Филин

Ф И Л И Н

                Однажды я спросил у Георгия Константиновича  Жукова:
                - Что же спасло Москву в сорок первом?
                - Чудо!  - ответил маршал и стал размышлять вслух:
                - То ли у немцев танков не хватило, то ли войсковые
                подкрепления не успели подойти к Москве,
                то ли немцы стали выдыхаться…
                (Юрий Бондарев телеканал «Культура» 24.02.2002.)

    По земле шел январь 1941 года. Мне в эту пору только-только двенадцатый начинался.
    Возвращалась я из школы после уроков второй смены. Вечерние сумерки растворяло лунное сияние, холодное мерцание звезд и скудный свет лампочек, висящих на деревянных столбах.
Легкий мороз бодрил тело, снег поскрипывал под валенками. На душе было легко и спокойно.
     Мечтая о том, как бы созвать соседских ребятишек и, за компанию с ними скатиться раз другой на саночках по Казачьему взвозу или поиграть за огородами в снежном доме. Незаметно для себя миновала я кусочек улицы Клары Цеткин, на которой находилась моя школа № 13, свернув на неосвещенную улицу Войкова, побежала бегом, срезав уголок возле пожарки. И уже, шагая спокойно по улице Октябрьской, подошла к Красной площади*. В этот момент, прорезая тишину безлюдной улицы, раздался ужасно страшный крик, доносящийся, из сада Ермака: «У-у-ух!..- и раскатистое, - Ха – ха- ха!..»
   Звук достигал такой силы, что мог быть слышен в любой части города, спустя некоторое время звук повторился. Дрожа от страха, побежала я к дверям своего дома с желанием скорее укрыться за ними. Но на дверях оказался замок, а идти в пустую избу было еще страшнее, поэтому я мигом нырнула к соседям в другую половину дома. Прямо с порога заговорила таинственно:
      -Тетя Тася, тетя Тася, пойдем на улицу, там кто- то по - страшному кричит. Может, ты узнаешь кто это. А я такого никогда еще не слышала.
      -Кто кричит? Человек или скотина? Объясни ты мне, -  спросила тетя Тася, хлопоча возле топящейся железной печки.
      - Да нет, вроде, не человек и не скотина. Уж больно страшно и громко кричит. Пойдем, сама определишь. Да скорее!
Но тетя Тася не торопилась, лишь замерла, удивленно приоткрыв рот. А я продолжала торопить, умоляя выйти на улицу. Так уж мне нестерпимо хотелось узнать, что это такое.   И вот мы стоим с ней в ограде, слушаем доносящиеся из сада Ермака ужасающие, густые,
низкие: «У – у- у - х!» - и раскатистый хохот. А потом, через небольшие промежутки времени все это повторяется и повторяется… 
   Молчание прервала тетя Тася:   
      - Да - а- а! – озабочено начала она, - Война будет и очень большая!.. Это нечистый галится, радуется, что много будет крови и много погибнет народа. Я это же самое слышала перед войной 1914 года, - со вздохом закончила тетя Тася и, зашептав молитву, - Спаси, Господи, люди Твоя…-   крестясь, пошла в дом. Я за ней.
   Как только на нашей половине скрипнула мерзлая дверь, и послышался в сенках шорох шагов, я побежала домой.  Мама, как обычно, строгая и хлопотливая уже занялась хозяйством и на ходу сказала мне:   
      - Пойдем, принесем дров к печкам.
   И вот мы набираем в беремя дров, а из сада Ермака, нарушая вечернюю тишину, доносится:
      «У- у - ух!.. Ха-ха-ха!..»
      -Мама, что это? Кто кричит?
      - Не знаю. Не знаю…
   Дома, я, молча, щепаю лучину и растопляю печку, мама торопливо готовит ужин.
   Вот и Толька, мой девятилетний брат весь в снегу с ног до головы с деревянным ружьем перевалил через порог, с трудом закрывая за собой тяжелую дверь.
    За столом во время ужина я продолжила интересующий меня разговор:
      - Мама, о том, что мы сегодня слышали на улице, тетя Тася говорит, что это нечистый галится. Войну ворожит.
    Мама как – то настороженно, внимательно посмотрела на меня, а Толька иронически засмеялся:
      - Какой нечистый?! Какой нечистый! Их вообще не бывает!.. Это только бабушкины сказки, - и перехватив мамин взгляд, добавил, - Да! Ирина Анатольевна нам в школе говорила…
      - Вот что, - строго сказала мама, -  о том, что сказала тетя Тася, вы не вздумайте болтать, а особенно в школе, там вас только высмеют, да еще меня вызовут и сделают замечание. А если кто-то об этом будет говорить, молча выслушайте, и все. Вы меня поняли?
   На утро мама меня разбудила рано:
      - Тома, вставай, помоги мне картошку почистить, - и добавила, - Я выходила на улицу, дак, тот голос, который мы слышали вчера из сада Ермака, теперь слышится, с Панина бугра. Выйди - послушай.
   Когда я пришла в школу, большинство моих одноклассников были уже там, собрались кружком в углу возле печки, обсуждали события, связанные с внезапно услышанными странными, страшными звуками.
      - Знаете, знаете! - широко раскрыв глаза и, подавшись всем телом вперед, говорила Люба, - «Я уже вышла на Большую Сибирскую, как вдруг послышится: «У- у - ух!» - я страшно испугалась, да как припущу домой…»
      - Я тоже слышала, кричало не только «У- у – у – ух!», но еще и хохотало, - добавила Галя.
   Перебивая друг дружку, заговорили сразу все.  Каждый старался рассказать о своем впечатлении по поводу вчерашнего события.
   В дверях класса появился Вовка Сокол – школьный озорник, раскачивающейся походкой подошел к своей парте, поставил сумку и, поняв, о чем идет разговор, направился к собравшимся. Протолкнулся в середину, поднял многозначительно перед собой руку, брезгливо протянул: 
      - Эх, вы, трусы! Чего испугались-то? Ха-ха-ха! Птицы испугались! Это же филин кричал!
      -Ага, тебе! Филин! Фили! – выкрикнула Катя и, прищурив глаза, построила дразнительную гримасу, закрутила головой так, что затряслись коротенькие косички с бантиками, добавила, - Сам ты филин!
   Вовка возмущенно выпучил глаза и гневно выпалил:
      - Если я филин дак, ты сова! – и покарал Катьку, одновременно припечатав ее лоб увесистым щелчком и пнув, куда пришлось, растолкал стоящих, выскочил из круга, бросился к дверям. А Катька, заревев от обиды и боли, присела, но быстро одумалась, решила догнать и наказать обидчика. Но он уже далеко летел по коридору, скрываясь за толпами идущих учеников.
   Однажды вечером мама послала меня за чем-то под гору. Спускаюсь по Никольскому взвозу. Дорогу освещают электрические лампочки, а над головой из темноты      сада Ермака доносится: «У- у – ух!.. Ха – ха – ха!.. От страха у меня по коже мурашки бегают. Навстречу идет молодой мужчина, поравнявшись со мной, спрашивает:
      -Что, страшно?
Я утвердительно кивнула головой, а он продолжил:
      - Не бойся, это филин кричит.
   Но этот совет меня не успокоил и не добавил мужества. Я по – своему продолжаю размышлять: «Филин – это птица. Мы постоянно слышим птиц, но ни одна не издает звуков, от которых бы было страшно. И какой огромной надо быть птице филину, чтобы издавать звуки такой   большой силы. Мне не пришлось встретить человека, который бы сказал, что видел этого филина. Сколько суток оглашал окрестности Тобольске, этот загадочный филин, сказать точно не

