного советского разведчика. Но судьба распорядилась по-своему. 2 октября на худсовете «Мосфильма» секретарь Союза кинематографистов Санаев гневно заявил:

— Только через мой труп в этом фильме будет играть Высоцкий! Надо будет, мы и до ЦК дойдем!

Но в ЦК идти не пришлось, так как и там сторонников Высоцкого не нашлось. К тому же свое веское слово сказал и КГБ, курировавший съемки фильма подобной тематики. Допустить, чтобы советского разведчика играл человек, бросивший семью и заведший амурную связь с иностранкой, КГБ, естественно, не мог. Восходящая «звезда» Пятого идеологического управления, в скором времени его бессменный руководитель, Филипп Бобков так и заявил в те дни:

— Я головы поотрываю руководителям Госкино, если они утвердят кандидатуру Высоцкого!

Видимо, удрученный таким поворотом событий, Высоцкий в начале ноября вновь ушел в запой. Марина поддерживала его, как могла, но победить страсть Высоцкого к алкоголю не могла! И вот результат — три недели и Владимир уже лежит в Люблинской больнице у доктора Воздвиженской. Три месяца назад, едва не отдав Богу душу, он клялся держать себя в руках, надеялся сам и обнадеживал других. И вот — новый запой, страшнее предыдущего. Вывести из этого запоя Высоцкого не смогла даже Марина Влади, которая вскоре прилетела в Москву.

Марина ждала его дома, но когда Владимир приехал, произошел бурный скандал! Влади требовала, чтобы он бросил пить, а Владимир орал, что указывать ему никто не имеет права. И вот результат — уже на следующий день иностранная актриса уехала, оставив Высоцкого страдать на целых долгих полгода. Конечно, и сама она в этот период находилась в жестокой депрессии, но решения своего не изменила! А Высоцкий уже на следующий день виновато рассказывал Золотухину, как устроил в своей квартире настоящий погром:

— Валера, у меня беда. Трагедия… Я Марину вчера чуть не задушил. У меня в доме побиты окна, сорвана дверь. Что она мне устроила. Как живая осталась?..

— Володя, ты держи себя в руках, ты же не один.

И Высоцкий старался, изо всех сил старался держать себя в руках, но долго справиться с собой не мог. Видимо, даже любовь к Влади не была для него достаточным стимулом, чтобы прекратить выпивать. А ведь чуть позже этот стимул нашелся. Ну а пока справиться с собой Высоцкому удалось на недолгих два месяца — в марте он снова оказался в больнице. Лечение продолжалось с перерывами до середины мая и привело Высоцкого в долгожданное равновесие. Здесь же подоспел и стимул, заставивший Владимира взять себя в руки, — в театре Любимов приступил к постановке «Гамлета» и главную роль отдал Высоцкому. И ради успеха в этой роли Владимир готов был пойти на любые жертвы и воздержания.

Чуть позже он сам вспоминал, что этот период был в его жизни очень уж сложным. «Когда я репетировал “Гамлета” и когда почти никто из окружающих не верил, что это выйдет… Были громадные сомнения — репетировали мы очень долго, и если бы это был провал, это бы означало конец — не моей актерской карьеры, потому что в этом смысле у нас намного проще дело обстоит: ты можешь сыграть другую роль, — но это был бы конец для меня лично как для актера: я не смог этого сделать! К счастью, этого не случилось, но момент был очень такой, прямо как на лезвии ножа, — я до самой последней секунды не знал, будет ли это провал или это будет всплеск.»

В тот год Владимиру приходилось словно ходить по лезвию бритвы не только в театре. После того как в феврале он развелся наконец со второй своей супругой, СМИ запустили новую «утку» — дескать, великий шансонье собирается бежать из страны, нацелился на заграницу. Высоцкий ответил на эти выпады в свойственной ему манере — написал песню «Нет меня, я покинул Расею». Несмотря на аполитичное название, заканчивались эти куплеты весьма лаконичными и твердыми строчками, выражавшими позицию автора в полной мере:

Не волнуйтесь, я не уехал!

И не надейтесь, я не уеду!

Вообще 1970 год был очень тяжелым для Володи. Марины не было рядом, репетиции в театре изматывали, журналисты запускали все новые и новые слухи, а настоящих друзей становилось все меньше. Кто-то отворачивался от алкоголика и дебошира Высоцкого, показывая свое истинное лицо, других просто не стало. Так, именно в этот год умер один из ближайших друзей Высоцкого Левон Кочарян. На его похороны пришло огромное количество народу, так как люди любили его за веселый нрав и радушие к гостям, а Высоцкий так и не пришел.

Он не навестил умирающего друга и в больнице, поскольку просто не мог этого сделать — это было слишком сильным ударом для певца и поэта, его эмоциональное состояние просто не могло вынести еще и такой нагрузки. И тем не менее после этой ситуации многие друзья Высоцкого посчитали его предателем и прервали с ним отношения. А когда один из них спросил его: «Володя, как же так, почему ты не навестил Левона?» тот просто ответил:

— Я вообще не ходил к Кочаряну… ни когда он болел, ни в больницу, ни на панихиду — никуда. Я не мог вынести: чтобы он — и вдруг больной. не мог увидеть это своими глазами, не хотел.

В том же году у Высоцкого были и взлеты — например, Леонид Гайдай предложил ему попробовать себя в роли комедийного актера, предложив ему роль Остапа Бендера в экранизацию «Двенадцати стульев».

Однако, поработав с неделю, Высоцкий вновь ушел в загул и на эту роль взяли другого актера. Судя по тому, с каким желанием репетировал он роль Гамлета, как ради нее отказывался на время от собственных пороков, роль Бендера его на такие поступки совсем не вдохновляла.

В конце года в Москву вернулась Марина Влади, и их год, начавшийся с крупной размолвки, закончился вполне благопристойно и торжественно: 1 декабря они наконец официально стали мужем и женой.
Глава 9. Две свадьбы

День их свадьбы стал для Марины и Владимира, пожалуй, самым необычным днем. В СССР, как известно, не жаловали браки с иностранцами и иностранками — на такой брак нужно было получать разрешение. А опальному, не слишком любимому верхушкой страны поэту Высоцкому, бросившему семью, чрезмерно увлекающемуся алкоголем, и вовсе это разрешение далось с трудом. И тем не менее добро на русско-французский союз было получено.

Свадьба Высоцкого и Влади проходила в невероятной спешке, быстро, без необходимых почестей и церемоний. Да и к чему они, если и Марина и Володя уже были женаты не по одному разу, у них есть дети и все, чего они желали сейчас, это быть вместе? Свадьба без марша Мендельсона — простая роспись в кабинете сотрудницы ЗАГСа, на которой присутствовало всего 4 человека: жених, невеста и два свидетеля. Вот они рассаживаются в креслах напротив тучной женщины; Высоцкий в своей манере — он усаживается на подлокотник и нежно держит Марину за руку, лицемерно улыбаясь демонстрирующей свое недовольство регистраторше.

— Несколько браков, пятеро детей… Все мальчишки! Вы уверены в своем чувстве? В том, что ваше желание стать мужем и женой обоюдно и свободно?

Женщина смотрит на жениха и невесту вопросительно, а на их лицах лишь блуждают улыбки. Они слишком счастливы, чтобы думать о чем-то еще. Скорее бы закончить с этим, расписаться напротив галочки, получить свидетельство и удалиться восвояси!

— Да, — говорит Марина.

— Да, — отвечает Владимир.

— Я надеюсь, что на этот раз вы все хорошенько обдумали. — не унимается сотрудница ЗАГСа.

И снова два коротких «Да» в ответ.

Несколько минут, и они становятся официально мужем и женой. У ЗАГСа собралась толпа — все хотят увидеть их, поздравить, пожелать счастья. Владимир показывает людям свидетельство, и толпа громко кричит «Горько!». Дальше первый поцелуй в новом статусе — статусе официальных супругов.

Празднование свадьбы было решено немного отложить. Володя обзванивал самых близких, торжественно приглашая их на свадьбу, которую решено было отмечать в квартире на Фрунзенской набережной, где в это время жили молодые.

— Имею честь пригласить вас на свадьбу, которая состоится 13 января. Будет узкий круг. Мы решили позвать только самых близких, — повторял он.

В их квартирке, снятой накануне, и буквально за один день превращенной Мариной в уютное жилище, кроме новобрачных, было в тот день всего несколько человек. Конечно же были Юрий Любимов, Людмила Целиковская, кинорежиссер Александр Митта с женой Лилей, испекшей роскошный пирог.

Володя был удивительно тихим в тот день, ничего не пригубил. Свадьба не слишком задалась — веселья не было. Высоцкий лежал на диване, играл что-то, пел. Потом в дверь снова позвонили — пришел художник Зураб Церетели, он пригласил молодых в свадебное путешествие в Грузию:

— Поехали в Тбилиси, там гулять будем!

— Как в Тбилиси?

— Ну как, на корабле, — засмеялся гость, — мы вам там такую свадьбу устроим! В лучших грузинских традициях!

Володя сразу воодушевился, бросился кому-то звонить. Как оказалось потом, отменял несколько спектаклей, чтобы иметь возможность поехать с Мариной в это путешествие! И все удалось — уже на следующий день молодые отбыли в Грузию…

И там состоялась вторая свадьба Владимира и Марины — настоящая, сказочная, волшебная. И путешествие к свадьбе было настоящим — удивительным и прекрасным. Сперва Одесса и огромный порт, пропахший запахами мазута, свежей рыбы и краски. Чудесный корабль, которым командует капитан Анатолий Гарагуля, немного грубый на первый взгляд. Но такой добрый, с обезоруживающей открытой улыбкой. Все мужчины вокруг восхищаются его смелостью, а женщины немного влюблены в него. Морское путешествие по Черному морю — глоток свободы и спокойствия, свежие фрукты, живые цветы, морской ветер. Пиршество начинается еще на борту корабля — сырая семга, свежайшая икра, которую только чуть посолили, сочное мясо гигантского краба, тающее во рту.

А дальше была Грузия — красивейшая и очень гостеприимная земля. Каждый, кто приезжает сюда, приезжает к друзьям! И Владимир и Марина убедились в этом на собственном опыте. Ведь о грузинском гостеприимстве не зря слагают легенды — это чистая правда. Здесь любят русских и представителей любой другой национальности просто потому, что любят людей. Заряда гостеприимства любому здесь хватит еще надолго.

Старый Тбилиси — удивительно спокойный город. Продавцы выносят товар на улицу и сами сидят на стульях, мирно беседуют, точно так же ведут себя и жители города. Такое впечатление, что никто никуда не спешит. Люди интересуются друг другом и общаются. Здесь не сигналят на дороге, где, кстати, нет практически никаких правил, а объезжают зазевавшегося пешехода…. Именно здесь в высоком двухэтажном доме и состоялась свадьба Владимира и Марины. В Москве они расписались всего за полчаса, а в Тбилиси гуляли сутки напролет!

Здесь им устроили настоящую старинную свадьбу. Всем известно, что грузинский народ очень гостеприимный. И только представьте, какое количество людей они приглашают на свои свадьбы! Побывать на таком торжестве — поистине большая честь, а стать его героем — тем более!

Какая же вкусная и разнообразная кухня была на свадьбе Марины и Владимира — свадебные столы так и гнулись под тяжестью этих аппетитных и сытных блюд. Самые популярные их них — хинкали, сациви, чахохбили, цоцхали и хачапури. Это конечно же не весь перечень вкусностей. Здесь и душистые травы, расставленные букетами, и маринованный чеснок, и лобио, а во дворе жарят шашлыки — все благоухает. Грузинские закуски и салаты порадуют и удивят одновременно самого заядлого гурмана. А чего стоит грузинское вино! Для него за свадебным столом приготовлено самое почетное место. Ведь его специально для долгожданной свадьбы держат годами в бочках. От этого «томления» вкус его становится божественным, непередаваемым.

Марина и Владимир, оба в белом, сидят во главе стола довольные, держатся за руки и чувствуют себя самыми счастливыми людьми на Земле! За столом только мужчины — женщины суетятся, накрывают на стол, подают продукты и встают поодаль. Такая традиция! На грузинской свадьбе не принято кричать «Горько!». Но и без этого они проходят очень весело и шумно. Тамада не даст скучать никому из гостей и обязательно поднимет каждого сказать свой тост. Первый тост — пожелание жениху и невесте:

— Пусть сколотят ваш гроб из досок, сделанных из того дуба, который мы сажаем сегодня, в день вашей свадьбы.

Чтобы выпить за этот тост, каждому наливают вина в коровий рог. Стаканы из старинного хрусталя здесь только для воды. Рог не получится поставить на стол, поэтому его приходится выпивать сразу, залпом! Марина пьет, а Владимир — нет. Он дал себе обещание, что не будет пить алкоголь, и держит его! Рог он подносит к губам, а потом передает парнишке, что стоит позади него. Сегодня за Володю Высоцкого пьет он! И делает это очень добросовестно!

Второй тост следует за первым:

— Пусть ваши праправнуки не найдут ни одного билета, даже на черном рынке, чтобы попасть в театр на ваши спектакли!

Гости пьют до дна, никто не уходит из-за стола. Свадьба шумная и веселая, угощений очень много, тосты бесконечны. Потом оказалось, что каждый из гостей в тот вечер выпил по нескольку литров вина, и никто не потерял достоинства! Грузины все-таки удивительный народ!

До шести утра отмечали в тот день свадьбу Марины и Володи — пели песни, танцевали, веселились…. А потом Марина случайно ударила ногой по столешнице, и вдруг огромный дубовый стол, заставленный посудой, бутылками, сложился вдвое, и все полетело на пол. На Кавказе есть примета: если на свадьбе потолок или стол начинают сыпаться, значит, у молодых жизнь не заладится. Грузинские гости это поняли, но постарались не показывать виду, продолжали гулять, будто ничего не случилось. В ответ на смущенные извинения хозяин дома широким жестом смахнул на пол всю стоявшую перед ним посуду, показывая, что веселье продолжается! И по-королевски дал распоряжение снова накрыть стол. И снова угощения и реки вина. С кухни приносят мясо, дичь, пироги. Пир начинается сначала! Все веселятся и радуются, и только Зураб Церетели сидит задумавшись, словно по приметам он уже понял: Марине и Володе вместе не жить.

Вечер закончился фруктовым ковром в их спальне и чудесной старинной шалью, которую подарили молодым. Закутавшись в нее, они и уснули. А наутро судьба преподнесла Марине еще один неожиданный подарок! Они отправились гулять по Тбилиси, и один из их провожатых подвел их к дому с высокими окнами.

— Здесь живет художник Ладо Гудиашвили — друг Модильяни, Матисса, Делоне. В двадцатые годы он жил в Париже, — сказал он.

У Марины екнуло сердце — этот художник наверняка он был знаком с ее отцом.

— Так чего гадать, постучим в дверь и узнаем, — улыбнулся в ответ Владимир.

Так они и сделали, и уже через пару минут дверь отворилась, и невысокая женщина спросила, чего же, собственно, хотели молодые люди.

— Я — дочь Владимира Полякова-Байдарова — артиста оперных театров в Париже и Монте-Карло, — поясняет Марина. — Мы здесь оказались случайно, хотели бы узнать, не был ли, совершенно случайно, хозяин этого дома знаком с моим отцом…

— Подождите. — И пожилая дама с этими словами исчезает в глубине дома, а потом возвращается через несколько минут. — Приходите вечером, и тогда маэстро вас примет.

Вечером Влади и Высоцкий снова пришли к дверям этого дома. Пожилая женщина провела их внутрь — в зал с высоким потолком и картинами на стенах. В центре — длинный стол, уставленный яствами: встречать гостей иначе в Грузии просто не принято. Хозяин дома — человек с очень красивым лицом, седыми волосами — очень рад видеть неожиданных гостей.

— Я не мог умереть, так и не обняв дочь Владимира. Благодарение Богу, вы пришли, — говорит Ладо Гудиашвили и обнимает Марину.

Он показывает ей и Владимиру фотографии, где Ладо и отец Марины стоят в окружении самых знаменитых художников. Он рассказывает об их жизни, о костюмированных балах, кутежах, нищих друзьях и о том, как иногда им удавалось сорвать неплохой куш. Он сыпет фамилиями: Модильяни, Сутин. Всех их Марина знает!

Застолье вновь продолжается до поздней ночи! В большом зале темно, приносят керосиновые лампы, и их свет отражается в глазах.

— Я работаю сейчас над образом Гамлета, — отвечает Владимир на вопрос Ладо, и тот в ответ берет своих гостей за руки и ведет в маленький зальчик, где стоит фотография писателя, а в буфете — стаканчик с коньяком, накрытый блюдцем.

— Это — последний стакан, который выпил Пастернак. Мы храним его и наполняем в память о нем со дня его смерти.

Неожиданное совпадение, подарившее Марине приятные воспоминания об отце, а Владимиру — новые силы работать над Гамлетом…
Глава 10. «Гамлет»

Все, казалось бы, было хорошо. Свадьба, веселье, друзья, грандиозная роль и работа. Но на Высоцкого навалилось так много всего, что в середине января 1971 года, в очередной раз повздорив с режиссером Юрием Любимовым, он снова запил. Пришлось на три дня лечь в Институт Склифосовского.

Эти три дня обошлись Владимиру дорого — Марина, не в силах больше выносить его пьянство, собрала чемоданы и улетела во Францию, оставив только короткую записку: «Не ищи меня».

Конечно, это было глупо и наивно — едва выйдя из больницы, Высоцкий принялся пытаться наладить контакт с любимой. Но полететь во Францию он не мог — оставалось только звонить и писать. Тем более что Марина уже стала его законной женой, и свидетельство о браке, по его мнению, так же думала и сама Марина, обязывало ее безропотно терпеть все его выходки.

