4. Рискованный выбор

"Англичане говорят: время деньги, русские говорили: жизнь копейка".  Петр Вяземский.
   Нет, все это бред. Разве может взрослый незнакомый мужчина меня гладить по голове? Наверняка, это просто мой измученный мозг придумал.
   Я приняла душ, намылившись гелем с шоколадным ароматом и вышла в соседнюю комнату. Это оказалась гостиная и вокруг широкой плазмы там стояли бардовые кресла. По телевизору как раз показывали новости и едва я подошла, как увидела свою фотографию, где я с подругой из Тулы. И тут же заговорила криминальный девушка- репортер:
    - Если вы видели эту девушку или что-то знаете, сообщите в полицию или по телефону...
    Мне хотелось плакать от несправедливости. Что я им такое сделала? Неужели они меня ненавидят за то, что я умнее их? Я услышала какой-то шорох и резко обернулась. Позади меня стоял Александр, облокотившись на стену боком и скрестив руки на груди. На нем были черные брюки и персиковая рубашка, прекрасно оттеняющая его загар. Она была расстегнута и колыхалась от сквозняка. 
     Я покраснела во-первых от своих порочных мыслей, а во-вторых от страха, что раскрылась правда. Говорят: рано или поздно, но все-таки лучше поздно. Я смотрела на него, он - на меня.
    - И... Что теперь? - наконец не сдержавшись, выдохнула я.
   - Полагаю завтрак, - усмехнулся он в своей манере.
    - Вы так все и оставите? Ведь вся страна считает меня преступницей.
    - Страна? А что есть страна без монарха? - философски заметил тот.
    - Не понимаю.
    - Оно и видно. Когда-нибудь я тебе все расскажу, Россия, но сейчас ты еще не готова к правде.
    Я в ужасе открыла рот. Мне хотелось бежать, сломя голову.
   - Откуда вы знаете мое имя?
Он стремительно ко мне подошел и я в страхе и смятении отшатнулась, почувствовав за спиной открытое окно. Обжигающий, холодной ветер Урала колыхал ткань ночнушки, словно желая ее сорвать с меня. Посмотрев в глаза Александру, я вновь почувствовала себя, как там на остановке - беззащитной жертвой, лежащей на алтаре, в руках бездушных жрецов. Он вплотную наклонился ко мне, сделав какое-то движение рукой, и я в ужасе зажмурилась, вся подобравшись. Почему-то мне показалось, что он меня сейчас ударит или возьмет за шею.
    Но вместо этого он всего лишь заправил нежным жестом мои пряди волос за уши. Я недоверчиво приоткрыла глаза, пару раз моргнула и встретила насмешливый взгляд мужчины. Невольно я еще отшатнулась и села на подоконник. Подо мной была высота девяти этажей, но я старалась в данный момент об этом не думать, плененная зелеными глазами с расширинными зрачками.
    - А ты подумай сама, Россия, - прошептал Александр, - Не каждый день, тем более в самом сердце Уральских гор, встретишь девушку с идеальной координацией движения, способную полностью управлять своим телом. Разве может простой подросток твоих лет так быстро отвечать и спрашивать, точно формулируя свои фразы? Ты думаешь по новостям тебя показывают впервые?
    Он еще ближе подошел и я, изогнувшись, почувствовала спиной пластик подоконника. Моя голова и волосы свесились за окно и висели в воздухе. Вот теперь я по-настоящему испугалась.
    - Ваши слова звучат доброжелательно, так словно вы хотите мне помочь, - тоже прошептала я в ответ. Мой голос куда-то пропал, хоть он и говорил что я могу управлять своим телом. - Откуда мне знать, что вы не один из них? Может вы также задумали меня убить?
     Александр взял меня за талию и наполовину высунул за окно, крепко держа. Я закричала и вцепилась в створки.
    - Нет! Нет, не надо! Пожалуйста!
   Прохожие удивленно поднимали головы, но никто ничего не предпринимал. О, как мне хотелось жить, как же мне хотелось жить! Ведь у каждой семнадцатилетней девчонки есть цели и мечты, к которым они идут всю жизнь, а мне всего лишь хотелось выжить. Хотелось, чтобы меня оставили в покое раз и навсегда.
    - Подумай, - прорычал сквозь зубы Александр, не ослабляя схватки, - Подумай, если бы я хотел тебя убить, я бы это сделал давно! У меня была куча возможностей: в лесу, в машине, за ужином, в душе, во сне! Если бы я хотел тебя убить, то мне достаточно сейчас отпустить тебя!
    Я схватилась за его рубашку.
    - Пожалуйста!
   Он резко отпустил меня, и я, скатившись на пол, зарыдала. Мне казалось, что сама смерть с косой в метре от меня негодует и грозится в следующий раз не отпустить свою добычу. Что ж всем моя кончина так желанна!
    Но Александр вдруг сел ко мне и, прижав к себе, погладил по голове.
    - Мы справимся. Я никому не дам тебя в обиду, - мне послышалась горечь в его голосе, совсем не относившаяся ко мне.