могу. Может быть 9 или 10 дней, а может две недели, но, наконец, на улицах опять стало тихо и спокойно.
    Но вот и весна. Солнышко растопило сугробы, и талые воды мутными проворными потоками, наделав глубокие промоины в Никольском и Казачьем взвозах, скатились в Курдюмку и другие городские речки, а те понесли их в Иртыш, и вышел он из берегов, а вода все прибывает и прибывает. В воде плавают Подчуваши, залита Заабрамовская часть города. Сорваны водой большие и малые деревянные мосты на городских речках.
   По праздникам, полноватая, спокойная, никогда, никуда не спешащая тетя Тася, приходила к нам, – посидеть. Она была талантливой рассказчицей.  Раньше ее красочные рассказы о жизни земляков, о рождественских святках, – о молодости были такими милыми и радостными. Теперь же беседы этих простых женщин стали полны печали и тревог. Да и как им, бывшим крестьянкам, не понять надвигающейся беды.
      -Господи! Настасья, вода-то!.. Вода-то что делает!
      -Да, нынче, снега-то зимусь такая множина была, вот и вода от этого пучит, - делает вывод тетя Тася.
      -Что – ты, что ты, Настасья, - возражала мама, - Хоть и много было снега, но не может быть столько воды только от снега. Я, конечно, не знаю, как объяснить, но уверенна, что такая большая вода не только от снега…
   (Лет пятнадцать – двадцать спустя, услышала я по радио, говорит какой- то ученый, что уровень воды в Иртыше, Лене, Енисее зависит от пятен на солнце.  И подумалось, что неграмотная крестьянка, а к какому мудрому выводу пришла.  Должно быть, наблюдательности ей было не занимать.)
      - Ты никуда не ходишь, Настасья, не видишь ничего. А выйди - ко на яр, да посмотри – ко, кругом. Ведь все деревни, сколько видит глаз, залиты, одни крыши торчат, а сколько дворов вообще унесло. А что со скотинушкой – то? Наверное, тоже перетопла. А сколько деревень ноне ни пахать, ни сеять не будут. Беда-то, какая надвигается, - говорит мама. И даже внешне беззаботная тетя Тася печально опускает глаза, качает головой:
      - Да, да голод, голод будет. А что поделаешь? Прогневили Господа, вот нам за грехи такая кара. А что еще уготовано?.. -  безнадежно машет рукой мама.
      - Недаром зимусь нечистый- то галился, - добавляет тетя Тася и обе печально умолкают.
      - Да как же не прогневили антихристы проклятые? – с гневом начинает опять мама, - Что с церквами – то понаделали? Кресты по - срывали, колокола посбрасывали. В церквах гаражи  поустраивали,