И если Марина и вправду не против была терпеть его выходки, то режиссер Любимов — нет. Устав от загулов «премьера», он предложил главную роль в «Гамлете» Валерию Золотухину. Тот согласился. И уже 31 января трудовой коллектив Театра на Таганке в сотый, наверное, раз обсуждал поведение актера Высоцкого. И в сотый раз его оставили в театре, сделав последнее и решительное предупреждение. Казалось, что в начале того года на Высоцкого навалились все мыслимые и немыслимые напасти: ушла жена, работа в театре не ладилась, ходили слухи, что в КГБ на него «шьют» дело, близкие друзья от него отвернулись. У Владимира был едва ли не самый трагический период в жизни, когда он репетировал «Гамлета». Почти никто из окружающих его людей не верил, что из этой затеи что-то выйдет. Были громадные сомнения, репетировали очень долго.

— «Гамлет» — бездонная пьеса, — говорил Высоцкий потом, но в тот момент — в начале февраля — ему казалось, что мир рухнул. И видимо, от беспросветности собственной судьбы Высоцкий вновь запил.

Лечение длилось около месяца, и завершилось тем, что Высоцкий дал согласие вшить в себя таблетку тетурама, или эспераль. Эта операция позволит ему почти на полтора года забыть о выпивке. Видимо, под впечатлением этого события в Москву возвратилась Марина Влади. Откровенно обрадован был и Юрий Любимов, который вновь видит в роли Гамлета только Высоцкого. А значит премьера состоится!

Каждый актер мечтает сыграть Гамлета, каждая актриса — Офелию. А вот режиссерам, по умолчанию, повезло: играть и ставить «Гамлета» — их профессия. Каждый, кто хоть раз читал «Гамлета», удивлялся неумолимой логике этой пьесы. Ведь гибнущий в финале принц Гамлет был с самого начала умнее, великодушнее и сильнее всех, кто его окружал. И если судьбы Офелии, Полония, Лаэрта, Гертруды и Клавдия были предрешены, то судьба Гамлета… Нет! Она не была очевидной!

Высоцкий играл Гамлета, и как он это делал!!! Когда в 1971 году в Театре на Таганке прошла премьера спектакля «Гамлет» в постановке Юрия Любимова и с Владимиром Высоцким в главной роли, равнодушных не осталось! В течение десяти лет спектакль будоражил умы и сердца. Гамлет с гитарой — это хотели увидеть многие!

«Гамлет» в Театре на Таганке стал настоящим откровением для зрителей и критики. Газеты в те дни писали: «Владимир Высоцкий сделал невозможное, он играет свою роль на разрыв аорты, он умирает и рождается вновь, и так каждый спектакль». А ведь сначала Юрию Любимову не разрешали ставить Гамлета! Не хотели, чтобы там играл Высоцкий!

— Как этот пьяница будет хриплым голосом орать Гамлета? — говорили ему. — Он же принц! Но режиссер только усмехался потом, что, мол, это говорили люди, которые иных принцев, кроме африканских, в жизни не видели!

— Если бы не было Высоцкого, я бы не стал ставить «Гамлета», — говорил режиссер. — Как ставить, если Гамлета нет? Когда я решил ставить эту пьесу, я только Владимира имел в виду. Тогда помог случай. Мне запретили очередную композицию: хватит, говорят, ставьте нормальную пьесу! Я тут же пишу: «Прошу дать мне возможность поставить нормальную пьесу Шекспира “Гамлета”»!

И разрешили.

Чтобы сыграть роль Гамлета, Владимир репетировал дни и ночи напролет, он просто вжился в эту роль, пропустил ее через себя… Преподнеся Гамлета по-своему, так, как никто и никогда не делал, и вряд ли кто-то когда-то решится повторить его успех.

— Гамлет, — говорил Высоцкий, — это самая лучшая пьеса в мире! Содержание пьесы знают все и, придя в театр, смотря фильмы, следят порой за игрой актеров. Мне очень хотелось, чтобы зритель следил не за тем, как мы играем, а за жизнью людей. Мне кажется, пьеса прочитана Любимовым чисто, без всякой шелухи. И мой Гамлет совсем не инфантилен. Он многое знает, он не решает, быть или не быть, убивать или не убивать. Его бесит то, что человечество решает этот вопрос со дня рождения и все никак не может решить, и все должны убивать, убивать. Значит, что-то не в порядке в этом мире.

Да, все мечтают, а я играл Гамлета! Это — высшая роль, о которой может думать актер. Мне повезло, что я играл Гамлета, находясь именно в том возрасте, который отмечен у датского принца Шекспиром. Я чувствовал себя его ровесником. Мне это помогло. Я думал: может быть, мировоззрение людей, в сущности, складывается одинаково. Мой возраст помогал мне правильно оценить поступки и мысли принца.

Гамлет у нас — прежде всего мужчина. Мужчина, воспитанный жестоким временем. Но еще и студент. И поумнее, чем все его сверстники. Его готовили на трон, он должен был управлять государством. А троном завладел цареубийца. Гамлет помышляет только о мести. Но он против убийства. И это его страшно мучает. Вот здесь, мне кажется, я нашел нужный внутренний ход. Гамлеты, которых я видел, весь спектакль искали доказательства вины Клавдия, чтобы убить его и получить оправдание для себя, для своей мести. Я же ищу доказательства невиновности Короля. Я подстраиваю мышеловку в надежде убедиться, что он не виноват, чтобы не пролилась кровь. Когда Гамлету говорят, что повсюду бродит тень его отца, а это значит, что дух его не успокоен, я киваю головой, будто сам его вижу, — а я действительно могу его видеть когда угодно! Мой Гамлет настолько любит отца, так был к нему привязан, что может увидеть его в любую минуту. Позовешь его — и он появится. Но все это происходит в воображении Гамлета. По-моему, это очень ясная и внятная трактовка. И мне кажется, она — шекспировская…

А еще Высоцкий был уверен — труппа Театра на Таганке ставила «Гамлета» так, как, вероятно, этого захотел бы сам Шекспир. Режиссеру, всему коллективу хотелось поставить трагедию так, чтобы Шекспир был рад.

— Во-первых, мы отказались от пышности. Было суровое время. Свитера, шерсть — вот что было одеждой. Добились того, что даже занавес играл: он был то нормальным занавесом, то олицетворением Судьбы. Его крыло сметало людей в могилу. Он становился символом бренности жизни. Я играл не мальчика, который не знает, что ему нужно. Он воспитывался с детства быть королем. Он был готов взойти на трон, но он раздвоен. Он вырвался из того мира, который его окружает, — он высокообразован, может быть, мягок. Но ему надо действовать методами того общества, которое ему претит, от которого он оторвался. Вот и стоит он одной ногой там, другой — тут. — говорил потом Высоцкий. — Гамлет, которого я играю, не думает про то, «быть» ему или «не быть», потому что «быть»! Он знает, что хорошо жить, все-таки жить надо. Ответ всем ясен, что «быть» лучше, а вопрос этот все равно стоит перед определенными людьми. Всю историю человечества люди все равно задают себе этот вопрос. Раз его мучает, значит, что-то не в порядке; вроде ясно, что жить лучше, а люди все время решают этот вопрос. Должен вам сказать, что эта трактовка совсем новая в «Гамлете».

Владимир на самом деле видел примерно шесть постановок «Гамлета», и везде актеры на сцене пытались решить этот вечный вопрос — «быть или не быть»? В постановке Любимова этот монолог в «Гамлете» звучит три раза. Словно этот вопрос все время сидит в голове у принца Датского, весь спектакль. Это более нервно, и так лучше доходит до зрителя…

«Гамлет» с Высоцким появился в ноябре 1971 года и сразу же вызвал шок. Когда публика видела, что у стены сидит человек в черном костюме, почему-то бренчит на гитаре, что-то напевает, зрители все затихали, садились, старались не мешать. Вероятно, многие думали, что Высоцкий сейчас споет что-нибудь. Но этого не происходило — далее события развивались по весьма неожиданному сценарию. Такого принца Датского не ждали, и приняли не все и не сразу.

Александр Аникст, самый крупный специалист по Шекспиру в СССР, вспоминал о премьере: «Тяжелый шерстяной занавес, двигавшийся, как живое существо, но, конечно, в центре всего был Высоцкий. Гамлет. Он сидел на полу у задней стены ярко освещенной сцены, весь в черном. В руках у него была гитара… Так сразу определилась сущность нового Гамлета. И Высоцкий, и гитара в “Гамлете” для мыслящих “академически” были кощунством. Но для тех, кто жил современностью, спектакль и образ героя сразу обретали определенность. Это был Гамлет своего времени и этот Гамлет страдал от боли и мук своего времени.»

Великий шекспировед был настолько оторван от жизни, что не знал Высоцкого в лицо. Когда он встретил в кабинете главного администратора невысокого коренастого человека в джинсах и свитере, с весьма «простой внешностью», то даже не подумал, что это актер. И когда этот самый человек вышел с гитарой на сцену и Аникст понял, что ему предстоит играть самого принца Гамлета, то пришел в замешательство. Но затем посмотрел спектакль еще несколько раз и постепенно привык. В конце концов, почему Гамлет должен непременно носить средневековый костюм? В театре шекспировской эпохи актеры играли роли римлян и древних греков в одежде того времени. Да и содержание гораздо важнее формы.

Через полтора месяца после премьеры в «Литературной газете» Аникст написал свою рецензию на Гамлета: «Гамлет в спектакле — затворник в ненавистной ему Дании, тюрьме со множеством темниц и подземелий. Герой задыхается от гнева против мира, в котором быть честным — значит быть единственным среди десятка тысяч. Зоркий, а не безумный — таков Гамлет Владимира Высоцкого, в одиночку борющийся против зла, воплощенного в короле, убийце и тиране, против всех, кто с Клавдием».

Без сомнения, Гамлет стал звездной ролью Высоцкого. Начинались 70-е, время, которое впоследствии окрестят «эпохой Высоцкого», и именно Гамлет сформировал его как сознательного борца с тяжелым безвременьем, послужил серьезным толчком в его дальнейших размышлениях о смысле жизни, о своем месте в этом мире, о том пути, который он выбрал. И конечно, Марина, увидевшая мужа в Гамлете, не могла скрыть своего восторга. Владимир открывался ей с новой стороны, и таким она хотела его видеть — настоящим, громким, пронзительным, как в тот вечер, когда она впервые увидела его на сцене…
Глава 11. Любовь на расстоянии

Способны сильные чувства любви на расстоянии длиться долго? Вы когда-нибудь задумывались об этом — что нужно двумя людям для того, чтобы и на расстоянии иметь возможность сохранить свои чувства, которые они питают друг к другу?..

Даже после того, как Владимир и Марина поженились, они не могли всегда находиться вместе. После первой же ссоры, произошедшей вскоре после свадьбы, Марина уехала обратно во Францию. Ее не было несколько долгих месяцев, Владимир искал ее, постоянно писал, звонил. собственно, именно телефон, многочасовые беседы по телефону помогали им сохранить их любовь — они не могли находиться друг без друга, им необходимо было слышать голоса друг друга, знать, что творится в жизни у каждого…

Конечно, кто-то скажет, что в любви на расстоянии есть свои плюсы. Такие чувства способны постоянно держать в напряжении, ценить возлюбленного таким, каков он есть, при встрече дарить всю полноту внимания и радоваться каждому мгновению.

Такие отношения неспособны наскучить, в них может быть столько чистоты и счастья.

Но если у пары нет доверия друг к другу — а отношения без доверия зачастую его колоссально подрывают, — то любовь на расстоянии превращается в страдания и муки для обоих парт неров. Взаимных упреков, ссор и конфликтов не удастся избежать, а такие мелкие неурядицы в отношениях часто разбивают вдребезги даже самый крепкий семейный очаг. А в жизни Марины и Владимира таких ссор было много. На съемках фильма Иосифа Хейфица, которые проходили в Кемери на Рижском взморье, Высоцкий снова воскресил свою пагубную привычку. Казалось, все уже забыли об этой проблеме — Высоцкий больше полутора лет не употреблял алкоголь, и здесь… Пришлось разыскивать Марину, которая в этот момент как раз находилась во Франции, и просить ее срочно вернуться. Ведь Влади была единственным человеком, имеющим влияние на Высоцкого. Только ее он готов был слушать, только она могла заставить его бросить бутылку и пойти домой.

Конечно, Марина немедленно прилетела, бросив все свои дела. И принялась выручать Владимира — она всеми известными ей способами старалась привести Владимира в норму, помогала ему, звонила на съемки и говорила, когда именно можно прислать за ним машину. Впрочем, и ее действия не всегда заканчивались успехом — сорвавшийся Высоцкий, с упоением десятилетнего ребенка, наказанного дома и лишенного гуляния, сбегал, выпивал и приходил домой в весьма плачевном состоянии. Тогда Марина вновь звонила режиссеру — сообщала о том, что съемки придется отменить. В те дни у Марины случилась еще одна беда — ее старший сын Игорь сбежал из дома и связался с наркоманами. Таким образом, она вынуждена была метаться между сыном и мужем и вскоре вновь улетела во Францию, спасать своего ребенка.

Несмотря на все беды, Марина искренне любила Высоцкого, и когда им удавалось увидеться, хоть ненадолго, это было настоящим счастьем. Именно время, проведенное вместе, позволяло им сохранить глубину любви на расстоянии.

Тем не менее не стоит таким образом проверять чувства на прочность. Ведь любовь — это не детская игра, а истинные чувства так прекрасны, что все проверки могут лишь выйти боком. И если есть хоть малейшая возможность избежать расставания или сократить его немного, нужно бросаться в объятия такому шансу и спешить навстречу любимому. Любовь и расстояние — это несовместимые понятия, поэтому и не стоит их соединять понапрасну. Когда двое любят друг друга, естественно желание всегда быть вместе, видеть и слышать друг друга и прикасаться друг к другу, и иногда даже недолгая разлука может быть мучительной. Но жизнь — штука непредсказуемая, и иногда обстоятельства складывались таким образом, что чувствам Марины и Владимира часто приходилось проходить испытание разлукой. Причины были разными — он уезжал на съемки или она снималась, Марине приходилось срываться и ехать во Францию, чтобы заниматься детьми… Любить и не иметь возможности жить вместе — тяжелое испытание для двоих, и не всякий может выдержать это.

По всему миру люди спорят, существует ли любовь на расстоянии. Есть множество точек зрения на этот счет, можно найти плюсы и минусы этого, объяснить и т. д. Однако только любящий человек может прочувствовать всю горечь разлуки и всю сладость встречи. Но уже в те годы техника позволяла хоть немного приблизить свою половинку.

Они звонили друг другу. Постоянно, везде разыскивали друг друга в самых отдаленных уголках планеты для того, чтобы через пространство сказать друг другу слова нежности или поругаться, чтобы слышать знакомый до боли голос. Телефонные провода связывали их, где бы они ни находились, а девушки-телефонистки становились настоящими хранителями их отношений! Не зря же потом Владимир написал песню о телефонистках «Здравствуй, это я».

Владимир находил Марину везде — в Париже, в Риме, в Полинезии. На работе, дома, даже в парикмахерской!

— Вызывает Москва. Вас спрашивает Высоцкий, — с этой фразы начинался каждый их разговор.

— Алло!

— Алло! Алло!

Они разговаривали втроем. Владимир всегда благодарил телефонисток, при помощи которых находил Марину всегда и везде.

Даже тогда, когда она не хотела, чтобы он нашел ее. «Спасибо, мои милые, благодаря вам я нашел ее! Я нашел наконец-то мою жену», — смеялся он в трубку, уверяя и Марину, и девушек на телефонном узле, что теперь все будет хорошо, говоря о том, как ему необходимо, чтобы Марина вернулась, как он скучал по ней, как любит ее…

Когда они расставались в ссоре, он всегда просил помощи у телефонисток: «Правильно я все ей говорю, дорогие мои?», «Ну скажите, скажите ей, что она мне нужна, что я люблю ее!»

С помощью этих удивительных девушек Владимир находил Марину везде. Он обзванивал все гостиницы города, где она находилась, пока не выяснял, где остановилась Марина Влади, потом звонил в ее номер. Там говорили, что Влади вышла в парикмахерскую, и, чтобы найти жену, Высоцкий обзванивал все находящиеся поблизости салоны, пока не находил ее!!!

А телефонистки всегда защищали Высоцкого — еще бы, ведь все они были в него немного влюблены! Стоило Марине сказать о своих подозрениях, высказать предположение, что Владимир опять пьян, как нежный девичий голос спешил разубедить ее: «Не беспокойтесь, он уже несколько дней разыскивает вас, он больше не пьет, просто он очень-очень счастлив!»

Они жили в разлуке по несколько месяцев в году, и все, что оставалось Марине и Высоцкому, — это телефонные звонки или письма. Но сколько пришлось бы ждать писем, которые так долго идут и частенько теряются в пути? Сколько ждать ответов на вопросы, которые хочется задать прямо здесь и сейчас! Телефонистка уже знала характеры своих подопечных, и слыша, как злится Марина, она сама разъединяла их, предлагая Влади успокоиться и говоря, что вопрос не очень срочный и она позвонит через час — попозже.

Много раз, выполняя свою функцию «контролера» международных переговоров, она прерывала нечленораздельный монолог Высоцкого раньше, чем Марина успевала разозлиться. «Я разъединяю», — тихо говорила она и добавляла, что найдет для Высоцкого его жену завтра, когда он будет лучше себя чувствовать и сможет сказать то, что ему хочется сказать Марине. Она всегда находила их, как две половинки, давала возможность общаться в любой момент и из любого места, давала возможность находиться рядом даже тогда, когда тысячи километров разделяли их…

Именно так выглядит любовь на расстоянии — сильнейшее чувство, которое вынуждены хранить два человека, принадлежащих и не принадлежащих друг другу одновременно. Телефонные разговоры, каждодневные, долгие, обо всем и ни о чем одновременно. Полные слез, эмоций, чувств, но никогда сухие и черствые.

Для Марины и Владимира телефонные линии стали той самой ниточкой, которая позволяла им дотянуться друг до друга даже тогда, когда Влади находилась в жаркой Полинезии, а Владимир — в холодной Сибири. Той ниточкой, которая позволила им сохранить их чувство.
Глава 12. Визы

Советских артистов не выпускали за рубеж. Да и въезд в Россию для иностранцев был не так прост, как сегодня. За годы своих отношений с Высоцким Марина Влади побывала в России в различных ролях: по туристической визе, по гостевой, по рабочей, как супруга без закрепленного места жительства. И визу было получить весьма и весьма сложно.

