33 из 62. Карчаги

            Лёшка верил, что мыс Карчаги — загадочное место. Река Обь делала там резкий поворот вправо, вместо того чтобы бежать прямиком в Ледовитый океан. Это Лёшка видел на карте, висевшей над его кроватью. Городские старожилы рассказывали, что когда в конце сороковых годов заключённые строили железную дорогу Салехард — Игарка, то через Карчаги зимой ходил поезд. Прямо по речному льду! Ещё говорили, что ненцы жгли там огонь и плясали под бубен, поклоняясь своим богам. А кое-кто из ушлых ребят утверждал, что есть там необычайно глубокий овраг с густой травой и высоченными деревьями, и, дескать, в том овраге видели мамонта и первобытных людей. Этому последнему слуху Лёшка, разумеется, не верил, но хотел увидеть овраг своими глазами. Чем чёрт не шутит? Путь к Карчагам был неблизкий, и это обстоятельство смущало его. 
Как-то раз, слоняясь вдоль реки, он забрёл далеко, за Ангальский мыс, и наткнулся на мёртвый причал. В недавние времена причал принимал паромы с вагонами, в которых везли грузы для строившейся железной дороги Салехард — Игарка. Паровоз зацеплял эти вагоны на причале и тянул по рельсам дальше. Теперь здесь росла трава. Паровоз, рельсы и шпалы канули в прошлое. Сохранился только ржавый портал причала, похожий на секцию железнодорожного моста. Портал одиноко стоял на берегу и, казалось, всё ждал паром из Лабытнанги.
Облазив мёртвый причал, Лёшка не угомонился. Воображение его разыгралось. Хотелось новых открытий. И недолго поколебавшись, он пустился в сторону Карчаг.
Поначалу он шагал бойко, широко взмахивая руками. Потом подустал, остепенился. В сухом песке ноги вязли, и он держался ближе к воде. Так он шёл больше получаса. Местность по-прежнему была безлюдная, необитаемая. Одиночество радовало его и немного пугало. И когда он увидел на песке пустую пожухлую пачку от папирос, то стал озираться чаще. Люди здесь бывали. Не важно, давно или недавно, но бывали! Его настораживал  лес, возвышавшийся на горнем берегу. Уж больно высоки были деревья — для глаза, привыкшего к низкорослой тундре. В голове завертелась мысль о мамонте и первобытных людях…
Звук мотора за спиной обрадовал Лёшку. Рокот катился по реке, взмывая над крутым берегом.
— Р-р-р-р!
Размеренно тарахтел катер-буксировщик. Малыш тянул за собой бесконечную вереницу плотов из брёвен. Катер поравнялся с Лёшкой.
— Эге-гей! Подбрось до поворота! — весело прокричал Лёшка. Никто не ответил ему. Чадя трубой, буксировщик обогнал Лёшку и скрылся за поворотом. На виду остался только его хвост, составленный из десятков плотов, да облачко дизельного дыма.
— Шуток не понимает! — с досадой сказал Лёшка. — Сам доберусь как-нибудь.
Огорчённый чужим равнодушием, он шёл, подпинывая ногой камешки, как вдруг тишину разорвал звук моторки. Лодка неслась, высоко задрав нос и взбивая пенные волны. На корме, держа ручку мотора, сидел мужчина в плаще с капюшоном. Лёшка помахал ему, мужчина покосился и поднял руку в приветствии. И тотчас потеплело на душе у Лёшки. А четверть часа спустя он заметил, что нагорный берег стал выше и круче, под ногами шуршала крупная галька. Вскоре гальку сменил булыжник. Идти было всё труднее. Камни росли в размерах. Впереди лежали уж совсем глыбы. Лёшка то и дело останавливался, переводя дух. Вокруг было покойно. Жужжал шмель в увядавшем на склоне иван-чае. Пригревало солнце. Вот бы прилечь где-нибудь повыше на припёке. Лёшка запрокинул голову. С обрыва на него взирали высокие ели. Широко раздвинув лапы, они будто защищали небо. На миг Лёшке почудилось, что из-за елей за ним кто-то следит. Может, эти самые… первобытные люди? Не они ли насыпали эти камни, чтобы не дать ему, Лёшке, пройти к мысу?
  Чушь какая! Он встряхнул головой и подбадривая себя, одолел ещё полкилометра. Устал, присел на гранит. В животе урчало. Похлопав по карманам, он нашёл хлебную корочку и сунул в рот. Хлеб намок, размяк и растёкся по языку. Посасывая корочку, Лёшка задумался. Внутренний голос подсказывал ему, что до Карчаг далеко. «Вернись, пока не поздно!» И поразмыслив, Лёшка поворотил назад. Но, пройдя дюжину шагов, он услышал другой голос, бесшабашный, язвительный: «Кишка слаба, да? К мамочке захотелось?» Лёшка вдруг смутился и направился в сторону Карчаг. Стиснув зубы и кряхтя от усердия, он лез через каменные глыбы, а голос рассудка осаживал его: «Не дури, Лёша! Дуй домой, пока ещё есть силы!»
— А, чтоб тебя! — прорычал Лёшка и, всплеснув с досады руками, повернул вспять, к городу. Но язвительный голос настиг его: «Трус! А как же мечта? Карчаги?» Лёшка заколебался. Этим воспользовался голос рассудка. «Ты не трус, ты умница. Упрямство — это признак глупости. Ступай домой!»
— Надоело! — взвыл Лёшка, точно требуя, чтобы оба голоса замолчали. — Я не трус! Я устал. — Он вдруг расплакался. Было жалко останавливаться на полпути, но голос рассудка говорил дело. Надо смириться. С понурой головой он поплёлся домой. Вдруг, что-то вспомнив, обернулся через плечо и погрозил кулаком в недосягаемую даль.
— Погодите! Я ещё вернусь!