Марк Олден - Дай Сё. Глава 1

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
    ЗАНСИН
    (состояние полного сосредоточения; воля к сражению до конца).
   
    Глава 1
    ГОНКОНГ, ИЮНЬ 1982.
   
    В полдень над заливом Абердин раздался звук выстрела, дающий сигнал к началу гонок. Одиннадцатилетний Тодд Хансард, стоящий рядом с матерью на палубе пришвартованной яхты, почувствовал страх.
    Женщины вокруг не обратили на это внимание. Это были жены бизнесменов, чьи мужья в это время совещались внизу, в кают-компании. Лестницу на нижнюю палубу охраняли двое огромных японцев-сумотори, бывших борцов сумо. Другие охранники, вооруженные пистолетами-автоматами "инграм м-11", застыли у трапа яхты (яхта принадлежала токийскому бизнесмену и называлась "Китаро"), наблюдая за людьми, толпящимися на причале. Их начало гонки, по традиции проводившейся уже две с половиной тысячи лет, абсолютно не волновало.
    Гонка называлась Туэнг, фестиваль Драконьих Лодок, и проводилась каждый июнь в честь Чу Юаня, честного чиновника, который утопился в знак протеста против продажного и коррумпированного правительства того времени. В гонках участвовали длинные, узкие боевые каноэ с украшающими нос и корму головой и хвостом дракона. Каждый нес команду из двадцати гребцов, представляющих полицию, пожарных, профсоюзы и банки, как местные, так и европейские. Сами гонки отдавали дань уважения сторонникам Чу Юаня, когда-то бросившимся в реку, чтобы спасти тонущего чиновника.
    На палубе "Китаро" Тодд Хансард вдохнул запах опилок. Яхта была пришвартована у маленького острова, где располагались судостроительные верфи - по традиции корабли делали из двадцатипятиметровых тиковых досок, без планов и чертежей, полагаясь на интуицию. Сейчас работы были прекращены из уважения к духу Чу Юаня.
    В Абердине, городке на южном побережье, толпы зрителей, китайцев и европейцев наблюдали за гонкой с белоснежных пляжей, скалистых бухт, с крыш припаркованных автомобилей и автобусов. Они кричали, подбадривали свои команды на кантонском, мандарине, шанхайском и английском и бросали в воду обернутые в шелк брикеты риса. У многих в руках были клетки с птицами, символизирующие статус колонии и курящиеся благовонные палочки. Зрители были одеты в цвета любимых команд гребцов.
    По обоим берегам залива лавочники продавали лапшу и мясные шарики. Знаменитые плавучие рестораны Абердина были переполнены и перестали принимать посетителей. На сотнях лодчонок, качающихся на волнах, танка, отбросы города, жившие и умиравшие в этих трущобах на воде, били в цимбалы, чтобы отогнать злых духов.
    Тодд наблюдал, как его мать и другие китайские, японские и европейские женщины обмахиваются веерами и беседуют друг с другом на английском и восточных диалектах. Он был единственным ребенком - и единственным мужчиной - среди этих тай-тай, статусных жен богатеев. Некоторые из них пытались заигрывать с Тоддом, отчего ему было неловко.
    Его спас полицейский вертолет, поднявшийся из-за абердинских высоток из стекла и стали и пролетевший над "Китаро". Вертолет завис над одной из лодочек танка, заплывшей на маршрут гонки и пилот-китаец в зеркальных солнечных очках через мегафон потребовал, чтобы она освободила дорогу.
    Тодд поежился и прижал руки к ушам. Барабаны. От рокота барабанов на драконьих лодках у него болела голова, и боль, казалось, никогда не уймется.
    Уже два месяца Тодд страдал от ночных кошмаров, а днем его не отпускало чувство, что скоро произойдет что-то страшное.
    Он покачнулся, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Тодд ухватился за поручень и поднял глаза к солнцу, к теплу и слепящей белизне. Не закрывать глаза. Сон приносил ему лишь страдания; сон стал окном в ад, за которым скрывались незаконченные деяния его прошлых жизней. Тодд верил в карму и в то, что нынешняя жизнь определяется поступками в прежних. Но он не знал, что это были за деяния и поступки - знал только, что прошлое пытается дотянуться до него. Тодд не рассказывал об этом никому, даже матери. Не рассказывал о древнем зле, которое пугало его и в то же время притягивало обещанием могущества.
   