Туристические поездки стоили дорого, приглашенной звездой Марина не могла быть по нескольку раз в году, а работа актрисы не позволяла строить долгосрочных планов. Марина решила обратиться за помощью к послу СССР, когда была в Париже. Будучи известной в России актрисой, Марина Влади легко входила в самые разные двери, и министр также не мог отказать кинозвезде в помощи. Впрочем, один странный вопрос Влади министр все же задал.

— Вас очень любят в СССР, — начал он свою речь. — Мы знаем, что вы — наш друг, к тому же мы делаем все возможное, чтобы помочь объединению семей. Я лично давний почитатель вашего таланта, вашей смелой деятельности в пользу мира и дружбы между нашими странами. Скажите, а что вы думаете о фильме «Признание»?

Французская звезда не сразу нашлась, что ответить, — в самом деле, при чем здесь фильм? Это — не антикоммунистический фильм, но протест против тоталитаризма. Конечно, Марина видела этот фильм и читала книгу, по которой он поставлен, — здесь режиссером показываются психические пытки во время следствия и то, как добропорядочного высокопоставленного чиновника заставляют признаться в измене. Фильм основан на реальной истории чехословацкого коммуниста Артура Лондона… Но что ответить министру? Какого ответа он ждет?

— Книга, по которой поставлена эта лента, кажется важной и верной, ведь она позволяет разоблачить ряд преступлений. — неуверенно начала актриса, но по лицу министра сразу же поняла, что он ждал другого ответа. Сейчас ее речь ему не по вкусу.

При этом Марина Влади всегда отличалась твердым характером и умением отстаивать свои убеждения. Тот вечер в посольстве стал первым в ее жизни случаем, когда ради своего счастья и счастья своего любимого она отказалась от своих идей и просто сказала то, что от нее хотели услышать. Сказала, что фильм — однобокий, где зрителю не дают думать, что он может возбуждать экстремистские настроения, что может дать нежелательный эффект. Именно то, что хотели от нее услышать.

Марина сразу поняла, что сказала все правильно, ведь посол улыбнулся и тепло, едва ли не по-отечески, сказал, что сделает все необходимое, чтобы у жены поэта Высоцкого не было трудностей с получением виз. И действительно проблем больше не возникало — за все время их отношений с Высоцким Марина побывала в России более 300 раз, а выдано ей было около 70 виз. И кто знает, как бы сложилась их судьба, не наступи она в тот вечер на горло своим убеждениям.

С получением визы Владимиром Высоцким дела обстояли гораздо сложнее. «Железный занавес», созданный в СССР еще в конце 1920-х годов, пропускал очень ограниченную и цензурированную информацию о жизни в других странах и конечно же не выпускал туда никого. Зачем советскому человеку ехать за рубеж? Чтобы утонуть в том товарном изобилии, о котором писали газеты? К слову, по сравнению с дефицитной Россией, заграница действительно цвела и пахла, и удовлетворить любопытство, посмотреть на «загнивающий Запад», да и приобрести чего-нибудь заграничного устремлялись по возможности тысячи советских людей. А возможности эти были крайне ограничены. Отправиться в путешествие мог далеко не каждый желающий. И опальный актер и поэт Высоцкий, женатый на иностранке, обвиняемый в организации подпольных концертов, бунтарь и пьяница, точно не был в числе тех, кого советские власти готовы были в числе первых отправить за границу. Будущий советский турист должен был преодолеть несколько уровней «фильтрации». И, несмотря на кажущуюся очевидность этой затеи, Высоцкий и Влади все же попытались получить визу для Владимира. Решились подать заявление в ОВИР они только спустя 6 лет… Собрали все необходимые бумаги и ждали ответа.

Первый уровень — получение «характеристики-рекомендации» от предприятия, где работал человек, в которой должны были быть раскрыты «все стороны деятельности будущего туриста, его моральные качества». Естественно, «деятельность» и «качества» должны быть безупречными. Например, такие: «Товарищ Иванов в общественной жизни принимает самое активное участие. Избирался в члены заводского комитета комсомола, политически грамотен, морально устойчив, в быту скромен и дисциплинирован, среди работников пользуется авторитетом и уважением».

А что могли написать в характеристике Владимира? «Товарищ Высоцкий в общественной жизни не принимает никакого участия, употребляет алкоголь, неоднократно срывал выступления и репетиции. Политически неграмотен, морально неустойчив, недисциплинирован, поет аполитичные песни.». И тем не менее отношения с Любимовым сыграли свою роль — характеристика была получена, и далее этот документ (и человек вместе с ним) «поступал на рассмотрение и согласование» в районный или городской комитет КПСС.

В Советском Союзе было не так уж много желающих эмигрировать: часть интеллигенции, люди, чувствующие себя выброшенными за борт, евреи, мечтающие об Израиле, верующие, гомосексуалисты, непонятые творцы, сопротивляющиеся системе, мистики и еще те, кто рассчитывает на богатство, успех и славу на Западе. Но все остальные — то есть двести с лишним миллионов человек — хотят просто-напросто провести отпуск не на Черном, а на Средиземном море, не в одной из республик Советского Союза, а в одной из европейских стран. Просто чтобы посмотреть, вкусить радость путешествия, сменить обстановку. Желающим побывать в капиталистических странах всегда уделялось особое внимание. Для них была разработана специальная анкета, в которой перечислялись все родственники будущего туриста (живущие и умершие), а рекомендующие инстанции должны были более тщательно рассматривать «политическую зрелость, моральную устойчивость и поведение в быту». Также были разработаны специальные «Правила для выезжающих в капиталистические и развивающиеся страны».

В этих правилах значительное внимание уделялось возможным проискам империалистической разведки: «Советские граждане должны… постоянно проявлять политическую бдительность, помнить о том, что разведывательные органы капиталистических стран и их агентура стремятся получить от советских граждан интересующие их сведения, скомпрометировать советского человека, когда это им выгодно, вплоть до склонения к измене Родине. В этих целях разведки империалистических государств, используя

современную технику, применяют методы подслушивания, тайного наблюдения и фотографирования, а также методы обмана, шантажа, подлогов и угроз. Агенты капиталистических разведок действуют часто под видом гидов и переводчиков, врачей и преподавателей, портных, продавцов, шоферов такси, официантов, парикмахеров и другого обслуживающего персонала. Разведывательные органы капиталистических стран стремятся использовать в своих целях и такие слабости отдельных лиц, как склонность к спиртным напиткам, к легким связям с женщинами, азартным играм, приобретению различных вещей, а также неумение жить по средствам, беспечность, болтливость, небрежность и халатность в хранении служебных и личных документов».

Вероятно, советских граждан, обладающих такими безупречными качествами, было очень мало, ведь за границу выезжали единицы. И вряд ли Владимира можно было отнести к числу безупречно грамотных граждан… В ответ на все эти анкеты и требования Владимир написал песню «За границу», которую потом весело исполнял своим друзьям и знакомым.

Нет-нет, власти не боялись, что граждане разбегутся. На Западе советских людей нигде никто не ждет. Они там не нужны. А вот советский человек, увидев все преимущества «капитализма со звериным оскалом», прежде всего бытовые, материальные, мог одним махом перечеркнуть все достижения советского строя, рассказав по приезду родственникам, соседям, знакомым, а дальше понеслось. Что уж говорить о Высоцком, который вынесет все это в свои песни. А дальше — как испорченный телефон, поползут слухи с еще большими преувеличениями и т. д.

Чтобы подать заявление Влади и Высоцкий ждали 6 лет — за это время многие ее советские друзья приезжали в Мезон-Лаффит по ее приглашению, и никто не воспользовался этим, чтобы остаться на Западе или устроить скандал в прессе. Все вернулись вовремя, довольные путешествием, которое почти для всех было первым выездом за границу.

Марина мечтала показать Владимиру Париж, чтобы он увидел ее друзей, ее жизнь; она хотела, чтобы у ее мужа было право выезжать, чтобы он увидел мир, чтобы почувствовал себя свободным.

Владимир никогда не думал остаться жить во Франции. Для него всегда особенно важно было сохранить свои корни, свой язык, он, несмотря ни на что, любил свою страну и свой народ. Но мечтал о свободных от цензуры концертах и пластинках, о путешествиях на край земли. Конечно, ничего подобного они не писали в заявлении в ОВИР — написали только, что ему, человеку, женатому на француженке, нужно получить обычную визу во Францию, чтобы провести там месяц отпуска.

Заявление было отнесено в соответствующую организацию, и они стали ждать ответа. Это была очень долгая неделя! Как понимать это долгое молчание? Очевидно, что решение принимается на высоком уровне, но каким оно будет? Вдруг ничего не выйдет? Или то, что они пока ничего не решили, значит, что есть среди принимающих решение люди, которые на стороне Высоцкого?.. Отпуск уже оформлен, скоро его начало — будет ли получен ответ или администрация так и будет ждать, пока отпуск Высоцкого закончится и ему опять нужно будет быть на сцене Театра на Таганке? Старый, проверенный и всегда верный трюк. Ночью раздается звонок телефона.

— Алло.

— Алло, квартира Высоцких?

— Да, кто это?

— Вы не знаете меня, но я очень люблю ваши песни и вашу игру в театре. Я работаю в ОВИР, сегодня узнал, что вы подали документы на визу… Хочу предупредить вас — вам откажут, другого решения и не может быть.

Высоцкий только безвольно опустил трубку, услышав эти слова, — его мечтам опять не суждено сбыться. Что же это такое, когда закончится эта пытка?..

— Владимир. Владимир Семенович, — пищит телефон, вынуждая Высоцкого снова поднести трубку к уху. — Вы уехать хотите? Насовсем?

— Что вы, — устало отвечает артист. — Как и куда я отсюда уеду! Я не могу и не хочу уезжать насовсем, только посмотреть мир.

На этом разговор был окончен. Владимир пересказал все Марине Влади и та тотчас начала набирать чей-то телефонный номер. Несколько минут разговора, и под утро, уставшие и разочарованные, они уснули, а уже в 11 часов их разбудил настойчивый стук в дверь. Высоцкий не верит своим глазам — это специальный курьер принес ему заграничный паспорт взамен того, который каждый человек в СССР должен иметь при себе. По всем правилам оформленная виза — теперь Владимир может выехать за границу, увидеть своими глазами город своей любимой, понять, чем и как она живет.

— Марина, Марина! — закричал Володя, едва закрыв дверь за курьером. — Я не верю своим глазам! Паспорт!

— Паспорт?

— Да, настоящий!!! Заграничный! Я свободен!!!

Высоцкий перелистывает страницы, разглядывает красный картон и читает вслух: «Высоцкий Владимир Семенович», потом опускает руки с паспортом и снова шепчет: «Как же это? Я не верю своим глазам!»

Ситуация и вправду неправдоподобна.

— Ты понимаешь, Марина — говорит Высоцкий, — ведь это был офицер! Офицер, который принес мне паспорт в зубах! Мне принесли его на дом, когда люди часами стоят в очереди за бумагами! Приказ должен был исходить сверху, с самого высокого верха. Как у Пушкина.

— У Пушкина? — недоверчиво спросила Марина.

— Ну да, у Пушкина. Он очень хотел поехать за границу, однако ему так и не удалось получить разрешение на это. Потому что его цензором был царь, который сам принял решение не выпускать…

Но Высоцкого выпустили. Позже показалось, что для того, чтобы выдали этот красный паспорт, потребовалось вмешательство очень влиятельных людей, а именно самого Брежнева, перед которым французские друзья Марины просили за пару.
Глава 13. Франция

Ярко-красный паспорт с гербом СССР открыл Владимиру Высоцкому дорогу во Францию. Вскоре эта страна стала одной из его любимейших стран, здесь он бывал не один раз и каждый раз открывал для себя что-то новое. Начиная с 1973 года он приезжал во Францию ежегодно, иногда и по несколько раз в год, и жил подолгу — неделями и месяцами. Там состоялось первое его официальное выступление за пределами стран социалистического лагеря, там были выпущены лучшие его пластинки.

Франция — это удивительная страна, край разнообразных и прекрасных пейзажей. Это маленькие детали, из которых, как из маленьких разноцветных стеклышек мозаики, складывается яркая и необыкновенная, как витражи Нотр-Дам, картина страны. Лиможский фарфор и лионский шелк, шампанское из Шампани и коньяк из замка в Коньяке, Каннский фестиваль и показы Высокой моды в Париже, устрицы на льду и трюфеля из Перигора, Венера Милосская в Лувре и кельтские мегалиты Карнака. Удивительная страна смогла совместить в себе старину с молодостью и энергией современного поколения. Что и говорить — это масса впечатлений, новых эмоций, это то, чего никогда раньше не видел Владимир. Когда он впервые приехал во Францию, то был очень удивлен. Вдохнуть воздух Парижа… Как он пахнет? Как-то особенно или как все города?.. Прогуляться по сказочным улочкам Монмартра, увидеть незабываемый район Ла Дефанс — маленький Нью Йорк в Париже! Еще недавно об этом Владимир мог только мечтать, а сейчас он был здесь — в другой, такой далекой и такой родной стране, которая принимала его.

Марина и Владимир жили в доме в Мезон-Лаффите, вечерами гуляли по городу, держась за руки. Владимира все приводило в восторг: стройные ряды величественных сооружений, возвышающихся над одетой в камень Сеной, словно огромные великаны, рядом с которыми он ощущал себя лилипутом, крошечной частицей этого строгого, грандиозного города. Впервые попав в Париж, Владимир ощутил необъяснимое чувство тепла и радости. Может быть, потому, что в этом городе все веселое — солнце, воздух, люди, витрины. Парижский воздух наполнен запахом надежды. Вдыхаешь его и ощущаешь радость бытия. Париж красив, сияя в лазурных красках осеннего настроения туристов, посещающих его, наверное, в самое романтическое время, когда город одет осенним багрянцем. Наполненный теплыми красками величественных зданий он становится родным и привычным.

— Париж — «это не город, это целый мир», — повторял Высоцкий слова Карла V.

Конечно, пребывание в Париже не обошлось для Марины и Владимира без забавных курьезов, которые приключаются со многими иностранцами. Например, однажды приехав к дому, они увидели, что запарковать машину негде. Влади вышла и пошла в дом, а Владимир, который с упоением управлял иностранными автомобилями, найдя наконец место для парковки и встав, начал снимать «дворники» и зеркало, как это делали в России. За этим занятием и застал его полицейский.

— Что вы делаете? Немедленно отойдите от автомобиля! — произнес он.

— Что? — только и мог спросить Высоцкий. Он не мог ничего толком объяснить, ведь его французский был в то время еще очень плох.

Конечно же, страж порядка сделал свои выводы, взял Владимира за локоть и повел в полицию.

— Марина! Марина! — закричал Владимир беспомощно.

Подоспевшая на крики Влади увидела эту картину и залилась смехом.

— Он снимал зеркало и «дворники», — отрапортовал полицейский хозяйке автомобиля, который только что, на его глазах, пытались угнать.

— Месье, он не пытался угнать машину. Он из России. Из Москвы.

Владимир только вертел головой, он не понимал, о чем речь. А вот страж порядка быстро все понял. Он извинился перед незадачливым туристом:

— Excusez-moi, monsieur! Je ne savais pas que vous etes russe. Je pensait, que vous l’avez retire.

Высоцкий только сдержанно кивнул в ответ, а Влади сквозь смех перевела:

— Он сказал: «Извините, мсье! Я не знал, что вы русский. Я думал, вы хотите украсть…»

Конечно, этот случай был не единственным. Все-таки русские и французы очень разные — когда в Москве в своей квартире с тонкими стенами Высоцкий пел, никто не возмущался и не кричал. Наоборот, люди затихали, слушая его голос. Во Франции все было совершенно иначе!

Однажды они сидели в парижской квартире Влади, и Высоцкий пел. Потревоженные соседи стали стучать в двери, тогда вся компания вышла на улицу, и Высоцкий запел снова. Тут ему со смехом показали надпись на заборе: «Chantier interdit!» (игра слов: «chantier interdit» — «строить запрещено»; «chanter interdit» — «петь запрещено»). Высоцкий уже понимал немного по-французски, знал, что слово «chanter» значит «петь». Он застеснялся и замолчал. Как водится у русских: запрещено — значит запрещено. Вероятно, на секунду поверил, что у этого забора французы запрещают петь…

Впрочем, положительных впечатлений от первых поездок было конечно же больше! Например, в мае 1973 года Высоцкий получил возможность присутствовать на открытии Каннского кинофестиваля. А когда Владимир приехал во Францию в третий раз (в 1975 году), у него уже были планы на работу в кино. Правда, дальше планов дело не пошло, но первый шаг в этом направлении уже был сделан. Ну, подумаешь, кто-то с кем-то никак не может договориться — такое и в России сплошь и рядом!!!

В том же году Высоцкий впервые во Франции публично исполнял свои песни — для актеров театра Питера Брука. Там же состоялось его знакомство с Жераром Депардье. «Меня познакомила с Владимиром Марина Влади, — позднее вспоминал французский актер. — Он пел мне свои песни, и хотя я не понимал ни слова, но чувствовал всё. В Высоцком поражали открытость, щедрость души.»

С кино во Франции у Высоцкого не вышло, зато на студии «Le Chant Du Monde» был записан двойной альбом, 22 песни. Правда, выпущен в свет он был уже после смерти поэта, в 1981 году.

Когда Высоцкий захотел записать эту пластинку, советские власти возмутились. Как?! Не допустить выхода альбома его ранних песен, записанного во Франции. Впрочем, ограничить поэта им не удалось — Высоцкий выступал на французском радио и уже тогда полюбился местным слушателям. В тот визит во Францию его друг Михаил Шемякин познакомил Высоцкого с известными цыганскими певцами Володей Поляковым и Алешей Димитриевичем. Потом, из Москвы, Высоцкий послал Шемякину тексты старых песен. «Дорогой мой Миша! — писал Высоцкий. — Посылаю тебе кое-что для пластинки с Алешей. Может кое-что и пригодится. Здесь 20–30 годы. Не надеюсь, что Алеша выучит, ну так все равно может пойти в дело — глядишь, кто и споет в русских кабаках».

