У окна

Я сидел у окна, сжимая в руке вафельный рожок. К сожалению, само мороженое  стекло вниз, замарав брюки. Ничего не поделаешь такова суть, стоит хотя бы отвлечься на пару секунд, как всё мороженое, превратившись в странную молочную липкую смесь, уже на твоих брюках. Я посмотрел вокруг – никого. Никто не обратил внимания, словно с каждым такое бывало и не раз.

Мои липкие пальцы коснулись мокрого лба. Холодно. Странно, что я не почувствовал холод, когда мороженное растаяло. Наверно, чувствительность в пальцах уже давно пропала, или  было настолько жарко, что их температура упала до необходимой.

Не помню, как оказался здесь. Я поднял голову и посмотрел направо. Ах, да, мы зашли в этот автобус вместе с мамой. Она ещё не заметила мою оплошность, а значит оставался самый малейший шанс сохранить свои уши от внезапно крика. Хотя нет, не осталось. Я ведь не умею управлять временем, что, конечно, жаль.

В самом деле, жаль. Если бы в этот самый момент остановилось время, то я непременно вышел бы из автобуса, украл в ближайшем магазине похожие брюки и вернулся бы обратно. Хотя, это бы тоже не помогло, мама на то и мама, что обязательно заметит даже самую крохотную мелочь, любое незначительное изменение в тебе, а здесь целые брюки.

Был и другой вариант - вернуться во времени назад. Почему нет? Если мы едем по дороге вперёд, а к нам навстречу по другой стороне мчатся машины, всех расцветов и кузовов, то почему со временем не так? Можно развернуться и поехать обратно до того места, где мороженое вдруг ускользнуло. Тогда я, быть может, и попробую его на вкус!

Машины, появлявшиеся на другой стороне, вдруг пропали. Вместо них снаружи ходили обычные люди. Такие же, как мои мама и папа, с такими же детьми, как и я. Но мы всё ещё продолжали ехать. Меня начал волновать другой вопрос: что если здесь нельзя ехать назад? Иначе мы попросту передавим людей. Зрелище, конечно, весьма забавное, но и жестокое, вдруг среди них буду и я сам. Пожалуй, пусть время продолжает течь вперёд. По крайней мере, у меня всё ещё есть хрустящий рожок…

Ха-ха. Очень смешно. Она чуть старше меня и  без какой-либо робости показывает пальцем, смеётся. Противная девочка раздражает меня, как раздражает скрежет пенопласта. Ненавижу пенопласт и её тоже ненавижу.

Вдруг её мама дёрнула за руку, начала ругать девочку. Справедливость восторжествовала. Я полностью измазан мороженым, но от чего доволен и весел, а противная девочка теперь грустила. На её глазах навернулись слёзы. Она смотрела на меня сквозь утолщавшийся слезливый слой, смотрела своими голубыми глазами. Её губы свернулись внутрь, теперь рта былосовсем не видно, ноздри на её маленьком носу раздулись. «Чёрт, она вот-вот заплачет». Мне от чего вдруг взгрустнулось. Вот так всегда. Я хотел лишь веселья, а получил невыносимую тоску, сжимающую сердце в груди до самых микронов. Именно тогда в мою голову пришла замечательная мысль, привлечь внимание своей мамы, чтобы хоть чуть-чуть повеселить эту девочку.

Порой, я оказывался у себя дома. За шкафом. Тайное место, недоступное для взрослых. Никто не знал о нём. Туда я складывал различные игрушки, что случайно находил на улице. Да и всякие прочие вещи тоже. Однако они странным образом исчезали оттуда. Не знаю, существуют ли волшебники, но это место и, правда, волшебное. Я прятался туда, когда папа приходил злым или, наоборот, чересчур весёлым, а мама почему-то оказывалась недовольна этим.

Вот и тогда я спрятался за шкафом. Я не слышал никаких криков, лишь дурацки улыбался, смотря на девочку, сидевшую напротив. Мне было невдомёк, что это её вряд ли повеселит, но зато ей теперь было не так грустно, теперь мы оба были наказаны, а оттого становилось немного теплее…

Я сидел у окна. В моей руке был билетик. Денег осталось совсем мало, только на проезд в один конец. Да я никуда и не спешил. Дома всё равно никто не ждал. Я, наконец, переехал и теперь жил один. В голове как обычно крутились какие-то люди, которых и вовсе не существовало никогда. Они разговаривали между собой, взаимодействовали с окружающим миром, который тоже не было. Это не жизнь, нет. События разворачивались слишком быстро, словно в книге. Их головы будто слепились из картона, а лица нарисовал какой-то уж совсем плохой художник без вкуса.

Автобус остановился. Мой мир растворился вместе с шипением, изданным дверьми. Цена автоматики. Вокруг было много людей. Все абсолютно разные. Кто-то нарочито показывал свою красоту, а кто-то стыдливо прятался за шкафом. Хотя подавляющему большинству всё равно. И все также смотрели в окно, как и я сам. Много новых лиц, но едва ли у меня получилось бы  хоть кого-то из них узнать при повторной встрече. То есть ничего не поменялось, бездарный художник постарался и здесь. Незнакомые люди стирались из памяти. Они и не нужны. Разве что если среди них нет той самой девочки, которой ты пытался понравиться, будучи ребенком, измазанным мороженным с ног до головы.