Глава 11

Вторник. Сегодня ей не надо никуда, а Май на работе.
Она на всякий случай проверяет: включает ящик, смотрит в Сети, пролистывает пару газет. Всюду эта комбинация лба, глаз, ушей, носа, щёк, бровей, подбородка, ресниц; комбинация, которую называют «марта».
Что я могу изменить в направлении полёта,
В кривизне траекторий, в безумных зрачках пилота?
Ничего неожиданного.
Она знает, чем будет заниматься весь день: шить кукол. Шить? Никогда не умела, хоть Май в детстве пыталась её научить. Бывают же безнадёжные случаи. Марта умеет только определять лицевую сторону ткани и изнанку, с направлением продольной нити уже могут быть ошибки. Слишком сложно.
Она берёт иголки, разноцветные нитки, ножницы, отрезки ткани, ленты, кружева – всё, что хранится дома. Начинаем работу. Настолько погружена и увлечена, что позабыла о еде, воде, не реагирует на звук сообщения (всё равно спам). Даже если бы вырос за окном ядерный гриб, она бы и не пошевелилась.
Задумка: четыре фигуры, набитые ватой. Это их семья. Пальцы исколоты, болят. Как можно более грубо, нарочно швами наружу, то большими, то маленькими стежками, специально заплатка – где-нибудь на пузе или на ноге.
Сначала Марта не делала лиц. Как будто берегиня. Славяне изготавливали таких, чтобы, как уже ясно из названия, они охраняли дом (и не только). Потом вспоминает, что при изготовлении берегинь нельзя пользоваться иглой и ножницами, кроме того, только те, что будут уничтожены, могут иметь лицо, иначе в них вселится злой дух. Неважно. Берёт фломастеры и рисует лица – криво, грубо, небрежно – разные.
В детстве у неё, как и у любой, наверное, девочки, были «нормальные» куклы. Одежду им шила, конечно, Май. Целый гардероб был, можно только позавидовать: тоже хочу стать обладательницей таких платьев. Где-то писали, что женщина, обладающая пропорциями Барби, могла бы передвигаться только на четвереньках. Кукла Марта. Впрочем, сначала, года в три, ей нравились машинки: так интересно вертятся их колёса, они могут ездить, а что можно сделать с куском пластика, приближенного по форме к человеку?
Она послушна в твоих руках, можешь делать всё, что угодно: нарядить её принцессой, нищенкой, поселить во дворце, забросить в трущобы, оторвать ногу, руку, голову, распять. Маленькие белокурые девочки вымещают злость.
Марионетка – кукла, управляемая с помощью нитей. Ты жалеешь её, потому что она абсолютно несвободна? Жалеть нужно других, массовых да пластмассовых, тех, которых продают в магазинах (рабство?) и дарят малышкам. Если марионетка видит свою несвободу, осознаёт, что нити намертво в ней, то обыкновенная Марта днём в руках ребёнка, а ночью, когда тот спит, в изумлении смотрит на своё уродство неподвижности: как же так? Я же не привязана, но пошевелиться не могу, не могу уйти.
Ты ведь хочешь сама решать свою судьбу? Значит, у тебя всё выйдет. Только не забудь о минуте молчания в память тех, кто никогда не вырвется.
Сейчас она без устали шьёт. Тела уже готовы, осталось сделать одежду. Для «себя» она даже нашла кусок той самой ткани, значит, и у маленькой ватной Марты будет выпускное платье. Идеально!
В замке ключ. Майя вернулась. Заходит в комнату.
- Что ты делаешь?
- Угадай, кто это.
- Кто?
- Посмотри внимательно. Хотя… Лица ведь разные. Правда, ничего общего с реальностью, - смешок. – Мы-то одинаковы.
- О чём ты?
- А это мы, представляешь?! – Марта берёт куклу-мать. – А это наша мама, которая выбросилась с балкона, и её во-о-о-от так разбросало по асфальту! – Рвёт руки и ноги кукле.
- Марта!
- А это наш па-а-а-апа. Он тоже умер. – Берёт куклу-отца и отрывает ему голову.
Пощёчина.
- Не смей ничего говорить про моего отца, - на грани слышимости рычит Майя. Сестра поднимает голову.
- А это мы, и больше никого-никого нет. А Майя бьёт Марту. – Куклы повторяют сцену. Только театр, ничего личного.
- Ты рехнулась?!
Марта вздрагивает.
- Ты меня терпеть не можешь?
- Возьми себя в руки и прекрати этот концерт. Чего ты добиваешься? Чего ты хочешь?
Что я могу изменить…под этим тревожным небом… Помехи, не разобрать.
В самом деле, чего я хочу? Чтобы всё было как раньше. Как раньше уже не будет.
Я хочу снова экономить деньги, учить ненужные мне предметы, готовить на двоих, ходить вместе по магазинам и нарочно брызгать в тебя духами. Хочу снова заболеть ангиной. Хочу праздновать день рождения каждый день и возвращаться на закате. Хочу новое выпускное платье. Хочу шкаф новых платьев, которые ты сошьёшь, из самой дорогой ткани. Хочу прокатиться на трамвае до конечной.
- Ложись спать. Нам завтра обеим на работу.
- Ты струсила.
- Да, как и любой нормальный (опять вздрагивает) человек.
Я как-нибудь переживу, что упала в твоих глазах. Разумеется, упала, сорвалась вниз, и всё равно мне никто, кроме, не нужен.
Я, наверное, выбивала из неё признание, что она меня ненавидит. Только то, что произнесено, имеет силу, хоть уже известно. Показуха всё это время, благодетельница. Все, кто делает бескорыстные вещи, лишь удовлетворяют свой эгоизм – в такой непривычной форме. Она в сто раз больше дрянь!
Последняя радость покинутого – причинить боль. Что же значит, если я говорю: «Я люблю тебя», но в то же время мне хочется видеть тебя в мучении? Признак скорого угасания. Нужно немножко ещё протянуть, доковылять. Я буду инвалидом, после того, как выберусь, но зато сохраню жизнь и рассудок.
Небо заштриховано самолётами, а я стою внизу и провожаю, каждый, у меня профессия такая – всем желать доброго пути, рвать собственное сердце и давать кусочек, как талисман (не отказывайся), а сердце всё растёт и растёт, не исчезает, не кончается. Может быть, я верю, что это делает меня причастной? Как хорошо стареть под таким небом, пробираясь от одного сада до другого, замечая музыкантов, кидаясь вперёд, чтобы успеть перейти дорогу. И серость, и чернота были бы милы здесь.
Сколько у тебя чудес? Похвастайся, покажи мне свою коллекцию, разложенную в альбоме.
А у меня…Сложно сказать. Бывало ли с тобой, что сюрприз, который готовили для тебя, вдруг раскрывался? То же самое. Я откуда-то узнала и живу теперь с этой информацией. Давай считать это за половину чуда, что ли. В таком случае, у меня полтора.
Достаточно отчаяться, чтобы расслабиться. Марта засыпает без сновидений, глубоко, целительно.