Тогда же, зимой 1975 года, Высоцкий встретился в Париже со своим преподавателем во время учебы в Школе-студии МХАТа Синявским на вручении тому литературной премии.

«Не знаю, может, напрасно я туда зашел, а с другой стороны, хорошо. Хожу свободно и вовсе их не чураюсь…» — записал Высоцкий на следующий день в своем дневнике.

Разумеется, о том, где Высоцкий провел вечер, «компетентным органам» стало известно моментально. Ночью незамедлительно последовал телефонный звонок.

— Ты из повиновения вышел? — строго спросил голос на другом конце провода.

— Я в нем и не был, — ответил Высоцкий.

Тем не менее было неприятно. Высоцкий занервничал, все переживал, насколько же местные шпионы оперативны. Сразу передали по телетайпу — мол, был на вручении премии. Однако никаких видимых последствий для Высоцкого та история не имела, запрещений или даже ограничений заграничных поездок не последовало. Летом 1976 года Высоцкий вновь приезжает во Францию.

В этот раз он записал в Париже 13 песен, но не для пластинки, а для трех передач радиостанции «Франс мюзик». Между песнями Высоцкий отвечал на вопросы ведущего, рассказывал о своей работе в театре, о песнях.

О самом себе он рассказал так, как оно и было на самом деле: «У меня нет официальных концертов, у нас не принято, чтобы авторская песня была на большой сцене. У нашего начальства, которое занимается культурой, нет привычки к авторской песне, хотя во всем мире авторы поют свои песни».

А отвечая на вопрос, почему он не выступает во Франции, Высоцкий сказал: «Петь я здесь не могу, потому что меня не приглашали официально через “Госконцерт”. У нас другая система — мы находимся на службе. Все четыре раза, которые я был во Франции, я находился здесь в гостях у своей жены, а не как самостоятельный человек.»

Тем же летом, вместе с Мишей Шемякиным, Высокий отправился лечиться от алкоголизма к тибетскому монаху, жившему под Парижем. Говорили, что этот монах — учитель самого далай-ламы. Мужчины сели в машину, поехали по вечерней дороге — город кончился, за окнами замелькали деревья, низенькие домики… В итоге автомобиль остановился у какого-то загородного особняка. Володя шепнул Мише:

— Сейчас будем от алкоголя лечиться.

— Где, у кого? — спросил Михаил.

— У учителя далай-ламы!

— Да ты чего, Володька, совсем что ли с ума сошел? Что еще за бабкины заговоры?!

— Нуууу… — протянул Высоцкий, — бабкины — не бабкины, а Тибет — это, Мишаня, не шутки. Многим, знаешь ли, помогло! Глядишь, и нам поможет.

В итоге они, словно дети, все переругивались, а потом, лукаво подмигнув, Володя подтолкнул Мишу к открытой двери дома. Чем кончилось это лечение, неизвестно. Правда потом Высоцкий все долго звонил своему другу, и неизменно диалог начинался с одних и тех же вопросов и ответов:

— Не пьешь?

— Нет, что ты, завязано. А ты?

— И я. У меня все отлично!

Жаль только, что и этот перерыв был не долгим — до конца победить свою зависимость Высоцкому так и не удалось.
Глава 14. Голубой «мерседес»

После того как для Высоцкого пал «железный занавес», одна за другой начали исполняться его мечты. В июле 1976 года в Краснопресненском отделении ГАИ Владимир Высоцкий зарегистрировал на свое имя «мерседес». Эта машина стала первой иномаркой Высоцкого, официально зарегистрированной на его имя, до этого все машины он регистрировал на свою жену Марину Влади и ездил в основном по доверенности. Легендарный «мерседес-450» цвета «голубой металлик», редкий даже для Европы, Владимир купил в Мюнхене с помощью Влади и их зарубежных друзей. На эту машину он потратил все свои сбережения — денег не хватило даже на то, чтобы автомобиль растаможить. Поэтому Высоцкому пришлось дать несколько концертов таможенникам, чтобы те разрешили оплатить ему таможенную пошлину в рассрочку… К слову, этот «мерседес» был вторым автомобилем этой марки, появившимся в Москве. Первый был у генерального секретаря ЦК КПСС, товарища Брежнева. Говорят, что, завидев издалека приближающийся автомобиль, московские гаишники вытягивались по стойке «смирно» — думали, что едет генсек.

Марина привозила из Парижа в Москву много машин. Были среди них и красавец «рено», и пара автомобилей марки «БМВ». Владимир водить не умел — у него были только старенькие «жигули», которые он разбил, а потом отремонтировал и продал. К слову, эта же участь постигла и некоторые иностранные машины — только изрядно поколотив иномарки, Высоцкий научился сносно водить и стал мечтать о покупке своего собственного автомобиля. И это непременно должен быть «мерседес».

— Маринка, ну это же «мерседес», — говорил Володя. — Понимаешь? Он надежный, стильный. Быстрый. А запчасти можно будет найти и у немецких дипломатов, ведь недавно товарищ Брежнев получил в подарок и время от времени водит сам этот автомобиль!

— «Мерседес» так «мерседес». Только не говори мне, что ты покорен отношением власти к этой машине.

— Да нет, что ты! — смеялся Володя. — Я-то не из таких. Хотя у нас вечно все повторяют за чиновниками. Думают, если похожи они на начальство, то начальство будет с ними мягче и приветливее. Недаром же при Хрущеве на лицах аппаратчиков, даже тех, кто вообще никогда родинок не имел, стали появляться родимые пятна. А при Брежневе стали модны густые брови.

Марина только разразилась веселым смехом в ответ на это заявление.

— А что ты смеешься, вот хотя бы акцент, с которым у нас говорят все дикторы на телевидении!!! Они же просто пытаются повторить манеру генерального секретаря.

— И что же, даже трудности, связанные с провозом машины через границу — на мой взгляд, это гораздо труднее, чем внезапно покрыться родинками или отрастить брови, — тебя не пугают?

— Совершенно, совершенно не пугают! — веселился Владимир. — Хочу «мерседес»! Хочу, и точка!

Чтобы заработать деньги, необходимые на покупку машины, Высоцкий работает весь свой отпуск в Театре на Таганке! Он дает по пять концертов в день, каждый по два часа, выступает на огромных, битком забитых стадионах с гитарой, с плохим микрофоном, который с трудом позволяет публике разбирать слова певца. Но публике все равно — песни Высоцкого все знают наизусть, и потому для людей главное на концерте — сам факт присутствия Владимира. Они поют его песни вместе с ним, поют вместо него…

Организаторы концертов — например, городская филармония, — зарабатывают на Высоцком огромные деньги, тогда как сам артист получает копейки. Но он упрямо идет к своей цели — зарабатывает свои деньги, получает огромные овации, собирая стадионы. Высоцкого бесит, что он не может получить свои деньги сразу, но выхода нет — уж слишком сильно желание заработать на «мерседес».

И вот сумму удается собрать! А дальше? А дальше к своему супругу, как всегда, на помощь приходит Марина. За машиной Высоцкий и Влади приехали в Мюнхен. Огромные стоянки, заставленные машинами самых разных марок. Оказывается, если брать в качестве примера немецкие автомобили, то у себя на родине они стоят дешевле, чем в России подержанные отечественные. Конечно же решающий фактор при покупке — это состояние самого автомобиля. А оно, как известно, зависит от тех условий, где машина находится.

— В России даже за полгода езды можно угрохать свой автомобиль — уж мы-то с вами знаем. Еще и с климатом у нас нелады — суровая зима и знойное лето. А вот состояние машин, которые «пожили» в Европе, гораздо лучше тех, которые обитали в России! — убеждал Марину Владимир, но ее и не надо было убеждать! Она и так знала, что ее мужчина прав.

В автосалоне среди огромного числа автомобилей он сразу увидел свою машину — голубой и огромный, он выделялся своим насыщенным цветом и гигантскими размерами. «Мерседес» серо-стального цвета с четырьмя дверцами — по сравнению с новой машиной, он просто ничего не стоит.

Владимир счастлив, и эта радость передается Марине.

После покупки автомобиля встает вопрос — как переправить нового «коня» в Москву? Есть два пути — своим ходом или паромом через Санкт-Петербург. Марина и Владимир едут на новой машине из Мюнхена домой. Они несутся с огромной скоростью — больше двухсот километров в час по немецким дорогам! Поездка обещает стать быстрой и комфортной, ведь для Олимпиады-1980 как раз строится дорога Брест — Москва. И только на совершенно пустой трассе, когда дорога просматривается далеко вперед, можно и промчаться. Марине приходится быть пассажиром у соседа, который по характеру и по навыкам страшный лихач; конечно, Володя управляет автомобилем очень профессионально, но Влади остается только крепче держаться да молиться про себя.

— Наконец-то и у нас в России можно будет нормально ездить! Будут нормальные трассы, без ухабов и колдобин! Можно нестись на полной скорости.

— Володя, а почему на дороге нет машин?

— Так сегодня же воскресенье…

— А почему нет дорожных знаков? — Марина недоумевает, уж слишком пустынной кажется эта трасса.

— Ну. Наверное, потому, что трасса еще только строится.

— Так она строится. Или уже достроена???

Не успела Марина договорить эту фразу, как в ее глазах отразился ужас — впереди лес, кончается асфальт, ведутся дорожные работы. Скорость выше двухсот километров в час. Марина от ужаса закрывает глаза руками. Дальше все происходит как в фильме — машина, подпрыгивая на бетонном трамплине недостроенной дороги и пролетев в воздухе несколько метров, приземляется на четыре колеса в песок за ограждением. Когда Влади открывает глаза, она начинает безудержно смеяться — кругом песок, грязь, пыль. Несколько часов езды по лесу, и наконец Марина и Володя, счастливые тем, что все обошлось так легко, выбираются на старую трассу. И Владимир, несмотря ни на что, доволен.

— Чему ты так радуешься? — недоумевает Марина.

— Я с тобой, у меня новая машина, — улыбается Высоцкий. — И когда закончат наконец эту ужасную трассу, она будет самой красивой дорогой в мире!

Владимир счастлив: теперь он — владелец «мерседеса» с московскими номерами, он может путешествовать на своем автомобиле по стране, никто не ограничит его… Ведь, путешествуя на машинах, которые ввозила Марина, он не мог выезжать дальше чем за 100 км от столицы — автомобили с иностранными номерами просто не выпускали дальше.

Да и к тому же эти машины приходилось увозить из страны. Теперь же все по-другому — у Владимира есть его собственная машина. Та, которая принадлежит только ему.
Глава 15. Вещи Алисы Коонен

— Кто такая Коонен? — однажды спросила Марина Владимира.

— Как?! Ты не знаешь кто это?

— Наверное, ученица Станиславского, — робко предположила Марина.

— Ты очень хитрая, — засмеялся Владимир. — Да, она была ученицей Станиславского. А ее муж — Таиров — великий режиссер. Они создали Камерный Театр, тот, что сейчас называют театром Пушкина.

— Камерный, — задумчиво повторила Марина.

— Да, этот театр с блеском гастролировал по Европе. Алиса Коонен была его примой, и ей предлагали остаться в любой стране, обещая славу и богатство. Ей пророчили славу звезды кинематографа. Но она не хотела оставить театр — он был ее детищем, ребенком ее и ее мужа Таирова. А знаешь, чем Камерный театр отличался от всех других?

— Чем?

— Его главным отличием было родственное, дружеское отношение всех людей в коллективе. Кстати, именно здесь дебютировала когда-то Фаина Раневская! Она говорила о создателях театра: «Боже мой, как я стара, я еще помню порядочных людей». Но не все были порядочными — в 1936 году к таировскому театру присоединили Реалистический театр Охлопкова. Но Камерный театр упорно продолжал работу — даже во время войны, в эвакуации, в маленьком зальчике города Балхаш. Всем казалось, что что после победы все пойдет гораздо лучше, и тогда власть влияла на театр, но после победы над немцами она ослабила свое давление. Таиров получил правительственную награду.

— И что же произошло дальше?

— Камерный театр убили зависть и интриги карьеристов… Сталинский лауреат Василий Ванин мечтал заполучить собственный театр, и он хотел, чтобы это был театр Таирова и Коонен. В 1949 году здесь в последний раз в Камерном давали «Адриенну Лекуврер». Алиса Коонен играла эту роль двадцать девятый сезон. Зрители аплодировали стоя, двадцать девять раз вызывая ее на сцену. Переполненный зал не отпускал актрису. Таиров приказал опустить железный противопожарный занавес. На следующий день создатели Камерного были уволены. Новая вывеска гласила — Театр имени Пушкина.

— Грустно, — тихо проговорила Марина.

— А дальше история Алисы Коонен достойна шекспировской трагедии. Их с мужем квартира находилась через лестничную площадку от театральных помещений. Они жили прямо в театре. И этот театр больше им не принадлежал. Таиров стал сходить с ума — он сутками переставлял игрушечных актеров среди картонных декораций. Из театра доносился запах борща, ненавидимый Таировым. Тогда-то он и сказал: «Театр кончился — там пахнет борщом»!

Говорили, что Алиса Коонен прокляла театр. Именно этим проклятием они пытались объяснить ряд неудач Пушкинского театра. Говорили даже, что будто бы время от времени в Пушкинском театре появляются призраки. Они никому не причиняют вреда, более того, наткнувшись на кого-либо, стараются удалиться, исчезнуть. Актеры считают, что встреча с ними — верная примета грядущего провала, и все-таки каждый мечтает их увидеть, чтобы испытать судьбу. Иногда призрак невидим, о его присутствии свидетельствуют только необъяснимые звуки. В других случаях он принимает вид размытого облака. Бывает и так, что в этом облаке можно различить человеческую фигуру, а порой и лицо. Но актерам и без того известно, кто посещает театр, ставший чуть ли не самым загадочным местом Москвы, — говорят, что это режиссер и его актриса, знаменитая пара Таиров и Коонен…

Повисла пауза.

— А почему ты спросила? — вернулся из легенды Высоцкий.

— Звонили сегодня. Сказали, что мебель и вещи Коонен будут распроданы чужим людям и надо немедленно что-нибудь сделать.

— Надо пойти, — задумчиво сказал Владимир. — И потом, если публика просит.

Действительно, в квартире Таирова и Коонен, вопреки надеждам, не будет музея и все вещи, которые есть в квартире, будут распроданы. Здесь же находятся друг Володи — Всеволод Абдулов и его мама Елочка.

— Не верится, что все это будет распродано, — грустно говорит Елочка. — Володя, пожалуйста, возьмите из этих вещей хоть что-нибудь, потому что они — свидетели жизни артистов русского театра — не должны попасть в случайные руки. Им лучше жить у вас с Мариной.

Марина и Володя прошли по комнатам, очень темным, только на стенах на обоях где-то остались светлые пятна. Раньше здесь висели картины, сейчас их уже забрали. Везде коробки с вещами, свернутые ковры. Очевидно, что, если бы те, кто здесь был, могли забрать все, здесь было бы уже пусто. Но мебель слишком велика и громоздка, а в современных квартирах практически нет места — маленькие дверные проемы и небольшие комнатушки, ничего не поместится.

— А у нас сейчас большая квартира с холлом, нормальный коридор, — задумчиво говорит Володя и, обращаясь к Марине, добавляет: — Посмотри и выбери что хочешь.

Володя сел в красивое кресло темного дерева в стиле ампир и просто утонул в нем. У этого кресла очень высокая спинка, как у плетеных шезлонгов, которые можно видеть на пляжах на севере Франции. Марина несколько минут смотрела на это кресло и устроившегося в нем Владимира.

— Давай возьмем это кресло! — выпалила она.

— Давай, — ответил Володя, устраиваясь поудобнее. — Ты посмотришь что-то еще?

— Да, да, конечно.

Марина продолжила свое путешествие по старым темным комнатам. Она замерла перед большим письменным столом с многочисленными ящичками и выдвижными частями. Он похож и на конторку, и на бюро. Такой стол очень нравится Марине — Володе будет удобно писать за ним стихи, а в этих ящиках можно хранить бумагу, писчие принадлежности… Такая форма бюро сейчас снова популярна. Мебель типа шкаф-бюро, бюро-письменный стол, бюро-секретер красивая и выглядит очень артистичной. Марина в тот же момент представила себя сидящей в роскошном кресле, а Володю — за этим столом. Этот шкаф-секретер, представляющий собой помесь книжного шкафа и письменного стола с отделениями для бумаги, фото, книжными полками, уже в голове Марины стал частью ее интерьера — она уже не представляла свою квартиру без него!

Маринино путешествие по квартире Коонен заканчивается у огромного платяного шкафа. Здесь висят на железных плечиках дорогие старомодные платья — тоже на продажу. Пахнет гримом и нафталином. Просто пройти мимо такой красоты невозможно: платья из прошлого — чудесные и загадочные. Каждое со своей историей.

Они ушли из квартиры немного грустные и подавленные. Володя взял Марину за руку и тихо сказал:

— Я хочу выражать свои эмоции. Я хочу быть лучше, чем я есть сейчас. Знаешь, а ведь после ничего не останется. Просто устройство своей жизни. Просто на какое-то время. Вот сейчас тебе нравится какой-нибудь фильм, да? Пройдет время, и ты забудешь про него. С песней, рисунком то же самое. Каждому свое время. И мне грустно и оттого, что не все всегда получается, хотя я пытаюсь что-то изменить. Мне жалко. Но жалость к себе — противное качество, поэтому я не жалуюсь.
Глава 16. Высоцкий у студентов

Конец семидесятых. Острота стихов Высоцкого для того времени казалась безумной, его стихи запрещали, выступления организовывались не часто. На какие только ухищрения не шли организаторы, чтобы иметь возможность провести эти концерты. Однажды в здании МКУ оформили концерт как лекцию… Сам Высоцкий любил выступать перед студентами — по его мнению, это была самая благодарная аудитория и между тем самая подкованная, самая активная, самая мобильная. Молодые люди живут книгами, читают их и обсуждают современных авторов. При этом на встречи приходят самые разные люди.