разные  мастерские да склады. Виданное ли это дело, так глумиться над святым местом? Ведь места – то эти не людьми – Богом выбраны.
      - Что я тебе расскажу, Анна, -  ожила тетя Тася, -  Зимусь в Николу были мы с Прокопием в гостях у Поступинских.  Подраз там оказался брат хозяина, он вот что рассказал: «Работал я в прошлом году трактористом, а гараж наш был в Никольской церкви. Как сейчас помню этот теплый солнечный – летний день. Все исправные машины и трактора ушли на работу, а мой трактор был неисправный, и я один ремонтировал его в гараже. Лазал под ним, да что – то взглянул вверх и вижу, от купола по противоположным сторонам пролегла трещина. Я на нее не обратил особого внимания, подумав: «Может она давно была, а я просто не замечал.   Через некоторое время снова поднял глаза к потолку, а трещина – то значительно увеличилась. Поработал еще и опять посмотрел, а трещина уже настолько увеличилась, что сквозь ее стала видна голубизна неба. Вот только теперь меня охватило волнение. Заторопился поскорее закончить работу, завел трактор и выгнал из церкви – гаража. И, буквально, только выгнал, и церковь рухнула. Раздался звук как удар грома, и поднялось вверх облако пыли. Я был потрясен случившимся, даже заплакал и долго не мог войти в нормальные чувства. Да – а, все – таки, что бы нам ни говорили, а Бог есть! – подумал я, - И какой же он терпеливый и милостивый. И вот тогда твердо решил не работать ни на одной машине, гараж которой устроен в церкви».
   Беды бедами, а весна берет   свое, никто и ничто не может упрятаться от ее властного влияния. Волнует она сердце каждого человека, живущего под солнцем, и вливает надежду на лучшее будущее. И молодые доверчивые сердца с радостью спешат навстречу этому лучшему, прекрасному и счастливому.
   Еще и тропинки не успели просохнуть, а молодежь, с наступлением теплых вечеров, потянулась на улицу. То с одной стороны, звенит модная в то время песня «Катюша» то с другой. То по саду Ермака молодые звонкие девичьи голоса несут как на крыльях:
Расцветали яблони и груши,
Проплыли туманы над рекой,
Выходила на берег Катюша
На высокий берег, на крутой.
И как – бы перекликаясь с девушками из-за кремлевской стены, над обрывом, показалась компания молодых парней, в сопровождении гармонии, они поют:    
                На границе тучи ходят хмуро,
Край суровой тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые Родины стоят.
И летит песня над городом.

