За любимым на край света

            

   После окончания ВПШ  (1930-1933гг), кстати, с отличными дипломами, мама с папой были направлены на работу в Таджикистан.
Но пока мама училась в ВПШ, в Донбассе, где жили родители мамы, на дедушкиной шахте вредители, т.е. противники Советской власти, подпилили крепления (по теперешнему – террористы) и, упавшая балка  перебила дедушке позвоночник.

 
Дед оказался парализованным. Со временем он ходить, потихонечку шаркая, научился, но работать не мог. Такие вещи в те годы не были редкостью. Мама очень любила фильм «Большая жизнь», и считала, что это про их шахту. Папа велел поехать в Донбасс и забрать родителей, и мама привезла их в Таджикистан.

   Наконец вся семья собралась вместе. Отец очень заботливо относился к старикам, и бабушка его просто боготворила. Она часто говорила; «Вот ведь, Маня, Ариф, хоть и не русский, а какой хороший, добрый».

   Мама же была в шоке от новой, невиданной экзотики. Жара жуткая, люди ходят в полосатых ватных халатах - чапанах. Все смуглые, волосы черные, глаза вроде даже злые. Те, что постарше  - бородатые. На головах что-то намотано – чалма. На ногах какие-то пошитые из кожи то ли сапоги, то ли ботинки, легкие, без специальной подошвы да еще с задранными носами. «Муки» - так называется эта экстравагантная обувь.

 В общем, муж, как оказалось, совсем не похож на таджика. Женщины тоже ходили удивительно одетыми: в пестрые из странного шелка платья, из-под которых видны штанишки из того же материала. Поверх платья накидывался белый халат, который прижимал волосяную сетку - паранджу, закрывающую лицо женщины от постороннего взора.
 
   Вообще-то национальный колорит маме понравился. Однако на работу она была направлена в Горком  Партии в отдел (условно назовем: женотдел) по работе с женским населением, то есть приобщать их  к цивилизации, в том числе уговаривать учиться. Самую сложную работу приходилось вести с родителями и мужьями, чтоб они не препятствовали своим дочерям и молодым женам вступать в новую, культурную жизнь. Это было архисложно.

 Что интересно; с паранджой женщины расстались довольно скоро, правда, не обошлось без жертв, когда убивали девушек, решившихся пройтись по кишлаку с открытым лицом. А вот со штанишками оказалось сложнее; старшее поколение никак не смогло смириться с нарушением столь дорогих традиций.

 Что ужасно? Так это то, что в период перестройки, когда стали прогонять «русскоязычных», которые подняли и культуру, и промышленность, и образование, и медицину на должную высоту, резали, насиловали не только русских, но и своих таджичек,кои в эту минуту был без штанишек. Все случилось быстро и неожиданно, так что пострадавших было много, но об этом не сейчас. А пока все впереди, вся жизнь.


   Итак, маме эта работа еще предстояла, а пока отец отвез ее в Ура-Тюбе, откуда он был родом, чтоб познакомить со своими родителями и, поскольку она приехала из Ленинграда уже в положении мной, то надо было поесть витаминов, набраться сил для будущих родов.

   И вот мама попадает в совершенно чуждую среду со своими устоями и традициями. Никто ни одного слова по-русски. В Сталинабаде основное окружение говорило по-русски. Тут были и закончившие центральные ВУЗы молодые специалисты, и высланные аристократы, и политические переселенцы, и
 раскулаченные крестьяне, и молодые учителя, врачи, приехавшие помогать поднимать республику по зову сердца – романтики.

 Так что по-таджикски говорили в основном на рынках, куда привозили из кишлаков овощи и фрукты.
   Да, бросил папочка бедную Марусеньку и уехал. В доме кроме родителей жили еще две сестры и братья отца – сколько? Не знаю. Мать - свекровь только ходила и качала головой.