Очередной концерт Высоцкого проходил в стройотряде — в деревне, где Высоцкого никто не знал в лицо. Когда он приехал, ему понадобилось позвонить, а телефон был только у председателя сельсовета, к дому которого его и направили. В этот вечер там в ожидании концерта собрались жители деревеньки. Собрались, сидят, ждут, сами не знают чего. Курьезов, конечно, было не избежать. Деревенские кумушки уже начали перемывать косточки московским гостям — еще бы, приезжают тут всякие, отрывают от работы! А делать-то что прикажете??? Стой вот тут, жди.

— Любезные, — послышался мужской голос.

Женщины обернулись.

Естественно, Владимир Высоцкий в сопровождении своей команды подходил к ним. Позвонить-то нужно было. Но Высоцкого в той деревне в лицо никто не знал. Дамы только презрительно поджали губы, разглядывая столичных гостей.

— По какому поводу собрались, дамочки? — спросил один из них, невысокого роста, в джинсах и коричневом замшевом пиджаке.

— Та вот ждем концерта какого-то Высоцкого, — ответила жена предсельсовета, — говорят, бандит бандитом, ни слова без мата, пьет не просыхает, но поет, вишь ли, закачаешься.

— Ну, вот он я, бандит Высоцкий, стою перед вами, делайте со мной что хотите, но только дайте, пожалуйста, позвонить, — совершенно спокойно, с улыбкой разведя руки в стороны, ответил Владимир Семенович.

— Ой! — начала извиняться женщина.

Но Высоцкий в ответ только рассмеялся.

Перед концертом Высоцкого провели по лагерю, и он очень удивлялся, что студенты живут в палатках:

— Надо же, прям, как геологи…

— Конечно, Владимир Семенович, а как же иначе…

Условия полевые — выступать было негде. При этом студентов набралось множество — все хотели видеть кумира. Чтобы решить проблему, в столовой составили вместе четыре стола — собрали некое подобие сцены, — на которых Высоцкий и выступал, как на сцене. А на них поставили стул, чтобы шансонье мог сесть.

— Ну что, товарищи студенты, — с усмешкой начал Владимир. — Приветствую!

В ответ столовая разразилась громогласными криками.

— Привет, Высоцкий! — кричали на разный лад молодые люди.

— Я сегодня, пожалуй, не буду петь приевшиеся песни с магнитофонных кассет и исполню то, что не было на слуху. Согласны?

Конечно, студенты были согласны, о чем известили актера громким рокотом. Минут за сорок Высоцкий отпел свою программу (одной ногой он стоял на столе, другую поставил на стул), а потом выполнял заявки, чередуя серьезные вещи с шуточными и лирическими. При исполнении первых он настолько входил в образ — рвал и стрелял, падал в пропасть, — что становилось страшно. Казалось, взбухшие вены на его руках и висках не выдержат и вот-вот лопнут, что в таком напряжении нельзя исполнить больше одной-двух песен, но Высоцкий тут же перевоплощался в кого-нибудь еще, и аудитория могла ненадолго расслабиться. На всех концертах Высоцкого эмоциональное воздействие на зрителей было невероятно мощным, его можно было сравнить с массовым гипнозом. Из забавных курьезов Владимир помнил, как одна из его знакомых однажды со смехом рассказала, что, когда после концерта Высоцкого пришла домой, ее выражение лица было таким, что муж, открыв дверь квартиры, спросил: «Вам кто нужен?» Он просто не узнал свою жену…

Концерт шел своим чередом. Иногда Высоцкий забывал слова своих песен, путался, но это нисколько не портило общего впечатления. Наоборот, аудитория с восторгом выслушивала его объяснения:

— Вы извините, я стал забывать эти песни. Их просто очень много, я припевы забываю, но в чем там дальше дело — помню.

Студенты и сами подпевали Владимиру, зная его песни наизусть. Каждая из них производила на молодые души и сердца неизгладимое впечатление, а вот к концу концерта было видно, как Высоцкий устал.

Но студенты не хотели отпускать кумира. Посыпались вопросы, среди которых было много неоднозначных. Молодым людям хотелось знать мнение Владимира о многих вещах. Просили прочитать стихи, что Высоцкий и сделал, а потом снова засыпали вопросами.

— Почему ваши стихи не печатают? Нужно же это публиковать! — негодовали студенты.

— Вы знаете, я тоже считаю, что хорошо бы эти стихи опубликовать. Но, к сожалению, из редакций мне их все время возвращают или показывают в таком виде, в котором я не соглашаюсь их печатать. Вот в чем дело. Я не помираю с голоду, стихи — это не то, чем я себе зарабатываю на хлеб, я работаю в театре и в кино снимаюсь и так далее. Поэтому тот факт, что меня не печатают, не очень сильно меня расстраивает, я предпочитаю оставить стихи здесь (Владимир показал рукой на голову), здесь (его рука указала на область сердца) и у вас. Если вы их любите, в сердцах, и в таком виде, в каком я хочу, анев том, в каком они предпочитают.

Спрашивали о его отношении к России, к стране. А как иначе, ведь всем интересно было услышать мнение кумира. Высоцкий и не стеснялся. Отвечал правду:

— Это очень серьезный вопрос, это тема, над которой я уже 20 лет работаю своими песнями, поэтому, если вы действительно хотите узнать мое отношение, постарайтесь как можно больше собрать песен… Вот сейчас я хочу вам показать одну песню, в которой, может быть, частично дан ответ на ваш вопрос. Песня называется «О старом доме», она должна была звучать в фильме «Пугачев». Ну, а если говорить примитивно, я люблю всё, что касается достоинств Родины, и не принимаю всё и ненавижу многое, что касается недостатков.

Потом было застолье в той же столовой.

Поварихи и официантки, толпясь в дверях, смотрели на него не отрываясь. Перед Высоцким поставили целую жареную курицу, он отломал ногу, взял граненый стакан… и сказал фразу, от которой официантки чуть не разрыдались от умиления и счастья:

— Девки, мне никогда так не пелось и никогда так не елось, как у вас!

Владимир всегда умел выбирать нужные слова, которые ложились на душу тех, с кем он общался!

Его оставляли переночевать, поскольку достаточно много выпили, но Владимир Семенович категорически рвался в Москву, потому что ночью должна была звонить его любимая Марина Влади.

После концерта, когда Высоцкий садился в такси, один из студентов-организаторов протянул ему конверт с деньгами.

Ребятам было поручено распространить на факультете билеты лотереи, и они распространили их с десятикопеечной наценкой, как входные на концерт.

Это было гениальным решением, благодаря которому всё распространилось за один день. Из тех копеек и образовалась прибавочная стоимость за билеты, которую честные студенты хотели отдать Владимиру.

— Что это ты мне даешь? — удивился артист.

— Деньги за концерт.

— Со студентов денег не беру! — гордо ответил Высоцкий и уехал.

За такие концерты руководители практики и другие руководители обычно получали по шапке, ведь они были не согласованы с руководством. Но эти неприятности были ничто по сравнению с тем, как студенты были благодарны за возможность видеть своего кумира.
Глава 17. Подпольные концерты

Высоцкого, талантливейшего актера и певца, почти все годы держали на так называемом голодном пайке. И дело даже не в том, что кроме Театра на Таганке ему не предоставлялась официально никакая другая сцена. И не в том, что, когда ему удавалось выступить перед своими поклонниками с помощью верных друзей и почитателей, за этим следовали грубый чиновничий окрик и очередной период затишья… Владимир, как любой творческий человек, хотел не только славы — он хотел зарабатывать, получать хорошие деньги. Ведь на его концерты ломились люди, они повисали на окнах, открывали двери, чтобы слышать его голос, пусть даже стоя на улице, но артист получал копейки. Основные деньги клали себе в карман организаторы концертов.

Это тема, которой никто не любил касаться. Владимир не обсуждал эту тему с женой, но, как любой мужчина, он хотел зарабатывать, и зарабатывать много, чтобы его женщина, его любимая ни в чем не нуждалась. И для этого был вариант — вариант организации подпольных концертов, ведь спрос на Высоцкого был огромный, желающие увидеть кумира были всегда, и желающие заплатить за атакую возможность — тоже. Равно как находились и те, кто готов был за скромную плату помочь в организации таких выступлений. Ведь Владимир хотя и хотел многого, но, как многие творческие люди, не обладал способностью к организации; петь, читать стихи, общаться с публикой — да, но вот организовать концерт — решение такой задачи было Владимиру не под силу.

Именно из-за подпольных концертов впоследствии вспухнет дело, которое будут возбуждать против Высоцкого и его друзей. ОБХСС будет доказывать, что подпольные концерты организовывались в Москве, Ленинграде, Ижевске, Минске.

И тем не менее желание жить как человек, вспыхнувшее в Высоцком после его поездок за границу, было сильнее. Он готов был решиться на такую аферу, чтобы получить новые возможности. Главное — чтобы организовывали выступление надежные люди. А такие находились всегда! Высоцкий не любил представлений через посредников — те, кто хотел легких денег, находили его сами. Ловили до или после спектакля, иногда во время репетиции и так знакомились с ним. Именно там, в кулуарах театра, или просто на улице договаривались о выступлениях…

— Товарищ Высоцкий, товарищ Высоцкий, — как-то раз окликнули Владимира после выступления. — Можно вас? На минуточку.

Владимир помедлил, но все же подошел. Мужчины представились: один назвался Эдуардом, второй. имени второго Высоцкий не запомнил. Суть дела была до банальности проста — предлагали организовать выступление.

Владимир задумался, деньги, как всегда, были нужны. В итоге, согласившись, он поставил незнакомцам два условия.

— Во-первых, — сказал он, — ребята, все равно я знаю, что вопреки всем запретам вы будете мой концерт записывать. И хочу, чтобы вы быстренько сделали мне копию записи, потому что у меня нет записей собственных концертов.

— А во-вторых? — спросил тот, что назвался Эдуардом.

— А во-вторых. — Высоцкий помедлил. — У вас в руках американская шариковая ручка фирмы «Янг», подарите мне ее, пожалуйста, я как раз шариковые ручки коллекционирую.

Это условие было принято безоговорочно — ручка перекочевала в карман замшевой куртки Высоцкого, и тот довольно улыбнулся. Обсудили детали, договорились обо всем. Тот человек, что назвался Эдуардом, показался Владимиру очень практичным. Даже слишком — он быстро все схватывал, решал денежные вопросы, был в курсе всего, что творилось вокруг. Впрочем, и Высоцкий ему показался парнем не промах. Позже перед одним из концертов Высоцкий заметил у него в руках красивую японскую пьезозажигалку. Тогда это было редкостью — Эдуарду подарили ее представители японской делегации, с которыми он вел переговоры не так давно. И Владимир попросил у него зажигалку — дескать, очень понравилась.

— Знаешь, — сказал Эдуард, решивший схитрить, — эту зажигалку мне только что подарили, я хотел бы немного ею попользоваться. Зато скоро я заеду к тебе и отдам.

На самом деле зажигалка мужчину не шибко интересовала — просто очень любопытно было побывать дома у Высоцкого. И этот визит действительно состоялся, причем Высоцкий у себя в квартире в ответ на подаренную зажигалку подарил гостю портмоне из крокодиловой кожи, которое его супруга Марина Влади привезла из Парижа.

Своим помощникам — тем, кто помогал в организации концертов, — Высоцкий сам иногда звонил перед своими приездами в город. Вот едет он в Ленинград — набирает местному знакомому, едет в Ижевск — звонит другому другу. А что было делать? Он действительно сам просил организовать ему концерты, чтобы подработать. Ситуация складывалась прямо противоположенная той, что частенько описывали журналисты: за Высоцким бегают, уговаривают, а он с трудом соглашается. Но одно дело, когда тебя зовут выступать на 3–4 часа на концерт за копейки и ты работаешь на чужих людей, тратя свои нервы, силы время… За один такой концерт Владимир худел на 2–3 килограмма. И совсем другой — когда делаешь ты это ради себя, ради того, что хочется тебе.

Владимир доверял только определенному кругу лиц. Наверное, потому эта сравнительно небольшая группа людей организовала рекордное количество ленинградских выступлений Высоцкого — он сам был инициатором некоторых из них. Иногда, конечно, не все проходило гладко, ведь благодарные помощники работали тоже не из чистых побуждений — они хотели получить свою прибыль, точно знали, сколько заработают на концерте и сколько кому должны отдать. И пусть потом они рассказывали трогательные истории о том, как все заработанные деньги отдавали Высоцкому, говорили о том, как организовывали в небольших залах его концерты и точно по числу мест собственноручно вырезали кусочки бумаги, где от руки писали список песен и ставили штампы, чтобы посторонние не прошли на концерт. Конечно, были среди них и люди увлекающиеся, но даже гипотетический разговор о финансовой составляющей организации такого концерта с сотрудниками ОБХСС не сулил им ничего хорошего. Так зачем же рисковать на пустом месте? Из-за интереса? Или для чего?

Ведь даже непосредственно перед концертом у входа в зал стояли специальные люди, и вовсе не для того, чтобы не пустить посторонних, — они собирали проданные билеты у посетителей, чтобы уничтожить улики. В среднем билет стоил 1 рубль — не так уж и много за возможность увидеть кумира собственными глазами! Поклонников у Высоцкого было множество, и они готовы были платить за такую возможность неплохие деньги…

Но о гонораре договориться удавалось не всегда. Володя не любил, когда его обманывали и на его творчестве пытались нажиться, поэтому в таких вопросах был бескомпромиссен!

— Пятьсот рублей и точка! Не копейкой меньше, — говорил сидящий за рулем автомобиля в одном из своих гастрольных турне Высоцкий.

— Сто пятьдесят, — отвечал ему невысокий лысоватый мужичок, бежавший рядом с авто. — Владимир Семенович, сто пятьдесят — это потолок! Больше нет!

— Ну, на нет и суда нет, — сказал Высоцкий — он-то знал, что на концерт, за который толстяк сейчас хочет заплатить ему 150 рублей, уже раскуплены все билеты — 300 штук по 2 рубля! Не слишком ли большой навар скромный организатор оставляет себе?

Машина медленно двигалась вдоль тротуара, а Высоцкий выжидательно смотрел на толстяка, в котором боролись жадность и совесть. Больше всего хотелось сейчас прямо дать ему по морде — пусть знает! Но Высоцкий сдержался.

— Но Владимир Семенович, — жалобно проныл толстячок.

— Ну, бывай, дружок, — ответил Высоцкий, захлопывая дверь.

Увидев, что Владимир сейчас попросту уедет, организатор поспешно согласился. В конце концов, лучше получить 100 рублей, чем сейчас разгонять полный зал, объяснять поклонникам, что концерт не состоится. После этого диалога Высоцкий припарковал машину, вышел и направился к зданию Дома культуры, где проходил концерт. За ним следовала высокая блондинка, сидевшая с Высоцким в машине. Она несла гитару.

Конечно, Марина знала о том, каким способом Владимиру приходится зарабатывать. И она поддерживала его — приходила на его подпольные концерты, следила за тем, чтобы Володя не пил, помогала… Но время шло — романтика подпольных выступлений примелькалась, и Марина Влади все реже сидела в первых рядах на таких выступлениях Владимира.

Несправедливо, но знаменитые гастролеры СССР конца 70-х Магомаев, Хазанов, Толкунова, Пугачева и, конечно, Высоцкий — имели очень маленькие концертные ставки. А собирали они громадные Дворцы спорта и даже целые стадионы. Организаторы настоящих, официальных концертов тоже не хотели оставаться в стороне. И чтобы привлечь «звезду», администраторы обещали платить (и платили) по договоренности и наличными. Способов было много, один из них, пожалуй самый красивый и яркий, назывался «палить» билеты. «Палить» — в прямом смысле слова. Их просто сжигали, то есть, допустим, билетов продано пять тысяч — часть их оприходовали, а часть билетов сжигали. Деньги за сожженные билеты собирали «мимо кассы» — по организациям и учреждениям, и зрители проходили в зал с черного хода. Расплачивались с залом, то есть платили за его аренду, конечно, отчисляли проценты государству, а остальное платили артистам и оставляли себе. Эту «кухню» знала вся страна. Такой метод давал возможность заработать администраторам, а также можно было заплатить артистам не по их нищенской ставке. А те, что собирались у людей, пришедших на концерт, возвращали как нереализованные.

Государству это не нравилось, ведь такой подход нарушал принцип отношения государства к артистам: можно ли им было зарабатывать деньги? Актерам, музыкантам — нельзя! А вот начальникам, тем, кто сверху, можно! И ведь через некоторое время уже никто не понимал, почему в открытую нельзя было платить Высоцкому столько, сколько он зарабатывал, — честно, по белому. Но видимо, были на это какие-то своим причины.

Сжигание билетов — это был целый ритуал, превращающийся в настоящий праздник для администраторов и организаторов. Они брали бутылку коньяка, жестяную мусорную корзину или ведро, запирались в кабинете и устраивали настоящий костер, подсыпая понемногу левые билеты в корзину. И когда билеты сгорали, выпивали за это… Все, дело сделано: билетов нет, и ничего уже не докажешь.

Эта кухня работала много лет, исправно кормя и артистов, в том числе и Володю, и организаторов концертов. Но потом власти решили «прикрыть лавочку», и под горячую руку, как это часто бывает, попался «опальный» Высоцкий. Все началось с того, что посадили одного администратора. Это был молодой парень, а работал он в группе того человека, что организовывал концерты Владимира в Сибири. Его «раскрутили». Испугавшись тюрьмы и ждущей его кары, молодой человек рассказал все: кто, как, когда и, главное, за что получает деньги. И в каком размере. Он пытался обелить себя, а валить все оставалось только на Высоцкого, в надежде, что тот вытащит.
Глава 18. Клиническая смерть

О том, употреблял ли Высоцкий какой-то допинг и что это был за допинг, ходит множество слухов. Чего только не говорили. Но творческому человеку частенько бывает нужна подпитка — откуда брать силы? Зал не только дает энергию, он ее и забирает. Говорили, что Высоцкий начал употреблять морфий и героин, а что такого, ведь на Западе многие творческие люди прибегают к этому средству в целях поддержания формы. Однако вскоре он попал в полную зависимость, и к старой болезни (пристрастие к алкоголю) прибавилась новая.