    Тодд Хансард был сыном китаянки и белого - высокий, худой черноволосый мальчик с грустным лицом. У него были необычные глаза - один ярко-синий, другой почти фиолетовый. Характер у него был такой же странный - Тодд бывал то дружелюбен, то холоден и отстранен. Обычно спокойный, в последнее время он стал гиперактивным и непоседливым.
    Чтобы определить будущее Тодда, его мать приглашала в дом многих астрологов, ясновидящих и духовных советников, что раздражало ее мужа. "Господь Всемогущий, женщина," говорил он. "Когда ты поймешь, во что нужно верить, а во что нет?"
    Он разозлился еще больше когда один из этих типов объявил, что Тодд обладает экстрасенсорными способностями - это открытие почему-то так испугало провидца, что он прервал разговор с мальчиком и бежал из дома Хансардов.
    Еще год назад Тодда постоянно задирали и били его сверстники-китайцы, презрительно называвшие его полукровкой и гвей-ло, варваром. Но затем он открыл для себя восточные единоборства. Первыми учителями Тодда были слуги в доме его родителей на пике Виктории, одном из престижных районов Гонконга. Они научили его основам кунг-фу и владению оружием. Рано утром слуги брали его в Ботанические сады, где в окружении невысоких китайских сосен и бамбуковых деревьев Тодд вместе с сотнями других людей отрабатывал медленные, похожие на танец движения тайцзицюань - вида кулачного боя, произошедшего из древней системы упражнений буддистских монахов.
    Почему-то - Тодд сам не знал причины - он предпочитал японские виды единоборств, особенно кендо, в которое просто влюбился. Он так быстро все схватывал и проявлял такое умение, что тренер отказался брать деньги за уроки и стал заниматься с мальчиком индивидуально.
    Тодд стал выходить победителем в схватках и вне стен додзё. Из-за одной из них, произошедшей за месяц до лодочных гонок, в особняк Хансардов явился полицейский инспектор. Мать Тодда, высокая и миловидная уроженка Шанхая с длинными темными волосами, приняла его на веранде. Ее красота угнетала инспектора; он знал, что никогда не сможет обладать ей.
     - Сломал бедро и челюсть главарю банды, извольте видеть, - сказал он. Инспектор был родом из Уэльса и страдал близорукостью, но не хотел, чтобы Катарина Хансард видела его в очках. Прищурившись, он сверился с записью в блокноте. - Отправил второго парня в нокаут, а третьему порвал связки в колене.
    Он закрыл блокнот и улыбнулся.
     - Славно потрудился, я так скажу. Вашему сынку сколько лет-то?
    Катарина Хансард не ответила на улыбку.
     - Одиннадцать. Инспектор,я не понимаю, зачем вы здесь. Вы сами сказали, что эти мальчики были членами уличной банды и напали на моего сына первыми.
     - Так точно. Ваш парнишка хорошо их отметелил. Использовал палку от метлы, кстати. Там какая-то старуха мела пол перед своей лавкой, так он выхватил метлу у нее. Свидетели говорят, что ваш сын дрался, как одержимый. Похоже, у нас тут случай Джекила и Хайда*, если позволите так выразиться, миссис Хансард. Я так понял от его учителей и школьных товарищей, что ваш парнишка обычно довольно смирный и вежливый. Хорошо себя ведет, неприятностей не устраивает.
    Инспектор пригладил свои рыжие усы наманикюренными пальцами и представил ее, извивающуюся под ним в постели.
     - Так что встает вопрос, почему в последнее время ваш сынок стал таким агрессивным. - он похлопал по нагрудному карману, куда спрятал блокнот. - Это ведь не первая его драка, вы знаете. За прошедшие три месяца он был замешан в нескольких потасовках. Он...
     - Он полукровка.
     - Я это заметил, мадам.
    Еще одна улыбка. Катарина проигнорировала ее.
     - Поэтому его и бьют. - сказала она.
     - Да вот в том-то и дело, что в последнее время все происходит как раз наоборот. Ваш парнишка мнет бока этой шпане, и довольно сильно.
    Она провела по волосам тонкой, загорелой рукой, заставив сердце полицейского забиться быстрее.
     - Мой сын никогда ни на кого не нападал первым, инспектор. Проверьте, наверняка это указано в ваших записях. Тодд только защищался.
     - Так точно. Но я здесь потому,что защищался он уж слишком резво. И он никогда не дерется голыми руками.
    Глаза Катарины Хансард вспыхнули; она чуть вскинула голову. Совсем как твой чертов папаша, подумал инспектор. Тот тоже не подарок.
    Он поспешил поправиться:
     - Скажу по-другому, если позволите. Ваш парень и кулаки в ход пускает, но предпочитает оружие. Палку там, или ветку. Или шинай, бамбуковый меч, которыми в кендо пользуются. И в общем, в него иногда бес вселяется. Особенно, когда доберется до чего-то, чем можно помахать и голову проломить. Тихоня-тихоней, но в таких случаях он будто с катушек слетает.
    Еще не успев закрыть рот, инспектор понял, что сказал лишнего. Катарина Хансард поднялась с кресла.
    - Слуга проводит вас до двери.
     - Миссис Хансард, я не...
     - Если вы хотите обсудить что-то еще, свяжитесь с моим мужем. Я уверена, вы знаете кто он и где его найти.
    Инспектор сердито кашлянул в кулак и взглянул в окно на слугу в белой куртке, сачком вылавливающего листья из бассейна. Его злило сознание того, что по сути дела рядом с этой семейкой он был пустым местом. Но до пенсии ему оставался всего год, и инспектор не хотел нажить себе врагов в лице Хансардов. Как говаривал его шахтер-отец, если не можешь изменить судьбу, прими те изменения, которые она несет тебе. В любом случае, он еще легко отделался. Миссис Хансард Великая-и-Ужасная по крайней мере не могла пожаловаться на инспектора своему папаше. Косоглазый ублюдок, один из самых опасных людей в Гонконге, в свое время отправил на тот свет немало народу, в том числе и полицейских.
    Но и мистера Хансарда злить не стоило. Он был банкиром, а Гонконгом правили именно банкиры, а не губернатор или представители королевы. Стоило Йену Хансарду сказать пару слов в нужные уши, и карьера инспектора рухнула бы в мгновение ока.
    Он достал из внутреннего кармана очки, водрузил их на кончик носа и взглянул на Катарину Хансард. Она показалась ему еще прекрасней. А затем он заметил выражение ее лица. Ненависть. Ненависть за то, что он попытался причинить вред ее сыну.
    Инспектор прочистил горло.
     - Нет нужды беспокоить вашего мужа, миссис Хансард. И вообще, я к тому, что если пожелаете, вы можете подать в полицию жалобу на то хулиганье, что напало на вашего парнишку. - он немного помедлил и добавил: - В конце концов, он у нас пострадавший.
    Проследив глазами за полицейской машиной, отъезжающей от особняка по гравиевой дорожке, Катарина Хансард отошла от окна и поднялась на второй этаж, проверить как там Тодд. Она тихонько отворила дверь в его комнату и застыла, прижав руку к губам. Тодд метался и стонал во сне, затем вдруг резко сел, мокрый от пота, тяжело дыша. Катарина бросилась к сыну и крепко обняла его.
    Она стала расспрашивать Тодда о его сне, но все, что он мог вспомнить, был страх.
   