    - Обещаешь? - я подняла к нему свое красное заплаканное лицо. Неожиданно я тоже перешла на "ты", чувствуя доверие к этому малознакомому человеку.
    - Клянусь, - он криво улыбнулся, - А теперь пойдем завтракать. Тебе нужны кальции.
    Я кивнула и пошла умылась. В светлой, просторной столовой со стеклянной, прозрачной стеной, через которую был виден весь утренний Первоуральск, на длинном столе все уже было готово. Я заметила что здесь много чего кофейного: часы с зернышками, кафель шоколадного цвета, большая кофемолка, кружки с надписями: " Кофе - спутник деловых людей".
    Я села рядом с Сашей, как он попросил себя называть, и наложила себе в тарелку всего понемногу: ломтики соленой брынзы, творога, политого брусничным соусом, джем из голубики, которой я ранее никогда не пробовала, орешки, свежие румяные булочки и сливочного масла. Саша налил мне в чашку какао.
    - Ты любишь кофе? - спросила я, желая нарушить неловкую тишину.
   - Очень. А ты? - он отправил кусочек омлета себе в рот.
   - Наверное, но я пробовала лишь капучино и латте.
    - Это нужно исправлять, - улыбнулся Саша, - К примеру вечером. Ты свободна?
    Я непонимающе вскидываю брови: это он про время или романтические отношения? Стараюсь найти альтернативный вариант ответа.
    - Я здесь первый день, еще не нашла работу.
   - Отлично, значит в восемь. Да, насчет работы. М-м... Ты умеешь вязать, шить, кроить?
   Мои брови взлетают еще выше, аж до середины лба. Нет, не умею, да и никогда не стремилась научиться. Я так и хотела ответить, но внезапно понимаю что это нетрудно и даже интересно. Может это и называется полным контролем своего тела?
    Я неуверенно киваю.
   - Хорошо, я договорюсь с кое-кем. - он кидает взгляд на фирменные наручные часы с элегантной гравировкой, сделанными без лишних деталей, и встает, оправив пиджак, который, надо признать, идеально на нем сидел. - Мне пора.
    Я тоже, обмакнув губы салфеткой, невольно встала.
  - Куда? - О Боже. О Великий Космос. Я его допрашиваю? Как это выглядит? Наверно, жутко и нахально?
   Но его это похоже совершенно не смутило.
   - На работу.
   - А как же я? В смысле, что мне делать? Где мне быть, вдруг меня найдет полиция? Просто ты больше меня знаешь о поисках.
    Я вконец сбиваюсь и мучительно краснею. Почему я при нем себя вот так виду? Как  котенок, который что-то натворил.
    - Ну, так как листовки до Урала еще не добрались, а люди, здесь, не тратят время на рекламы и разборки государства, то можешь свободно погулять по городу. Только в лес не ходи одна. Хоть там и красиво, но уже за последний месяц пропало три девушки твоего возраста.
    О черт. А вдруг их по ошибке приняли за Россию Добреву и решили быстро устранить девушку с зашкаливающим уровнем интеллекта?
    - Эм... А где моя сумка? - в замешательстве спрашиваю я. Я все еще была в ночной сорочке.
   - Та сумка, полная дешевого хлама? Скорее всего в мусорке, - невозмутимо пожимает плечами Саша.
    Я чувствую, как мои глаза округляются.
    - Но не волнуйся, книгу я оставил у тебя в комнате. Эдит Уортон, конечно, настоящий гений, но я принципиально предпочитаю русские таланты. Лев Толстой, к примеру, Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Есенин, Куприн, Чехов. Вот Чехова особенно люблю: человек доказал что нет четких разделений на гуманитариев и технарей. Он был как творческой личностью, так и ученой, внимающей.
    - А Достоевского, Маяковского любишь? - я, заядлый литератор, поддержала разговор.
   - Достоевский - впечатляем, хоть и был революционером. Однако Маяковский, - его глаза сжались в щелки и померкли, совсем как вчера, когда я сравнила русских царей с диктаторами. - Маяковский - нет. Я не восхищаюсь им.
    - Но он же... Он... - я побледнела от возмущения.
    - Твой кумир? Да, это видно. Но что тебе известно о нем?
   - Ха! - хмыкнула я и с гордым видом принялась перечислять, зажимая пальцы поочередно. - Он родился в Грузии, его исключили в пятом классе из гимназии за неуплату, боялся иголок, так как его отец умер от заражения крови, уколовшись на заводе. Первое его стихотворение было опубликовано в нелегальном журнале "Порыв", он был трижды арестован. Первый его сборник назывался "Пощечина общественному вкусу", он ездил в Америку представителем СССР. Хотел пойти добровольцем на Первую Мировую Войну, но его не допустили.
    Саша терпеливо слушал, тихо посмеиваясь, но тут неожиданно прервал меня:
    - Довольно, мне кажется, я достаточно услышал. Все это пустое, поверхностное. А что ты знаешь о нем правдивого?