В последние годы в жизни Владимира и Марины появился еще один человек — врач, который находился с Владимиром рядом. Отношения с Мариной не ладились — болезненно воспринимая все, что происходило с Володей, и видя, что ей становится все сложнее влиять на него, она не могла оставаться равнодушной и не знала, что Высоцкого постигла новая беда. В последние год-полтора он перестал контролировать себя — не мог обходиться без допинга. И когда не было лекарства, лежал вялый, мрачный, иногда злой. Было такое ощущение, что у него отсутствует инстинкт самосохранения. На советы не реагировал, только еще больше раздражался. Буянил, требовал, чтобы его оставили в покое, кричал «Не лезьте!»… Именно такая атмосфера царила тогда в жизни Высоцкого, но он все равно хотел оставаться любимым во всех уголках Советского Союза артистом, проводил концерты, ездил с выступлениями. Убедить его в том, что это опасно, было нельзя. Когда врач Анатолий Федотов — друг Володи — пытался это сделать, ничего не выходило. Дело едва не дошло до драки — Владимир просто вытолкал его из квартиры. Правда, уже вскоре звонил, виновато басил в трубку:

— Толян, не обижайся. Чего не бывает между друзьями. Приезжай!

Диалоги эти проходили постоянно. Высоцкий просил прощения, ему не хотелось оставаться одному. Друзья читали ему нотации, и Высоцкий, словно маленький шкодливый ребенок, выслушивал их, кивал головой. Он прекрасно понимал, что нужно завязывать со своим пристрастием, иначе всё может закончиться очень плачевно, но ничего не мог поделать с собой — зависимость была сильнее. Израненная душа требовала полета, и получить это ощущение по-другому он уже не мог. Марина все больше времени проводила во Франции — оно и понятно: работа, дети. Владимир тоже уходил с головой в работу: постоянно ездил по концертам, выступал, уставал жутко — организовывал по 2–3 концерта в сутки, выматывался, надеясь таким образом заглушить пустоту, но. не мог. Ему казалось, что он уже хуже стал писать, его песни уже не такие яркие и хлесткие, правда, зритель. зритель по прежнему его любит. Не предает.

«Чем такая жизнь, лучше броситься с балкона», — иногда думал Высоцкий. А потом выходил на сцену, погружался в свои эмоции полностью, растворялся в них, и становилось легче.

Было сложно. В пылу алкогольного безумия он попал в институт Склифосовского. Одна из почек совсем не работала, вторая еле функционировала, печень была разрушена. Его постоянно мучили галлюцинации, он бредил, у него произошел частичный отек мозга. Когда в его палату вошла Марина Влади, он ее просто не узнал, назвал другим именем. Этого французская актриса вынести не могла! И снова долгие поиски, телефонные переговоры, мольбы вернуться.

Изо всех сил старался Володя, и весь 1978 год он был в прекрасной форме. Они вместе с Мариной и ее детьми ездили отдыхать, каждый день Высоцкий делал гимнастику, его тело, красивое и подтянутое, слушалось его беспрекословно! Конечно, срывы были, но, в общем, он держался — держался из последних сил! Вплоть до июля 1979 года.

Марины снова не было в городе. Конечно, они созванивались каждый день, но разве может телефонная трубка заменить живой голос любимой? Спасением казалась только работа — Высоцкий любил зарабатывать, как и любой человек, и работа позволяла ему уйти в себя с головой, не думать ни о чем, кроме зрителей и песен. Вот Владимир собрался на гастроли в Среднюю Азию. Маршрут: Ташкент, Навои, Учкудук, Зеравшан, Бухара. Сева Абдулов, близкий друг, и еще несколько человек ехали вместе с ним. Все в радостном возбуждении, собирают вещи…

То ли от переживания за друга, то ли от другого предчувствия, Толя Федоров попросился ехать с ними. Он — профессиональный медик, если что, сможет помочь Володе, мало ли, понадобится его помощь.

— Володя, а ты не хочешь взять меня с собой? — аккуратно спросил Толя, наблюдая, как Высоцкий пакует свой чемодан.

В ответ тот только расхохотался, мол: «Конечно! С большим удовольствием! Почту за счастье».

Медика оформили как артиста «Узбекконцерта». Кто бы тогда мог знать, что эта небольшая хитрость и желание Федорова не бросать друга спасут Высоцкому жизнь!

Было несколько концертов в Ташкенте, в спортивном комплексе «Юбилейный» он собрал огромный зал! Концерт состоял из двух отделений. В первом отделении выступал Высоцкий, во втором — популярная группа «Красные маки». Сцена была завалена тоннами электронной аппаратуры, зал забит до отказа зрителями. И когда конферансье объявил, что Высоцкий сейчас выйдет на сцену, зрители разразились бурными аплодисментами. Владимир стал петь — его голос звучал мощно, отражаясь от стен Дворца спорта, обладающего, нужно заметить, неплохой акустикой. А вот гитара у него была, мягко говоря, не лучшего качества и звучания — старая и немного расстроенная, но такая любимая! Струны уже очень давно на ней не менялись, но Володя и не хотел менять что-то в своей боевой подруге, только упрямо подтягивал струны в перерывах между песнями. Но все восполняли его необычайный голос и какая-то непонятная харизма. Своей энергетикой он буквально наэлектризовывал зрителей, даже когда не пел свои песни, а просто рассказывал о Театре на Таганке. Он много рассказывал о своем творчестве, театральных постановках, в которых участвовал, и том, насколько популярен был театр, в котором он работал. Его слушали с восторгом, внимая каждому слову…

Ташкент — один из красивейших городов Средней Азии. Недаром его называют жемчужиной Средней Азии. В Ташкенте очень много интересных памятников, впрочем, Высоцкому было не до них. В Ташкенте было организовано много концертов. Иногда Володя даже не успевал как следует выспаться, передохнуть. Толя очень ругался, но Высоцкий только отмахивался:

— Много ли мне надо? Покемарю пару часов и отлично!

И действительно, приехав в очередной зал, Володя доказал, что он прав. Чисто внешне, конечно, — как может измотанный организм отдохнуть за пару часов? — но тогда он удивил всех. Подготовили зал. Особой аппаратуры ставить не надо было, только два микрофона — концерт был полуподпольным, проходил в местном ДК. Администратор Дома культуры сразу заметил, что Высоцкий выглядел очень уставшим. «Наверное, такой бешеный гастрольный график, что на нем лица нет, а через четыре часа выступать, как же он выйдет в таком состоянии?» — подумал он.

Приехали они за час с небольшим до начала концерта.

— Дайте комнату, где поспать, — попросил Высоцкий.

— Так нету у нас. Не гостиница же, — растерялся администратор.

— У вас есть кабинет?

— Конечно.

— Отлично! Это подойдет, — обрадовался Володя. — Вы только туда никого не пускайте, а за пять минут до начала концерта разбудите меня.

Прямо в кабинете он лег спать, не заботясь об удобстве, просто на столе.

— Сейчас сбегаю, мягкие стулья соберу, на них ляжете, — пробормотал администратор.

— Не надо, все нормально, только дверь запри, чтобы не входил никто! — С этими словами Высоцкий подложил под голову две книги и уснул.

За несколько минут до начала концерта Высоцкого открыли, он умылся, и перед людьми стоял совершенно другой человек. Свежий, отдохнувший. Народу на концерт пришло много, как, впрочем, и всегда. Высоцкий вышел на сцену и, как будто маг, гипнотизер, в момент завладел залом. Два часа шел концерт — он рассказывал, пел, отвечал на записки. Мощный голос, даже не надо микрофона, красивая, правильная речь, яркая, сумасшедшая харизма…

Так проходили концерты по всему Узбекистану. И пока они не приехали в Бухару, все было относительно хорошо. Володю и его команду поселили в гостинице — Высоцкий перед концертом проснулся очень рано и пошел на рынок. Зачем он туда пошел? Одному Богу, наверное, известно! Шумная, пестрая, разноплеменная толпа, изобилие всяких экзотических фруктов, пятна непривычно ярких цветастых нарядов, еще более яркие тона всякого азиатского товара, выпирающего по рядам лавок-палаток. Здесь продавали все, и купить можно было практически все что угодно, но что купил здесь Высоцкий — оставалось загадкой!

Толю разбудили крики и стук в дверь:

— Володе плохо!

Наскоро одевшись, Федоров бросился в номер к товарищу. Высоцкий абсолютно бледный — беспокойство, громадные зрачки. Налицо все симптомы отравления, но не только пищевого. И на глазах ему становится все хуже и хуже. И как в глупых фильмах, все стоят, не зная, что делать, куда бежать.

— Ребята, он же умирает! — закричал врач.

— Толя, спаси меня! Пожалуйста, — прошептал Володя и свалился на пол.

А дальше — череда уколов и операций. Укололи глюкозу, но это не помогло — остановилось дыхание, пульса нет. Высоцкий умер!!!

Остановилось сердце. Федоров дрожащими руками достал шприц с кофеином — с очень длинной иглой! Колол прямо в сердце, стал делать искусственное дыхание: рот в рот. Абдулову показал, как делать массаж сердца. И сердце заработало — шансонье удалось спасти! Несколько минут — и Высоцкий дышит. Сам! Без посторонней помощи.

— Я думал, мы потеряли тебя, — прошептал Толя, обнимая друга, когда тот пришел в себя.

— Ты так мне искусственное дыхание делал, что я чувствовал, что моя грудная клетка расширяется, чуть не разрывается, — хрипло сказал Володя, а еще через минуту спросил: — А как же концерт?

— Нет уж, Володя, с таким сердечком и в таком состоянии твои концерты здесь закончены, — отрезал Федоров.

Это была самая настоящая клиническая смерть! Сердце остановилось, и стоило промедлить несколько минут, как Высоцкого было бы уже не спасти! Чудо, что Толик оказался рядом, что смог помочь и спас Володину жизнь… Ему нужно позвонить Марине, нужно прекратить все это, думал Высоцкий, пока Федоров писал для него записку, что делать, если приступ повторится. Эту инструкцию Володя засунул в карман куртки. И в тот же день вся команда с ним улетела в Ташкент, а оттуда Высоцкого отправили в Москву.
Глава 19. Новый, 1980 год

Марина прилетела в Москву в самом конце декабря 1979 года. Конечно, год выдался нелегким — многое произошло, но ей все равно хотелось встретить Новый год здесь, в столице, со своими друзьями, с Володей. С ним необходимо серьезно поговорить, но все это позже, ведь скоро Новый год! Праздник было решено отмечать на даче у Володарских — именно туда Марина и поехала сразу из аэропорта.

Все-таки нигде в мире нет такого Нового года, как в Москве, — это настоящий зимний праздник! Снег, кругом наряженные витрины магазинов, фонарики. Как-то, после очередной заграничной поездки, Высоцкий сказал, что после Парижа в Москву возвращаешься как в разрушенный город. Но перед Новым годом столица преображалась — наряжалась, становясь даже немного похожа на европейскую столицу.

Такси довезло Марину почти до дачи, где, расплатившись с водителем, она вышла из машины. Резкий, холодный воздух ударил в лицо. Женщина завела выпавшую из-под шапки прядь волос за ухо, закуталась в куртку и направилась в сторону дома. Ее кусали снежинки, а холодная вьюга трепала волосы, но это было так приятно! Холодный воздух помогал справиться с мыслями, прийти в себя.

В последнее время их с Володей окружало столько слухов! Говорили, что у Высоцкого уже пару лет как есть любовница — некая девочка, студентка. Высоцкий вникал в ее студенческие дела, проводил с ней время, она кормила его пельменями, пришивала пуговицы к его рубашкам. На этот Новый год якобы Володя подарил ей телевизор и поехал вручать, вот как раз сейчас, пока Марина едет на дачу…

Наконец среди деревьев и снега появились знакомые очертания дома. Убрав перчатки в сумку, она схватилась горячей рукой за холодную сталь ручки и открыла парадное.

— Мариночка! — раздался в глубине дома голос. — А мы вас ждем!

Марина невольно улыбнулась. Как же хорошо снова оказаться в кругу друзей и близких! Она вошла, выпуская облачко горячего воздуха изо рта, и уже через несколько минут, сидя в кресле со стаканом чая в руках, рассказывала последние новости и слушала приветливую болтовню хозяйки дома.

Владимир в это время ехал на дачу. Из Москвы собиралась большая, шумная компания: Сева Абдулов, Валера Янклович, еще много людей — кто-то с женами, другие — с девушками. Новый год обещал быть веселым! Поставили елку, купили мясо, которое решено было запечь в духовке.

Следя за тем, как женщины вынимают из духовки запеченное мясо, Володя неожиданно рассмеялся — вспомнил историю, произошедшую с ним и Борисом Синичкиным в Ленинграде на рынке.

— Я вам сейчас чего расскажу, — сквозь смех сказал он. — Как-то с Борей Синичкиным в Ленинграде мы пошли на рынок купить фрукты и случайно попали в павильон, где продавались гуси. И ему пришла в голову озорная идея. «Смотри, — сказал он. — Сейчас я сделаю так, что все торговки будут между собой ругаться». И правда сделал! Он подошел к первой попавшейся торговке, взял гуся, посмотрел на него внимательно и сказал: «Моя жена поручила мне купить гуся с жирной жопой». Торговка немедленно повернула гуся задом: «Разве это вам не жирная жопа»? Боря задумался, разглядывая гуся. «Хорошая жопа, но хотелось бы пожирней», — ответил он. «Гражданин, — крикнула соседка, — идите ко мне! Уверяю вас, здесь на базаре такой жопы вы не найдете». И правда, начался шум и гам. Торговки со всего павильона кричали: «Ишь ты, самая жирная жопа у меня». Боря поворачивал очередного гуся к себе задом, одним глазом заглядывал внутрь, а другим смотрел на меня, а я уже рыдал от смеха. Наконец он объявил: «Лучше позвоню жене, пусть она придет и выберет жопу себе по вкусу». Мы ушли, но еще долго над павильоном носилось слово «жопа».

Все смеялись, а Высоцкий принялся вспоминать такие рассказы из жизни.

— С тем же Борей были мы как-то в городе Запорожье, сидели на скамейке рядом с рестораном, где шумела свадьба. Нам со скамейки было все видно. Боря опять решил повеселить нас, зашел в зал, где праздновали свадьбу, поцеловал невесту, посадил ее на руки и поднял тост за молодых. Все выпили. Он потанцевал со всеми женщинами, обнимался с какими-то мужчинами, поднимал тосты, пил с женщинами на брудершафт, устраивал массовые танцы, черт знает что натворил и ушел. Мы хохотали и никак не могли понять, как это возможно. А Боря нам объяснил, что на свадьбах никто никого толком не знает. Родственники невесты думают, что ты — гость со стороны жениха, гости жениха не сомневаются, что ты — со стороны невесты, аты — с улицы.

— Действительно! — хохотали гости, вспоминая свои свадьбы.

— Я ведь тоже не всех знал, кто меня поздравлял!

Время приближалось к полуночи. Стол накрыт, елка сверкает. Телевизор включен — идет «Голубой огонек»… Только Володя был трезв и веселиться стал немного грустновато. В такие моменты люди видели, как проявилось другое Володино качество — его необыкновенная скромность. Он сидел на кухне и курил. На столе стоял бокал не то минеральной воды, не то сока, а пепельница была завалена сигаретными окурками. Вспышки огней-гирлянд отражались в стенках бокала. Свет Высоцкий не зажигал, предпочитая сидеть в темноте, задымляя помещение до того, что смог висел под потолком. Володя затушил очередную сигарету и потянулся к пачке за следующей. Хлопнула распахнутая настежь форточка, ударившись о стену.

Володя принес гитару. Но собралась настолько пестрая, разномастная компания, которая была объединена непонятно чем, что за всю ночь даже ни разу никто не попросил его спеть, хотя он пришел с гитарой. А сам Высоцкий был очень приветлив со всеми, всем хотел сделать приятное, спрашивал о делах, предлагал помощь…

Встретили Новый год. Все было хорошо: и природа, и люди.

— А пойдемте на дачу к Высоцким, она же здесь прямо рядом, — предложил кто-то.

Действительно, дача Володи была достроена — он не без гордости показывал гостям свой небольшой домик, который обустраивала Марина, все веселились. А потом легли спать.

Утро первого января. Везде белым одеялом на земле лежит снег. Под ним греются и растут новые цветы, но они представятся человеческому взору еще не скоро. Птицы, к сожалению, не поют, все улетают на юг, в теплые края, чтобы запастись силами и здоровьем, прилетят обратно только в конце февраля, а некоторые и позже. Поэтому на улице стоит приятная тишина, снежинки весело кружатся в хороводе. Новый год — природа и сама обновилась, и люди чувствовали некоторое обновление, были полны сил и энергии, встали поздно, потом завтракали.

Кто-то предложил включить телевизор. Шел фильм о бароне Мюнхаузене — смотрели с удовольствиям, много гуляли. Марина и Володя держались за руки — Новый год, все обновляется, так почему не забыть старые обиды, не плюнуть на все, если они любят друг друга? А вечером снова сидели за столом, снова была большая компания. В общем, провели на даче целый день…

А потом друг Высоцкого Сева Абдулов стал собираться в Москву.

— Сева, ты куда? — спросил Володя.

— В город. У меня спектакль утром, надо ехать. Вот Валера тоже поедет.

Володя закурил сигарету и задумался. А потом тихо сказал:

— Я вас отвезу.
Глава 20. Авария

Друзья не хотели портить идиллию, которая только-только сложилась в отношениях Марины и Володи, но переупрямить Высоцкого было невозможно: он если что решил, то выполнял свое решение.

— Да ладно, Володь, оставайся, — повторял Абдулов, чувствуя себя даже немного виноватым — уж очень ему не хотелось портить другу Новый год!

— Нет, я сам собирался, у меня — дело.