    Катарине Хансард было тридцать. После замужества она оставила работу в больнице и посвятила себя увлечению скульптурой и сыну, которого вырастила практически в одиночку. Она родилась в богатой и могущественной семье лидера триады, преступного синдиката, одного из сильнейших в Гонконге. Ее мужем стал богатый англичанин Йен Хансард, президент гонконгского филиала крупного банка. Она не знала нужды ни в чем, но при этом жизнь тихой, сдержанной Катарины была наполнена болью - болью, которую, как она недавно осознала, она выбрала сама.
    Невзирая на строгий запрет отца, она завела роман с американцем, отцом Тодда, с которым она не виделась с рождения мальчика. Затем, чтобы дать ребенку имя, ей пришлось выйти замуж за Йена Хансарда, которого Катарина не любила. Это был маленький светловолосый англичанин, выглядевший моложе своих лет и мечтавший о величии. Доведенный до ручки разговорами своего отца о социалистической Англии, амбициозный Хансард сбежал от него в Гонконг, где бизнес был единственным стоящим делом. Здесь такие вещи, как принципы и порядочность могли только повредить делам, поэтому Хансард наплевал на них и в итоге преуспел. К тридцати пяти годам он был самым молодым из банкиров колонии.
    Он никогда не был близок к Тодду. Парень, в конце концов, не был его сыном, и в любом случае Хансард, как и многие англичане, не любил открыто проявлять привязанность. Его раздражало то, как любила мальчика Катарина; особенно раздражало то, что они разговаривали между собой на кантонском, диалекте китайского, который Хансард не знал и не собирался учить. Хансард женился на ней из-за ее экзотической красоты и из-за зависти, которую его брак вызывал у других мужчин. Кроме того, Тодд, хоть и был хорошо воспитан и вежлив с ним, Йену казался слишком уж умным.
     - Этот мальчишка настоящий гений, - как-то сказал он своей жене. - Я даже не пытаюсь понять, как там работают его серые клетки, но кое-то между ушами у него точно есть. Надеюсь, лет этак через двадцать он осчастливит нас, кретинов, каким-нибудь ценным изобретением. Но вот что я скажу тебе по поводу его увлечения этими японскими штучками - они его до добра не доведут. Я, конечно, не имею в виду, что малец сбрендил, ты же понимаешь.
    Хансарду, говоря о Тодде, приходилось следить за языком. Поэтому он предпочел перевести разговор на гораздо менее опасную тему - японцев.
     - Кстати, - сказал он. - Япошки, при всей их вежливости, сами по себе не очень приятные люди. Я же с ними постоянно веду дела, так что мог бы порассказать Тодду немало интересного. Йен Фабиан Чарльз Хансард знает о япошках много всяких веселых вещей, которые хорошо бы смотрелись на бумаге, реши я когда-нибудь написать книгу... Шучу, конечно. Есть вещи, которые лучше держать при себе. Человек может скорее пожалеть о том, что сказал, чем о том, чего не сказал.
   