    Я негодующе вспыхнула.
   - Почему ты так враждебно относишься ко всем оппозиционерам царской власти? - вдруг выдала я и смолкла в смятении. Как я додумалась такое сказать? Теперь, конечно, я понимаю, что так оно и есть, но ранее как-то не задумывалась. Быть может я сама не угоняюсь за ходом своего мозга?
    Саша раздраженно сжал губы в тонкую линию.
    - Ничего подобного, ты сделала неправильные выводы из своих наблюдений, Россия. В нашей разговоре промелькнуло слово "личность" и я хотел бы тебя спросить. Как ты считаешь, все люди личности?
    Мне совершенно не нравилось, что он упорно, даже после моей настойчивой просьбы, называет меня полным именем. Видимо, он, как поэт, олицетворяет во мне целую державу. Я в замешательстве застыла, смущенная резкой сменой темы разговора. Но еще больше я запуталась, услышав вопрос. Ну, и как я считаю?
    - Думаю, нет.
   - Нет? - Саша наклонил голову набок, искренне улыбнувшись. - Почему же нет, Россия?
     Я заскрипела зубами.
    - Потому что у каждой личности должны быть личные мотивы, интересы, цели, стремления. А я знаю людей, у которых все мною перечисленное отсутствует.
     Он продолжал с интересом смотреть на меня.
    - К примеру, преступники, - выдохнула я, глядя ему в глаза.
   Он изящно изогнул бровь.
   - М-да? Хочешь сказать у них нет целей? А из-за чего они попадают в тюрьму? Почему? Что подталкивает их совершить преступление? Кто? Ради чего? - его зеленые глаза с энтузиазмом сияли.
    Я опустила взгляд на пол.
    - Наверное, ты прав. Но как же фашисты?
    - Полное истребление славянской, цыганской и еврейской рас ты не считаешь целью? - слышу я его спокойный, размерный, слегка насмешливый голос. - Пусть они и преступные, но все таки личности.
    Я вскидываю голову.
   - А финны, которые забирают детей у родителей? А западные украинцы, которые убивают своих же соотечественников в Донецке? А садисты, сумашедшие?!
    Саша подходит ближе, и я огромным усилием воли заставляю себя остаться на месте.
   - Но ведь у всех них есть мотивы, Россия. - он вновь кинул взгляд на часы, - О черт! Я опаздываю! Ключи в прихожей, Россия! - и он кинулся в коридор.
   - Эй! А в чем я пойду-то?
   - В твоей комнате одежда! - глухо доносятся его слова и я слышу хлопок двери.
    Я вздыхаю, допиваю какао и бреду в комнату, в полной абстракции. Оказывается в его квартире одиннадцать комнат, не считая ванной, столовой, кухни и гостиной. Все, кроме моей были заперты. На вешалке, на двери висела одежда, приготовленная для меня.
     Я натягиваю черные кружевные колготки, пышную насыщенно-голубую юбку, короткий ярко-желтый свитер в дырочку и кожаную кремовую куртку. Ее я не стала застегивать, так как за окном светило редкое осеннее солнышко. Расчесав волосы и перекинув их на левое плечо, я одела тонкий желтый ободок и коричневые ботальоны. Образ кажется мне через чур ярким и вульгарным, но повернувшись к зеркалу, я удоволетворенно ухмыляюсь.
    В уютной прихожей, на тумбочке лежал ключ. Я взяла его и вышла из квартиры, захлопнув дверь. Я съехала в стеклянном лифте на первый этаж и вышла наружу. Уже на улице я смогла определить где провела ночь; это была огромная стеклянная высотка с цветной подсветкой. Внизу даже была подземная парковка. 
     Улицы Первоуральска были похожи на калужские, только менее людные. Я посетила первоуральский новотрубный завод, старые шахты, покормила уток на Нижнем и Верхних Прудах и походила вдоль берега по реке Большая Шайтанка. Когда уже начало смеркаться, я вернулась в место, которое уже невольно называла домом. Здание светилось в темноте и его можно было найти из любой точки города.
     Едва я зашла внутрь, как меея встретил улыбающийся Саша и протянул чашку с ароматным тягучим напитком. На нем были старые потертые джинсы и темно-зеленый свитер грубой вязки, прекрасно оттеняющий его глаза.
    - Надеюсь, ты не против "Рафа", - сказал он.
    - Я люблю все новое, - ответила я и, обхватив губами трубочку, втянула кофе. У него был необыкновенный вкус, словно в напитке сочетались мягкие сливки и горький шоколад. Раф вскруживал голову и исчезал, нежно "поцеловав" внутреннюю часть горла. Теперь я полностью разделяла восторг Саши по поводу кофе. Может все таки надо почитать кое-что из книг в его библиотеке, о которой он мне рассказал пять минут назад? Тем более, что меня обидно кольнула его фраза: "Твой мозг работает на тридцать процентов, но ты еще не способна распоряжаться своими возможностями. Энергию нужно направить в правильное русло, Россия".