Еще долго мужчины уговаривали Высоцкого: мол, выйдут на шоссе и сами поймают машину, — но тот был непреклонен: «Нет, мне надо в Москву!» Марина от такого положения вещей, конечно, была не в восторге — еще бы! Совершенно не хотелось, чтобы мужчина уезжал, но Высоцкий уже решил — посадил друзей в свой любимый голубой «мерседес» и покатил в город. Сева сел вперед, а Валера — сзади.

Уже через несколько минут после того, как они отъехали от дома, мужчины поняли, что Высоцкому и вправду нужно было ехать в город самому. Зачем — он не признавался, но так гнал по дороге, что сомнений не оставалось — торопится! На улице — второе января, пусто, но дорога заледеневшая, а «мерседес» Высоцкого несся со скоростью около двухсот километров в час! Он вообще не ездил медленнее, заставить Володю сбросить скорость было невозможно. Но сейчас, на дороге — на узком и разбитом Калужском шоссе, когда редкие машины проносились мимо, — эта скорость была опасной. Колдобины и ямы чувствовались слишком хорошо, машину то подкидывало, то слегка заносило. А узкое шоссе виляло и извивалось, уходя то вниз, то вверх. Было пусто: за все время в пути они почти не увидели машин, ехавших навстречу, не увидели и никого, также, как они, выбирающегося в Москву… Людей не было… Только горящий в домах свет говорил, что люди сидят по домам, продолжают отмечать праздник. Все-таки вечер первого января! Калужка словно вымерла.

— Володя, езжай помедленнее, — не выдержал Янклович. — Я целым хочу доехать до города!

На этих словах «мерседес» опасно вильнул, и Высоцкому, как бы тот ни хотел, пришлось немного сбавить скорость. Он несся в Москву, не обращая внимания ни на светофоры, ни на перекрестки. Машина наконец въехала в город — вынеслась на широкий проспект, и Высоцкий снова увеличил скорость. Куда он спешил? Зачем так торопился? Теперь это уже неизвестно; разговаривая с товарищами, Высоцкий даже на дорогу особенно не смотрел — такая у него была манера водить. Как-то раз ему даже сказали, что кончит он где-нибудь в кювете, если не перестанет так гонять по городу, но Володя не перестал. Для того ли он покупал машину своей мечты, чтобы сейчас не иметь возможности получить удовольствие? Все расслабились, все-таки «мерседес» — комфортная машина! Как вдруг Высоцкий увидел что-то большое, синее впереди.

— Ложитесь, погибаем! — закричал он.

С этими словами Высоцкий бросил руль, хватая Абдулова за голову и прижимая ее к подлокотнику. Лишь одной рукой он продолжал выкручивать руль, и авария уже была неизбежна! Послышался звук удара.

Одиноким пустой троллейбус, следовавший, несмотря на новогодний вечер, строго по графику, как раз начал отъезжать от остановки. В честь праздника водитель даже решил не мигать левым подфарником — все равно никого на дороге нет. Серо-голубой «мерседес» он даже не успел заметить и, когда услышал удар в левый борт, искренне удивился: «Откуда тут взялся этот дипломат?!»

— Ты зачем бросил руль? — закричал Валера, потирая ушибленную голову. Кажется, у него было сотрясение.

Янклович корчился от боли, держась рукой за предплечье — то ли перелом, то ли вывих.

— Володя, ты руль-то почему бросил? — заорал Валера. — Ну, зачем?!

Высоцкий только растерянно смотрел по сторонам, переводя взгляд со своего разбитого «мерседеса» на друзей и испуганных девушек, которые ехали вместе с ними, и опять на поврежденную машину.

— Ну… — задумчиво протянул он.

— Что ну, мать твою!

— Я вдруг вспомнил, что Сева уже разбивал голову. Ему больше нельзя, — растерянно протянул Высоцкий.

Водитель троллейбуса выскочил из кабины, подбегая к машине. Каково же было его удивление, когда за рулем авто он увидел кумира всей России — Владимира Высоцкого.

— Вот тебе и новогодний подарочек, — пробурчал он, сдвигая шапку на лоб и почесывая затылок. — Владимир Семенович, вы как?

— Я — нормально, — последовал ответ. — А вот друзья мои не очень.

Володя вышел из машины — он и вправду отделался только несколькими царапинами от разбившегося ветрового стекла. Янкловичу и Абдулову повезло меньше.

— Как же это, — бурчал водитель троллейбуса, вместе с шансонье обходя свою машину.

По правде сказать, когда он услышал звук удара, все, что подумал, — что выйдет сейчас и даст в морду тому незадачливому пьянчуге, что первого января умудрился въехать ему в бок! Да еще на пустой дороге! А тут — Высоцкий. Трезвый.

Поток мыслей Владимира оборвала сирена ГАИ — автомобиль правоохранителей подъехал почти сразу. Они уже давно неслись за «мерседесом» на полной скорости, но догнать иномарку не могли, хотя очень хотели. Владимир, по правде говоря, даже не заметил машины ГАИ, едущей за ним следом, — очень торопился в город.

Два сотрудника милиции вышли из автомобиля, поправляя фуражки и не без удовольствия разглядывая место ДТП.

— Ну вот! Я же говорил, разобьется, — удовлетворенно сказал один.

— Ну, еще бы! Он так гнал! Километров сто восемьдесят.

— Да нет, даже побольше… Дипломаты хреновы…

Впрочем, скепсис сотрудников ГАИ несколько поубавился, когда они увидели, что за рулем попавшей в ДТП машины сидел не кто-то неизвестный, а Володя Высоцкий. Вытянувшись по стойке «смирно», они приветствовали Володю, но потом, вспомнив, что он все-таки виновник ДТП, принялись проверять документы, спрашивать, что и как произошло.

— Как же это так, Владимир Семенович? — спросил низкорослый, лысеющий сотрудник ГАИ, сочувственно глядя на Высоцкого и его искореженный автомобиль.

— Да я сам не знаю как, — растерянно ответил артист.

— Машину-то теперь наверняка под списание.

— Да какое там списание, — вмешался в разговор второй сотрудник ГАИ, — починят, никуда не денутся! Купят вон детали у дипломатов и все починят!!! Не горюйте, товарищ Высоцкий.

— Да я больше как-то не за машину, за друзей переживаю, — сказал Володя, заглядывая в салон машины, где сидели Сева и Валера.

— Дааааа. дела, — протянул гаишник, оформляя аварию.

Как по заказу, через несколько минут подошла машина «скорой помощи». Да и не могла она задерживаться — авария-то произошла прямо напротив Первой градской больницы на Ленинском. Доктора принялись осматривать Янкловича и Абдулова, пересадив их в машину «скорой помощи». Их увозят в больницу, Высоцкий остается разбираться с ГАИ, но уже вскоре его отпускают — что держать товарища артиста, дело-то ясное. Вызвав такси, он уезжает неизвестно куда, но уже через полчаса появляется в Первой градской больнице, поднимая на уши всех врачей. Его громкий рокочущий голос слышится в коридоре, шаги гулко отдаются от стен, весь медперсонал собирается вокруг, все носятся, прыгают вокруг него. Ощущение, что у них детская новогодняя елка — они увидели своего кумира, благо даже события, при которых это произошло, не такие печальные! Женщины галдят, предлагают Владимиру то мандарин, то конфетку, но его беспокоит судьба друзей.

— Так, — спрашивает Высоцкий, — где тут у вас мои друзья?

Молоденькая медсестричка, краснея от смущения, проводит его в приемный покой, и начинается еще большая беготня. Пациентам, благо они несерьезные, уделяют огромное внимание — Севе вправляют руку, Валере делают уколы «Магнезии», чтобы не было спазмов… Неврологи не назначают ему никаких лекарств, только рекомендуют постельный режим и полный покой, а это значит, что и Валера и Сева на несколько дней останутся в больнице.

В ГАИ завели дело об аварии. Не самый удачный момент для такого рассмотрения — Высоцкому только-только предъявляли обвинения в проведении незаконных концертов, Володя нервничает. Даже едет специально в управление ГАИ, чтобы подарить начальнику пластинку с автографом, поговорить. Но дело все равно заводят — была бы авария с частником, еще можно было бы договориться, но товарищ Высоцкий умудрился врезаться не куда-нибудь, а в троллейбус, а это, извините, государственная собственность. Придется оплатить ремонт этого транспорта, кстати, тоже ведь очевидно, что в ДТП виноват Володя.

Кстати, троллейбусное управление действительно потом прислало счет за ремонт — на 27 рублей 25 копеек.

Куда он так спешил в тот день, остается только догадываться.
Глава 21. Травля

Марине позвонили утром, как только разобрались с машиной. Она, конечно, заволновалась, но, в общем, историю с аварией приняла спокойно — по ее мнению, Высоцкий водить не умел, он разбил и свою первую машину — «жигули», и подаренный «рено», и на «БМВ» не раз попадал в аварию. Все живы — это главное. Володя, как мальчишка, любит гонки, любит быструю езду и уверен в том, что справится со своей машиной на любой дороге. А «мерседес» — его любимая игрушка.

— Главное, что все живы… — задумчиво проговорила Марина.

Пока еще она оставалась на даче, ждала, пока на такси приедет Володя, чтобы рассказать ей все лично, чтобы обнять ее, ведь он больше всего испугался, когда увидел, как «мерседес» летит в борт автобуса, за то, что больше не увидит свою Марину. Но главное, что все живы.

Обратно на дачу его вез Шехтман. Погода выдалась солнечной, подморозило, дорога была покрыта тонким слоем льда.

— Что, Володька, не будешь больше гонять? Трусишь?

— Нет, не трушу. и гонять буду! Только вот сейчас еще слишком свежи в памяти вчерашние воспоминания! Так что ты давай, это, не гони, в общем!

Шехтман смеялся — он-то и не собирался гнать, но напуганному Высоцкому, который обычно не передвигался за рулем со скоростью меньше 150 километров в час, сейчас и скорость в 80 километров казалась слишком высокой.

До Марины, тем не менее, они доехали очень быстро. Несколько минут пылких объятий, разговор за чашкой чая, и Владимир уже едет обратно — он должен навестить своих друзей, должен быть с ними рядом. Высоцкий очень болезненно относился к болезням своих друзей, он боялся больниц, но сейчас чувствовал себя виноватым в случившемся и не мог поступить иначе. Он был в больнице каждый день, вплоть до выписки Абдулова и Янкловича из Первой градской больницы.

Первая градская — одна из старейших клиник Москвы. Здесь узкие проходы, низкие потолки, сводчатые коридоры. В тесном, узком коридоре было холодно и мало места. Облицованные кафелем стены неприятно морозили спину Володи сквозь плотный свитер, когда он стоял здесь и ждал, когда же его проведут к Севе и Валере.

— Ну что, мужики, испугались? — смеясь, говорит Высоцкий, заходя в палату.

Сева и Валера, конечно, недовольны.

— Ты вот скажи, за каким хреном вызвался нас везти? Зачем в Москву торопился?! Мы же говорили: такси возьмем.

Высоцкий виновато опускает голову, кладя гостинцы на тумбочку у кровати:

— Ну, извините, братцы, бес попутал.

— Знаю я твоего беса, — не унимается Янклович. — Ведь говорил же тебе — не гони! Снизь скорость! Ты слушал?!

Высоцкий не оправдывается — он чувствует себя виноватым. Но друзья на то и друзья, чтобы забывать обиды. К ним он приходит каждый день, проводит с Севой и Валерой много времени, развлекает медсестер и персонал песнями…

— Вы знаете, как приятно в больнице петь, а не лежать! — говорит Высоцкий. — Когда смотрю на белые халаты, которые меня слушают, у меня просто сердце радуется, потому что я неоднократно видел их наоборот — из положения лежа. Нет, правда, я с удовольствием всегда в больницы езжу выступать. Сейчас у меня такое турне по больницам. В вашей вот я даже по разным отделениям ухитрился пробежаться.

Медсестрички смеются, кокетливо прикрывая рты ручками. Врачи просто улыбаются.

— А что, — честно говорит Володя. — Где друзья лежат мои, там я пою, чтобы их лучше лечили. Пока удается, все вышли, живут. Вот и вы уж, пожалуйста, Севу и Валерку моих лечите хорошо! Чтобы были как огурцы с грядки!

Высоцкого любят все. Он приходил каждый день, и, едва заслышав его громкие шаги, из других палат также высовывались пациенты, чтобы посмотреть на кумира. Еще бы — живой Высоцкий, вот тут! Можно пообщаться, попросить автограф.

Впрочем, пообщаться с Высоцким удавалось немногим. Врачи Первой градской ревностно оберегали своих пациентов, держа свое слово, данное Владимиру. Лечили их хорошо, обеспечивали полный покой, ухаживали…

Четвертого января в Москву с дачи приехала Марина Влади. Друзья Володьки — ее друзья, конечно же Севу и Валеру нужно было навестить. Марина заехала в магазин «Березка» в сопровождении своего друга, накупила дефицитных продуктов — как иностранка, она могла легко это делать. Набила несколько сумок — нужно же, чтобы друзья-приятели поскорее поправлялись, — приехала к больнице. Все-таки Первая градская больница выглядела, по ее мнению, странно — старые корпуса прошлого века, толстенные своды.

Марина вышла из машины и быстрым шагом направилась внутрь, ее сопровождающий только и успел подхватить огромные сумки и последовать за ней. И Высоцкий должен быть внутри — заодно и увидятся! Однако неожиданно Влади стало плохо — она выскочила из дверей словно ошпаренная в накинутом на плечи белом халате. Володя за ней:

— Марина, Мариночка, что такое? В чем дело?

— Володь, я туда не пойду, — твердо сказала Влади.

— Почему?

— Это же ужас! У нас такие больницы — для самых бедных!

Высоцкий посмотрел на Марину, не понимая. Хорошая больница, хорошие доктора…

— Володенька, понимаешь, у нас во Франции больницы совсем другие. Таких, как эта, нет. Точнее, есть, конечно, но туда привозят тех, кто совсем без денег. Это же кошмар! Как они здесь лежат?! Как их тут лечат?..

— Нормально лечат, — разозлился Владимир.

— Не могу я туда пойти! Настроение у меня будет испорчено на весь приезд! Не могу — я спать не буду!

— Ах настроение. Ну ладно!

Володя забрал сумки с продуктами и отправился внутрь. Ругаться с женой из-за такого пустяка он, конечно, не хотел, но ситуация вышла очень и очень неприятная. Могла бы хотя бы привет зайти передать!

В те дни у Высоцкого было две заботы — друзья на больничных койках да гаишники, с которыми он тщетно пытался решить вопрос миром. Договориться о закрытии дела об аварии. Но результатов его старания не дали — со многими поговорил, пообщался, обсудил сложившуюся в стране ситуацию, предстоящую Олимпиаду-1980, Театр на Таганке. Но «закрыть» дело так и не смог.

Высоцкий даже поднял старые связи — обратился к братьям Вайнерам, к своему школьному другу, который занимал высокий пост в ГАИ, даже к одному генералу — начальнику Академии МВД. Но результат нулевой — на опального артиста Высоцкого уже обращено пристальное внимание, его обвиняют в организации подпольных концертов, идет следствие по этому делу, и автомобильная авария подворачивается как нельзя кстати — ДТП как раз характеризует дебошира-артиста с нужной следствию стороны. Как закроешь такое дело? Рука не поднимается!

И вот, 6 января в Первой градской появляется следователь по особо важным делам из Ижевска — именно ижевские концерты Высоцкого привлекли внимание властей. Фамилия его Кравец. Он пытается допросить Янкловича и Абдулова. Первым вызывают на допрос Валеру, который в Ижевске был вместе с Высоцким — эти же концерты помогал организовывать… Его выводят из палаты, ведут куда-то по коридору — на допрос. А Сева выбегает звонить Володе:

— Алло! Володя! Тут такое дело — следователь приехал, Валерку на допрос повели.

Бросив только короткое «Еду», Высоцкий срывается с места. 20 минут — и он уже в больнице, идет по коридору. Даже скорее бежит, да так громко, что шаги его раздаются по всему корпусу.

— Где они? — грохочет Высоцкий, вбегая в палату.

Сева только показывает рукой в направлении, куда увели Янкловича.

Минута — и Высоцкий врывается палату, где идет допрос.

— Возвращайся в палату, — говорит он Валере.

— Товарищ Высоцкий, вы не имеете права, — начинает было Кравец. — Я — следователь по особо важным.

— Да мне плевать, кто ты! — рычит Высоцкий. — Ты какое право имеешь опрашивать людей в больнице? Разрешение у тебя есть?!

— Нет, но я его получу.

— Вот получишь, тогда и приходи! Тогда другое дело.

Кравец обиженно посмотрел на Высоцкого. Валера тихо вышел и направился к себе в палату.

— А между прочим, Владимир Семенович, у меня есть санкция прокурора допросить и Вас, — вытащил козырь из рукава следователь по особо важным делам.

Это заявление и вовсе взбесило Высоцкого.

— Что-о?! Меня?! Да пошел ты!.. А ну пошел отсюда!!!

Высоцкий так кричал — он буквально выгнал следователя по особо важным делам из больницы. А между тем этот самый Кравец оказался фигурой более чем типичной для тех времен. Ему важно не дело и не работа — важна собственная значимость… И внимание к тому невероятно важному делу, которое он совершает, ведь будет спасена честь и финансовое благополучие страны! Будет посрамлен опальный поэт, которому даже не разрешалось выходить на другую сцену, кроме как на сцену Таганки. Конечно, он хотел распутать это дело, довести его до конца, доказать виновность Володи, чтобы поднять собственную значимость. В виновности Высоцкого этот человек даже не сомневался, и вдруг тот, чья вина, можно сказать, уже почти доказана, выгоняет его — сотрудника МВД — из больницы! Такого унижения он стерпеть не мог! И уже на следующий день он появился в больнице снова, в сопровождении московского сотрудника и с разрешением на допрос в присутствии врача. Вместе с ним — полковник Сарычев из московского ОБХСС. Своим поведением Володя просто вынудил Кравеца решить, что дело Высоцкого он «дожмет» во что бы то ни стало.

