Глава 12

Усталые глаза уже не пугаются утреннего уличного света, что нападает вдруг, разорвав ватный кокон неба. Красные глаза, утомлённые, глаза невидящие или различающие самые мелкие детали. Сосуды – сеть.
Близорукость лучше. Ты не видишь дальше собственного носа, и тебе это нравится, счастливый смех. По-моему, грустно, если ты не можешь разглядеть лицо дорогого человека вблизи. Но кто из нас более чуток – я ли со своей печатью «минус» или ты, детектив, моментально замечающий, как за решёткой моих ресниц мелькнула на полсекунды тень боли?
Не могу разобрать.
Марта едет в автобусе. Окна запотели. Впереди сидит девчонка в шапке с помпоном. Тревожно. Тревожно. Тревожно. Заберите меня. Почему-то сегодня ей непривычно, словно огромный океан закипел, и его, как положено, перемешали ложкой соответствующих габаритов. Так легко ей причинить сегодня боль – она же была камень полгода, с того самого дня, ни разу не сдалась, никаких проявлений слабости – а тут случилось что-то, съехало. Кажется, будто в груди у неё не сердце, а кусок сливочного масла, мягкий, подтаявший; достаточно едва уловимого движения руки, нож легко войдёт, убьёт. Девчонка теребит лист, приклеенный скотчем: «Место кондуктора». Проклятая. Почему ей неймётся? Трогает его зачем-то. У неё точно такие же руки, только маленькие, точно такой же формы пальцы, слегка грубоватые, да и рука какая-то квадратная, крестьянская, малоухоженная.
Теперь она переключается и рисует на запотевшем стекле какие-то линии. Инопланетянин? Жук? Что за клинопись. Оглядывается на мать, то встаёт, то садится. Почему они, маленькие, не могут спокойно? Да не маленькая уж. В какой класс: во второй, третий? Угомонись, я даже скажу «пожалуйста».
Сейчас она пишет: «груша» и ставит чёрточку над «у». Ударение. Потом пишет «яблока», причём рядом с буквой «о» какая-то лишняя черта – может, нечаянно. Смахивает отдалённо на «а» - нет, пусть будет случайное движение руки, когда автобус поворачивал, когда центробежная сила, не стерпеть двух ошибок в одном слове.
Всё больше пассажиров. Проходите назад. Неудобные всё-таки автобусы новой модели, хотя кому это надо? Все места, как назло, двойные. Издевательство тяжёлой степени. Она сидит. Как в больнице: делят же на лежачих и – как там правильно? – ходячих. Все больные. Вот девушка в чёрных кожаных перчатках. Эти перчатки – всё, что я знаю о ней, всё, что запомню. Как красиво, когда носят такие, дорогие, сдержанные, словно пара верных воинов не пускает в мир хозяйки никого, говорит: «Вам даже её белых рук не увидеть».
Тревожно. Тревожно. Разрушенные мечты. Асфальт напоминает человеческую кожу.
Майя её променяла, живёт теперь со своим ненаглядным, а я одна в пустой квартире. Как страшно было поначалу, ни телевизор, ни радио не могли, тогда она стала пешком ходить после работы, чтобы ещё больше уставать, приходить домой и, раздевшись, сразу нырять под одеяло. В отдельные дни приходится пить таблетки. Темнота – вот что страшно. Утром просыпается рано, делает домашние дела. Утром всё равно проще. Вот такая вот коррекция режима.
Выходные – змеиные, тошнотворные, прилизанные, чинные, как детское школьное чаепитие, склизкие, насмехающиеся, плюющиеся ядовитой слюной. Как бы вас убить хотелось, как бы стереть вас ластиком.
Носит домашние платья, названивает каждый день, ночью лежит в кровати не одна.
А она нормальная теперь. Марта не помнит, вспомнила ли она настоящее лицо сестры сама или, встретившись с ней, вдруг увидела, что та отличается. Не ужаснее ли: море клонов и одна Майя – как Майя? Но почему? И опять не видит никто.
Марта улыбается каждый день и ждёт, пока все остальные вернут собственный облик. Словно она всем дала жизнь, но пора теперь вам искать жильё для себя, дети мои, как в сказке «Три поросёнка». Хорошенько подумай, из чего строить свой мир.
Лети, лепесток, на все сто двадцать сторон света. Мне всё равно, мне правда всё равно. Самое честное предательство в мире, без обещаний и гарантий. Самообман, самовнушение – значит, затянем пояс туже, прокормимся самогипнозом, запьём самоанализом с растворённой в нём силой воли. А какие напитки предпочитаешь ты, чудо моё?
Идёт девушка. Шарф, пальто, «осыпанная пеплом, дорожка привела в тот город изумрудный». А дорога засыпана снегом. Швыряют сверху комки охлаждённой воды, тушь у девушек под глазами, коммунальные службы, просыпайтесь!
Кто-то весело сыграл свадьбу. Старая женщина так хорошо поладила с невесткой.
Мальчонка был в восторге от подарка.
Её слушают, ей нравится. Советовать – её призвание!
Поступили, ходят и не ходят на лекции, весёлое посвящение, ромашки и опьянение.
Отступился, а как иначе? Пока один, но я-то знаю, что найдёт вторую половинку очень скоро, даже руки потираю.
По-прежнему лгу и не стыжусь, вожусь с компьютерами, стал чаще бывать в так называемых культурных местах, даже поддерживаю какие-то социальные контакты – из-за неё, из-за той, которую не люблю.
Все вы – карты на моей ладони. Рубашкой вверх и в колоду. Спите спокойно. Мы тоже скоро ляжем.