   А в подгорной части города, по главным улицам Ленина и Сталина, парни и девушки, взяв друг друга под ручку, компанией по пять – шесть человек, точнее, сколько помещала ширина деревянного тротуара, гуляли. По одной стороне улицы поток гуляющих шел в одну сторону, по другой стороне улицы в другую. И тут поют «Катюшу», «Три танкиста» и другие мелодичные лирические песни Исаковского и Лебедева-Кумача.
    Такое же гуляние идет по аллеям городского сада. Конечно, не все поют, иные разговаривают, можно встретить на ровной площадке подъезда или просто на деревянной мостовой дороги, разухабистую пляску под гармонь или баян. 
Те, которые заходят в театр или кино, так же продолжают гулять в фойе, взявшись под руки по несколько человек, ходя по кругу до начала спектакля или киносеанса. В театре гуляние в фойе продолжается и в антракте.
   Вот так, гуляя, знакомились, влюблялись, женились - покоряясь вечному могущественному закону природы.
   Но тому поколению парней нелегко было найти себе подругу, потому что среди гуляющих по улицам не менее чем в три раза было больше парней, чем девушек, поэтому девушки были   часто причиной раздора и драк между парнями. Но все в свой неумолимый порядок приводит судьба.
   Где – то в начале лета наша квартирантка Маруся привела высокого кудрявого парня и, обращаясь к маме, строго и официально, но с видимым большим волнением, заявила:
      - Тетя Нюра, мы с Георгием, - указывая рукой на парня, - решили пожениться.
Мама бросила на нее удивленный взгляд. Молоденькая Маруся – насмешница и балагурка никогда не говорила ни о женихе, ни о замужестве, ходила, гуляла, пела как все «и вот те раз!..»
      - Да, да! Мы завтра пойдем в ЗАГС, распишемся, - продолжала Маруся, - и если вы не против, мы будем жить у вас, а если не согласны, то будем искать другую квартиру.
   - Что, ты! Что, ты! Маруся, - улыбнулась мама, - живите, пожалуйста, «в тесноте, да не в обиде».
Вот так кристально чистые девственницы тех как – будто близких и в то же время далеких тридцатых и сороковых годов перешагивали важную черту человеческой жизни без белых свадебных платьев, без воздушной, украшающей головку невесты, фаты, без золотых колец, без венчания в церкви, без торжественной регистрации брака, без цветов и подарков, и даже без шумной свадьбы в кругу родных и

друзей, становились женами. Потому что все эти церемонии считались пережитком «темного прошлого».
   Вечером, когда мы с мамой в огороде пололи грядки, к нам подошла тетя Тася и, по своему обыкновению, спокойно спросила:
      - Нюра, ты слышала, что война началась?
      -Слышала, девка, слышала, - отозвалась мама.
      - У нас с тобой радива-то нет. А я вот  в магазин ходила, дак там народ- то только об этом и говорит, что по радиву Молотов объявил, что внезапно Германия на нас напала.
      - Погляди - ко, как-народ- то загоревал, - мама указала рукой на Красную площадь.
Нет сегодня там гуляющей молодежи, не слышно песен, только изредка кто одинокий пройдет, да муж с женой с озабоченным видом прошагают торопливой походкой.
      В первые дни войны от военкомата к речному причалу, где стоял пароход «Пятый октябрь», бодро, как на параде, под музыку духового оркестра с песней
Если завтра война, если завтра в поход,
Мы сегодня к походу готовы.
двигалась колонна первых призывников, молодых парней и девушек, только что окончивших 10 классов средней школы и добровольцев – Ворошиловских стрелков.
      В последующие дни колонны призывников шли под ритм песни, которую пели:
Эх, винтовка – трехлинейка,
Лучше матери, отца.
Отец с матерью изменят,
А винтовка никогда.
 Война требовала все новых защитников Родины. И от военкомата с котомками сухарей за плечами и прижимающимися к ним женами, матерями и детьми, быстрым шагом уходили колонны призывников. И каждую из них провожали воспитанники детского дома № 50, прильнув к окнам. А на втором этаже в распахнутую форточку звонкий детский голос говорил: «Дорогие бойцы, счастливого вам пути! Возвращайтесь с победой!» Случайно оказавшиеся поблизости прохожие останавливались и провожали уходящих призывников печальными взглядами.
      Людям, живущим в мирное время, не представить какой непосильный труд свалился на хрупкие женские плечи. Моя мама Проскурякова Анна Федоровна надсадилась от непосильной работы на погрузках, лесозаготовках и попала в больницу. После операции врач запретил ей заниматься тяжелым трудом, поэтому начальник направил ее охранять хлебный магазин «Кукуй», который находился в