Несколько дней допросов и разбирательств, недовольные взгляды со стороны Кравеца в сторону Володи, презрительные — в обратном направлении. И вот наконец ненавистный Высоцкому следователь по особо важным делам покидает Москву. Но после него остается бумага, в которой написано, что «артист Театра на Таганке Владимир Высоцкий якобы специально вечером 1 января 1980 года разбил свою машину марки «мерседес», чтобы укрыть в больнице свидетеля Янкловича — свидетеля по делу, ведущемуся в Ижевске».

Высоцкий поднял на ноги всех своих знакомых, чтобы закрыть это дело. Но никто помочь не мог.

Десятого января из Москвы улетела Марина Влади. Она еще ничего не знала о болезни, Высоцкий умел скрывать то, что хотел спрятать от глаз своей любимой. Но говорить о допинге придется, ведь без этого многие события будут просто непонятны. Проходит несколько месяцев — дело идет своим чередом, Высоцкий летит к жене в Париж.

В самолете доброхоты «помогают» ему сорваться в очередной раз, и Володя оказывается в клинике Шарантон под Парижем. Любимого актера ждут в это время в Варшаве. Из-за болезни часть спектаклей отменяется. Марина Влади впервые узнает о том, что Высоцкий «сидит на лекарствах». Она забирает его на юг Франции в домик своей сестры. Но через 10 дней у нее опускаются руки, она отпускает мужа. Живым она его больше не увидит.
Глава 22. Огорчение сердца

Ему было 42 года. Он не погиб на дуэли, как Пушкин и Лермонтов, не пал на поле боя, а убил себя сам, как Маяковский и Есенин. Причина его смерти была не менее драматичной. Высоцкий долго боролся со смертью. Но к середине 1980 года этот поединок превратился в ожесточенную схватку…

Высоцкий пробовал разные процедуры, пытаясь снять психологическую зависимость. Когда он несколько дней лежал под капельницей, физиологическую зависимость удалось победить, но постоянное чувство тоски по Марине, которая теперь знала правду и, как казалось Высоцкому, бросила его, чувство недовольства, нервозность требовали успокоения. У Высоцкого было только одно успокоительное, которое действовало всегда безотказно — уносило его в дальние дали, помогая забыть обо всем. Он решился на гемосорбцию — очистку крови. Кровь Володи Высоцкого несколько раз «прогнали» через активированный уголь — это мучительная и болезненная процедура, но он пошел на это. Но гемосорбция не улучшила, а ухудшила его состояние.

Шел июль 1980 года. В Москве — Олимпиада. Улицы города пустые. Город очистили от необязательных лиц, здесь присутствующих и проживающих: от лиц без определенного местожительства и определенных занятий. Так называли бомжей, проституток. Судя по тому, как мало осталось людей в летней Москве, вывезли очень многих. Вывезли и тех, кто не очень презентабельно выглядел — отправили за 101-й километр. Зато вместо всяких непрезентабельных личностей в столице появились продукты. Не то что дефицитные, а диковинные для того времени! Завезли пепси-колу и фанту. Многие тогда впервые познакомились с этими напитками в массовом порядке, появились американские сигареты. Молодые люди, у которых был лишний рубль и которые хотели произвести впечатление на девушек, их покупали, прогуливались вечерами по городу, раскуривая такие папиросы, и стреляли глазами в проходящих мимо красавиц.

Высоцкий к Олимпиаде был равнодушен. Это был самый страшный период его жизни.

— Мне словно все время холодно, — говорил он своим друзьям. — Прихожу домой. Тепла ни от кого нет. Хоть к матери иногда приезжаю, с ней хорошо.

Наверное, Володя в то время тосковал по своему прошлому, по детству, по жизни на Большом Каретном, поэтому частенько проводил время у мамы. Даже его последний концерт, который прошел 16 июля в Подлипках, был наполнен какой-то странной, непонятной грустью. С Володей на концерт поехали многие его друзья — не хотели оставлять Высоцкого одного… А Володя, сидя на стуле посреди сцены, очень много рассказывал собравшимся о Большом Каретном, о доме, в котором прошли, наверное, лучшие годы его жизни, о друзьях, о Шукшине, Кочаряне, Макарове, Тарковском. Здесь же он спел свою «Балладу о детстве», которую сам Высоцкий называл «Балладой о старом доме».

— Это действительно песня о моем детстве и о моем доме, — как-то грустно сказал Высоцкий и запел.

Начиналось все очень тихо, но ближе к концу концерта он разошелся — зрители снова увидели любимого ими Высоцкого, того, который умел перевоплощаться в героев своих песен, который дарил удивительную энергетику и никого не оставлял равнодушным. Может быть, что-то чувствовал? Хотел, чтобы его последний концерт был ярким и запоминающимся? Хотя, конечно, Володя этот концерт своим последним не считал — на 24 июля уже было назначено выступление по телетайпу: Высоцкий должен был выступать перед работниками космической промышленности, и он очень хотел это сделать! А после своего концерта в Подлипках поехал, как всегда, в Москву. Ведь 18-го у него был спектакль — «Гамлет», который он каждый раз играл с огромным удовольствиям. Каждый, но не этот…

В этот раз на спектакле не было Марины. «А жаль», — почему-то подумал Володя, сам удивившись своим мыслям. Марина не простила его, отпустив и сказав, что его зависимость, видимо, для него дороже, чем она сама. Что мог ответить Высоцкий? Только что он борется, пытается победить эту зависимость. Но не может. Силы воли не хватало…

«Гамлет» шел тяжело. Высоцкий чувствовал себя плохо. Его последний спектакль не обошелся и без накладок — когда в сцене с Офелией занавес задел гроб, актриса оказалась лицом к лицу с призраком отца Гамлета, которого не должна была видеть по спектаклю. Актеры удачно обыграли эту «накладку». В антракте поговорили, что ее хорошо бы закрепить.

— Я чуть слова не забыл, — признался Володя. — Хотел уже спросить тебя, как там дальше. Представляешь, просто вылетело из головы!

— Ну, ничего, выкрутились же! — приободряла Наташа Сайко, исполняющая роль Офелии.

— Я что-то так устал в последнее время. Ничего не хочу. Чувствую себя плохо!

— Скоро отпуск, можно будет отдохнуть.

— Да, скоро отпуск, — как-то задумчиво прошептал Володя.

Настроение у него в тот день было мягким, добрым — редкость для последнего времени.

После антракта ему стало плохо. Выходил со сцены, пил лекарства, просил позвать Толю Федотова. Тому немедленно позвонили — Толя сорвался, поехал. Успел к сцене «Мышеловка», когда Высоцкий чувствовал себя уже очень плохо. Он моментально выскочил, хотя и должен был быть на сцене. Он выбежал за кулисы:

— Толя, поставь мне укол! Чувствую, что не дотяну!

Федотов вколол ему лекарство, и Высоцкий вернулся на сцену абсолютно бледный, а потом, когда играл, становился красный, возбужденный, красные глаза. Доиграл, ничего не скажешь, хотя состояние у него уже было предынфарктным. Каждый раз, когда Володя выходил за сцену, Толя спрашивал его:

— Как, Володя?

— Ой, плохо! Ой, не смогу.

Но смог… Только когда занавес развернулся и отгородил артистов от зала, Володя сказал:

— Я так устал. Не могу больше, не могу!

— Володенька, миленький, потерпи, ну еще немножечко.

Духота. В зале, на сцене, в театре. Володе казалось, что нечем дышать, что еще немного, и его сердце просто остановится от нехватки воздуха. Все актеры перед выходом на поклон выбегали в театральный двор. На них костюмы — чистая шерсть, ручная работа, очень толстые свитера и платья. Все давно мокрое. На поклоны почти выползали от усталости.

Алла Демидова, исполнявшая роль Гертруды, пошутила:

— А слабо, ребятки, сыграть еще раз?

Никто даже не улыбнулся, и только Володя вдруг остро посмотрел на нее:

— Слабо, говоришь? А ну как не слабо?!

Понимая, что это всего лишь слова, но зная Володин азарт, актриса быстренько отыграла назад:

— Нет уж, Володечка, успеем сыграть в следующий раз — 27-го.

И не успели.

На следующий день после спектакля Высоцкий ушел в «крутое пике» — таким его еще никто не видел. Что-то хотел заглушить? От чего-то уйти? Или ему надоело быть в лекарственной зависимости? Хотели положить его в больницу, уговаривали. Бесполезно!

— Никуда не поеду, — кричал Высоцкий. — Ни-ку-да! Мне хорошо!

Грозились силой увезти, но почему-то так и не выполнили своих угроз. То ли боялись Высоцкого, то ли просто думали, что все обойдется, как обходилось много раз до этого. И вот, 23 июля Высоцкому стало плохо. Он метался в бреду, приезжала бригада реаниматоров из Склифа. Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привезти к нему на дачу, или же нужно было везти Володю в больницу, но, чтобы делать такую процедуру, нужно было вставлять трубку в рот — можно было повредить связки. А для певца это подобно смерти _

Больше часа спорили врачи и родные в квартире Высоцкого. Решали, что делать, и решили, что будут забирать его в больницу через день, когда освободится отдельный бокс. Володя уже спал.

На следующий день Высоцкому стало хуже — он, как безумный, метался по комнатам, кричал, стонал. Звал Марину, звонил ей за границу, умолял вернуться, говорил, что любит ее, что бросит свою зависимость, что все будет хорошо…

— Я уже билет купил на 29 июля! Лечу к тебе, — говорил он в телефонную трубку.

Но как часто Марина слышала это! Этот возбужденный голос! Она уже знала, что не все в порядке, что Володя опять не в себе, но тогда еще не догадывалась, что это их последний разговор. И ничего не сказала своему русскому мужу.

Высоцкий повесил трубку. Грустно посмотрел на свою маму, стоявшую рядом и гладившую его по вспотевшему лбу, и сказал Нине Максимовне:

— Мама, я сегодня умру.

Эта ночь была для него очень тяжелой. Заснул Володя только от укола снотворного. Его мучали галлюцинации, он все время с кем-то говорил, маялся. Потом затих и уснул на маленькой тахте, которая стояла в большой комнате. Между тремя и половиной пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Когда точно остановилось сердце Владимира Высоцкого — трудно сказать. Потом в свидетельстве о смерти записали: «Смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности, которая развилась на фоне абстинентного синдрома.».

Это был его финал. Таков был исход его болезни — очень печальный, непоправимый. летальный исход. Ничто и никто уже не в силах помочь — ни воля, ни врач, ни друг. Занавес опущен.

Высоцкого можно было любить или не любить, но никто не может отказать ему в огромном таланте и неподражаемой индивидуальности. Как поэт и певец он был гением. Когда Володя брал гитару и начинал петь, он был как натянутая стрела, дарил такие эмоции, которые не мог подарить ни один другой человек на всей планете Земля.

Володя Высоцкий ушел, и это большая утрата. Врачи говорят, что инфаркт — огорчение сердца — это точное определение. Высоцкий был мужественным, своим разумом терпел и боролся с несправедливостью, а вот сердце — этот тонкий механизм — не выдержало битвы и, огорченное, перестало биться…

— От чего умер Володя? — спрашивали артисты друг у друга.

— Он умер от себя, — позже по этому поводу очень точно заметил актер Вениамин Смехов.

А потом, после его смерти, были долгие обсуждения, где хоронить Высоцкого. Отец настаивал:

— Только на Новодевичьем!

И все это было серьезно, начали пробивать. Пытались связаться с Галиной Брежневой, но она была в Крыму. Второй вариант — хотели выйти на Андропова. С большим трудом удалось уговорить отца Высоцкого на другое кладбище, ведь в 1980 году Новодевичье кладбище было закрытым. Поехали на Ваганьковское. Директор кладбища чуть не заплакал, когда ему предложили деньги:

— За кого вы нас принимаете?! Высоцкого хоронить за деньги?! Я отдам вам любое место. любое место — ваше!

Высоцкого хоронили в черном, он — вечный Гамлет. Это был его последний спектакль, он задыхался, но играл. Умирающий Гамлет. В титрах — две недели до смерти, неделя, последние часы. 28 июля, часа в четыре утра, в подъезде дома на Малой Грузинской была панихида. Были самые близкие — мать, отец, Марина Влади, сразу же прилетевшая в Россию, Людмила Абрамова, Володины сыновья — Никита и Аркаша. Поставили гроб, играл небольшой оркестр студентов консерватории: рядом — их общежитие. Было такое прощание. А потом на реанимобиле гроб с телом Высоцкого перевезли в театр. Реанимобиль — и целый кортеж машин.
Глава 23. Навеки с нами

Официально о смерти Владимира Высоцкого было сообщено крохотной заметкой в черной рамке в газете «Вечерняя Москва», гласившей, что умер артист Театра на Таганке, заслуженный артист РСФСР такой-то. Но даже эту заметку руководству Театра на Таганке удалось пробить с большим трудом. Власти и вовсе хотели замолчать смерть кумира миллионов. Но Москва узнала печальную новость без всяких заметок утром 25 июля 1980 года, и люди стали приходить к культовому театральному подъезду Таганки с цветами. Цветы молча клали прямо на тротуар, и скоро он весь оказался устлан ими, как ковром. Такой традиции Москва прежде не знала, она образовалась именно в эти дни.

Поверх цветов лежали машинописные странички с текстами стихов Высоцкого и стихов, посвященных ему, его фотографии. Люди приходили, уходили, но на протяжении всех трех суток до похорон безлюдно или даже малолюдно здесь не было ни минуты. В дневное время толпа народа на похоронах Высоцкого; приходившие держали открытые зонтики над цветами на мостовой, чтобы уберечь их от нещадно палившего в те дни солнца.

Хоронили Высоцкого 28 июля. В эти дни в Москве проходили Олимпийские игры, город был на режимном положении — закрыт для приезжих. Вряд ли кто-нибудь мог себе представить, что в этих условиях, включавших в себя еще и адскую жару, похороны Высоцкого соберут такое количество людей. Люди стали стекаться к театру с ночи, а утром очередь желающих проститься уже спускалась к реке, змеилась по набережной и доходила до Кремля. Людьми были заполнены все окрестные крыши. Власти были шокированы, к Таганке стянули все наличные милицейские силы, в том числе конную милицию. Но все было очень тихо, очень прилично, очень благопристойно… Люди на площади стояли в абсолютной, благоговейной тишине.

Когда гроб с телом Высоцкого вынесли из дверей театра, толпа, запрудившая к тому времени всю Таганскую площадь вместе с проезжей частью — это было настоящее людское море, — пришла в движение. Люди поняли, что проститься не дадут, церемония закончена, но не роптали. Все огромное пространство вдруг заполнилось песнями Высоцкого: у сотен пришедших были с собой портативные магнитофоны, допотопные «Яузы», и уже потихоньку наводнявшие Москву «Шарпы» и «Айвы» стояли на подоконниках распахнутых настежь окон окрестных домов. Где-то возникла неразбериха: испуганные мощной звуковой волной лошади прянули на толпу, кто-то подумал, что это не случайно, что отдана команда теснить людей, раздались крики: «Фашисты!» Одни принялись фотографировать возникший хаос, а милиционеры по приказу начальства — вырывать у людей фотоаппараты.

Но это продолжалось недолго и было скорее эпизодом. Гроб погрузили в автобус, венки — на грузовики, процессия тронулась, и толпа, мгновенно приведя себя в порядок, расступилась, чтобы дать ей дорогу. По мере ее проезда по образовавшемуся среди плотной людской массы коридору люди осыпали траурную процессию цветами, которые принесли, но не сумели положить к гробу. Последняя дорога Высоцкого стала настоящей «дорогой цветов».

— Извините, — окликнул тонкий девичий голосок высокую блондинку в черном, Марину Влади. — Марина Владимировна…

Марина обернулась. Она уже два дня принимала соболезнования везде: дома, в аэропорту, на улице, в том числе и от незнакомых ей людей, но этот голосок был ей знаком.

— Извините. — Перед Мариной стояла невысокая женщина с круглым лицом и заплаканными, красными и распухшими глазами.

— Я вас знаю? — удивленно спросила Марина. Ей казалось, что она уже не может ничего понять. Все смешалось.

— Я Люся. Телефонистка. Мы с Володей звонили вам всегда, когда вы были за границей, мы с вами его искали, когда он был. — На Люсиных глазах снова заблестели слезы. — Как же так?! Его больше нет!.. Володи больше нет с нами.

Марина тоже горько заплакала, обнимая женщину.

— Марина Владимировна, да что же это, как же это. — шептала она, и ее голос тонул в слезах.

— Не знаю, Люсенька. Умер Володя. Высоцкого больше нет.

На могиле Владимира Высоцкого, которая находится на Ваганьковском кладбище в Москве, до сих пор всегда лежат свежие цветы. Каждый день кто-то из его поклонников приносит их сюда. Здесь не бывает многолюдно, но Высоцкого помнят. Его любят. Его песни слушают, и его голос до сих пор наделяет людей силой и верой… И так будет всегда — настоящие герои, настоящие кумиры никогда не умирают. Они всегда, вечно живут в сердцах своих поклонников. Владимир Высоцкий ушел, но Владимир Высоцкий жив и всегда с нами! Володя, где бы ты ни был, мы тебя любим!

Оглавление
 Глава 1. Письмо с того света
 Глава 2. Летний спектакль
 Глава 3. Незабываемая встреча
 Глава 4. Французская колдунья
 Глава 5. Высоцкий в Сибири
 Глава 6. Снова вместе
 Глава 7. Другой мир
 Глава 8. После больницы
 Глава 9. Две свадьбы
 Глава 10. «Гамлет»
 Глава 11. Любовь на расстоянии
 Глава 12. Визы
 Глава 13. Франция
 Глава 14. Голубой «мерседес»
 Глава 15. Вещи Алисы Коонен
 Глава 16. Высоцкий у студентов
 Глава 17. Подпольные концерты
 Глава 18. Клиническая смерть
 Глава 19. Новый, 1980 год
 Глава 20. Авария
 Глава 21. Травля
 Глава 22. Огорчение сердца
 Глава 23. Навеки с нами