   
    На залитой солнцем палубе "Китаро" одетый в белое стюард подкатил тележку с корзинами к столику под огромным зонтом. В корзинах были закуски - маленькие пельмени димсам, рубленная свинина, клецки из рисовой муки, суп из красных бобов и пирожные. Следом прибыла вторая тележка с бутылками коньяка, содовой воды, ведерками со льдом, банками газировки и корзиной свежих фруктов. Оживленно переговариваясь, женщины обступили столик. Мать позвала Тодда присоединиться к ним, но он предпочел остаться на краю палубы, у перил.
    Барабаны. Цимбалы и гонги.
    Он упал на колени, прижимая руки к глазу. Внезапно пронзившая его голову боль была подобна дикому зверю, впившемуся в мозг. Тодд упал на спину, перекатился, пытаясь подняться. На его коже выступил холодный пот; он быстро терял сознание. Катарина Хансард бросилась к нему, зовя мальчика по имени, но он уже проваливался в красный ледяной туман. Последнее, что он помнил, была кровь, текущая по его лицу и рукам.
   
    Он был в Японии, в замке, освещенном бумажными светильниками и сосновыми факелами. Замок был осажден, а внутрь, он знал, пробрались ниндзя. Они приближались, черные призраки, несущие бесшумную смерть. Он тоже был одет в черное, точнее, черно-серое кимоно с мон, семейным гербом, вышитым на спине и рукавах. Он выхватил свой меч и занес его над головой, выжидая. Что-то было не так. Боль. Ужасная боль в его левом глазу. Ей нельзя поддаться, нельзя выпустить из рук меч. Стой и сражайся. Хай.
    Откуда-то доносились звон клинков и крики раненных. Пахло дымом. По скрипящим половицам бежали десятки ног.
    Что-то привязано к его поясу... голова девушки с закрытыми глазами и приоткрытым ртом. Когда он успел убить ее и зачем? Он знал лишь, что должен подняться на верхний этаж, прорубив себе путь сквозь толпу ниндзя, если потребуется. Кто-то наверху нуждался в его помощи, но кто? Он не знал. Знал только, что должен идти вперед и убивать.
   