двухэтажном коричневом доме, по улице Кирова № 46. А, чтобы сторож в ночное время не замерз, через дорогу от магазина была для него сделана теплушка с каминчиком.
   Шла зима 1944 года. А зимы в Сибири суровые. Бывают морозы до 40 и до 50 градусов. Обойдет мама магазин, убедится, что замок на дверях, окна целые и опять сидит в теплушке. Да что в том магазине
воровать – то? Одни пустые полки «хоть шаром покати». Только среди дня тощая лошаденка притащит фуру с хлебом, так очередь за ним с раннего утра, часов с 5 – 6.
    Однажды после ночного дежурства мама пришла необычайно взволнованная.
      -  Сегодня ко мне дед приходил. С белой окладистой бородой, с посохом. Открыв дверь в теплушку, говорит: «Хозяюшка, разреши, пожалуйста, погреться, уж больно я озяб. Пришел очередь занять за хлебом, да видно, еще рано». «Заходи, заходи, дедушка, - мороз- то нынче трескуч».
    Присел дед на лавочку и молчит. И я молчу, только думаю: «Голод, голод гонит человека «ни свет, ни заря» во всякую погоду за 300- граммовой пайкой…»
 И, незаметно для себя, со вздохом произнесла: «Господи, да, когда же эта война кончится? Народ – то ведь весь измучился, исстрадался!..»
    А Дед – то, так же неожиданно мне отвечает: «Кончится она через 30 дней после Благовещенья».
      - Мама, а когда будет Благовещенье?
      - Благовещенье всегда бывает 7 апреля.
      - А как-дед- то про это узнал?
      - Не знаю… - Возможно прочитал в какой – нибудь книге. А может…
   Но я уже не слушала. Мигом отсчитала от 7 апреля 30 дней:
      - Мама, война закончится 8 мая 1945 года!
   Эту дату я записала на бумажку и повесила на самом видном месте. В тот же день на политзанятии в ремесленном училище № 7 рассказала про деда и его пророчество. С того времени, ежедневно, входя в класс, объявляла, сколько дней остается до конца войны.
   Но вот в мир влетела весна 1945 года со своим сильным жизнеутверждающим влиянием. И мы – 15 летние девчонки попали под ее волнительное влияние. Новые впечатления, новые заботы как-то отвлекли нас от этих подсчетов.
   И вот однажды в мрачный пасмурный день иду я в училище. И вижу необычную картину. Все мои соученики стоят на крыльце и возле училища. Подходя, спрашиваю:
       - Почему вы не в классах, а на улице?
Мне весело отвечают:
        - Сегодня учиться не будем.
      
        - Сегодня целый день танцы.
        - Потому что война кончилась! 
        - Какое сегодня число?
        - 9 мая!
        - Девчонки! Дед- то всего на один день ошибся, - воскликнула я.
   Но уже позднее мы узнали, что-дед-то не ошибся. Потому что Акт о безоговорочной капитуляции Германии был подписан поздно ночью 8 мая 1945 года.
   Разве это не чудо!? Ведь прогремела такая огромная война, а уложилась точно в срок!



* Красная площадь ныне площадь Ремезова.