    Тодд открыл глаза. Он лежал на палубе, вымотанный, выжатый как лимон. Под голову ему подложили спасательный жилет, а его мать сидела рядом, ее рука у него на лбу. Его отчим, тай-тай и несколько матросов-японцев смотрели, как маленький человек в деловом костюме измеряет пульс Тодда. Потом он что-то спросил по-японски.
    Раздраженный Йен Хансард сказал:
     - Ну же, Бога ради, Тодд, отвечай господину. Сколько ему еще повторять?
    Мальчик нахмурился.
     - Минуту назад ты трещал, как чертова сорока. - сказал Хансард. - Впервые слышу, чтобы ты говорил по-японски.
    Сбитый с толку, ослабевший Тодд попытался приподняться. Неудачно.
     - Я... я не знаю японского. - сказал он. - Я не говорю...
    Хансерд закатил глаза.
     - Боже, спаси и сохрани. Тодд, мы все ясно слышали, как ты говорил по-японски. Нет нужды лгать. Нам все равно, на каком языке ты там лепечешь, просто не нужно тратить наше время на вранье, вот и все.
    Хансард чувствовал, как жена прожигает его яростным взглядом, но не стал обращать внимание. К чертям их обоих, вытащили его с важного совещания, результатом которого могло быть миллионное вложение в его банк. На это раз он не собирался сдерживать себя. Пора довести до сведения окружающих тот факт, что наш Тодд безумен, как мартовский заяц. Совсем свихнулся мальчишка. Хансард не собирался наказывать Тодда, тем более бить его, но такие номера не могли остаться без ответа. А если Катарине это не нравится, пусть идет ко всем чертям.
    Внезапно Хансарда осенило. Этот припадок, или обморок, или идиотскую шутку Тодда можно будет использовать против него же. Отличный повод, чтобы услать маленького паршивца с глаз долой, в частную школу в Англии или Швейцарии, где из него вышибут всю дурь. И еще этим Хансард сможет отплатить Катарине за письма, которые она все еще пишет отцу Тодда в Америку.
    Она не видела этого типа уже одиннадцать лет, но они переписывались. Катарина не делала из этого тайну и держала письма в своей студии. Хансард прочел несколько и знал, что эти двое все еще любят друг друга. Это привело его в ярость. Его собственные измены жене, естественно, в счет не шли.
     - Тодд, - сказал он. - Внизу мне сказали, что у тебя что-то стряслось с глазом. Ослеп ты там, или еще что. А я вот смотрю, что оба твои глаза в полном порядке. Не желаешь объясниться?
    Катарина Хансард прижала руку сына к своей щеке.
     - У него шла кровь. Доктор...
    Хансард покачал головой.
     - Катарина, дорогая моя. Доктор Орито сказал, что с Тоддом все в порядке, и это касается и его глаз. И левого, и правого. Вряд ли доктор находится здесь, чтобы играть в игры. Что, если у Тодда снова случится такой приступ воспаления хитрости, скажем, на вечеринке для киношников, которую мы устраиваем на следующей неделе? Это может нанести ущерб нашей с тобой репутации. Очень большой ущерб.
    Он смахнул воображаемую пылинку с дорогой рубашки, одной из дюжин, заказанных им у "Турнбулла и Ассера" в Лондоне.
     - Катарина, радость моя, по возвращении домой я хотел бы серьезно поговорить с тобой о будущем Тодда. Есть в Европе места, где его могут научить дисциплине, что, безусловно, пойдет ему на пользу. А сейчас, если не возражаешь, я вернусь вниз. Меня люди ждут.
    Хансард пересек палубу и спустился вниз по лестнице. Мысль о том, что Катарину испугала его угроза отправить Тодда за границу, подняла ему настроение.
    Доктор Орито захлопнул свой черный кожаный саквояж и обратился к Катарине по-английски:
     - Пожалуйста, ваш сын, он перенес болезнь недавно?
    Она не отрывала взгляда от мальчика.
     - У него проблемы со сном, да. И кошмары. У него постоянные кошмары.
     - Возможно, он принимал препараты, способные вызвать галлюцинации?
     - Нет.
     - Понимаю. У него очень развито воображение. Он говорил о ниндзя, замках и битве, в которой он будто бы участвовал. - Орито улыбнулся. - Думаю, ваш сын где-то услышал японскую речь и запомнил ее, сам того не подозревая.
     - Он занимается кендо с тренером-японцем. Но он не учил язык.
     - Ммм, да. - Орито взглянул на Тодда. Их глаза встретились. - Странные глаза у вашего сына. Очень странные. Пожалуйста, уведите его внутрь, подальше от солнца и шума.
    Все это время Тодд держал мать за руку, и когда его пальцы разжались, она взглянула вниз и увидела, что он заснул от усталости. Во сне он казался ей совсем ребенком, уязвимым и маленьким.
    Когда Орито увидел слезы на ее глазах, он понял, что больше не сможет сказать ей ничего; слезы размягчали камни и усмиряли тигров. Он смотрел в глаза мальчика, слышал его слова, и знал, что приближается беда. Но сейчас он не мог говорить об этом с матерью. Завтрашний день был в руках богов, и иногда рока можно было избежать. Он ушел, не предупредив Катарину, что скоро, по словам Тодда, ниндзя убьет ее и ее мужа.
   
   
    * Джекил и Хайд - персонажи книги Роберта Стивенсона "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда.", в которой благовоспитанный доктор, приняв особый препарат, превращался в убийцу Хайда.