 Отец стал звать ее «Марусычка» и при каждом удобном случае осторожно гладил по головке в знак особого расположения. Мама быстро усвоила пяток слов и все; хезед, шинед, хуред - встаньте, сядьде, кушайте ну и еще немного каких-то слов. Проблемы начались сразу: во-первых, мама ничего не ела кроме винограда, что рос над головой, причем от пыли вытирала руками и не соглашалась мыть и еще ела яйца, причем только сырые.

 Отец  страшно огорчался, но никак не мог понять, в чем дело, почему невестка (келин) ничего не ест. А дело было в воде, которую использовали для приготовления пищи. По тем временам в каждом дворе был хауз - водоем, куда текла с гор по специальным трубам или канавам вода. Хауз был квадратный. В одном углу брали воду на стирку и полоскали белье, в другом – мыли ноги, в третьем – умывались, в четвертом – мыли овощи, фрукты, разные продукты,  посуду и брали для приготовления еды.

   Мама всячески пыталась объяснить. что вода – то одна и та же, показывала на хауз, на рот, строя брезгливые рожицы. Наконец свекор ее понял, радостно засмеялся, ласково погладил Марусычку по головке и отправил спать со словами: «пагох, пагох» т.е. «завтра, завтра».

  А утром мама обнаружила, - что бы вы думали? – Колодец. Настоящий. Чтоб достать воду, надо ведро, с привязанной веревкой, бросать донышком вверх в колодец и вручную вытаскивать. Мама была, конечно, горда и очень удивлена. За одну ночь он с сыновьями вырыл такой колодец. Вот такой у меня был дедушка.
 
   Спустя примерно 60 лет после того удивительного события, я оказалась в Ура-Тюбе. Я лечилась в Ленинабаде (Ходженте) и там меня нашел мой двоюродный брат Бабаджан – сын одного из тех братьев моего отца, что рыли этот колодец. Он привез меня к себе в гости. Я  эту историю слышала от мамы, но здесь, узнав, что я дочка Арифа, чей отец – дед мой  - сотворил чудо-колодец за одну ночь, очень хвалили его.

 «Умный, умный был человек, и добрый». Это уже стало легендой. И, оставшиеся в живых, старики и их потомки любят показывать двор, в котором в 1933году появился первый в городе колодец – первый шажок к цивилизации.

   К слову сказать, г.Ура-Тюбе, пожалуй, самый консервативный город в Таджикистане. Здесь чтили и до сих пор свято чтут национальные традиции, традиции далеких предков. С одной стороны это может быть и хорошо: жить, как жили много веков тому назад, но с другой - человечество стремится к прогрессу.

   Революция частично что-то расшевелила, мужчины резко стали стремиться к образованию, благо к этому были генетические предпосылки. Я не совсем о том хотела сказать. Одним словом, семья моего деда оказалась самой прогрессивной на тот период; сын был настолько грамотен, что смог закончить ленинградский ВУЗ, привез русскую жену, которую очень хорошо приняли. К тому же несколько братьев и сестра (женщина ведь) должны были поехать в Салинабад учиться. А тут и колодец свое дело сделал – поднял престиж семьи

   Так или иначе, но семья была всеми уважаемая. А у мамы проблемы не кончились. Кушать теперь можно, но где и как очищаться? Проблема. Вообще-то в углу двора под деревьями было сооружение из четырех кольев, обтянутых с трех сторон берданой – это циновка, плетеная из соломы, шириной  в полметра, так что, находящийся там, человек был закрыт только в области таза, да и то не со всех сторон. Так, со стороны входа он вообще был виден полностью.

 Желающие справить нужду входили и садились спиной к входу, расправляли сзади халат или платье и сидели, упершись носом в стенку и никого не видя. Как страусы. И наплевать, что они видимы: что естественно, то не безобразно. Маму же это не устраивало, приходилось ждать ночи, что беременным противопоказано, а значит, надо меньше есть и пить.

 А главное: деду жестами и мимикой никак не объяснить. Помогла младшая сестра Кифоят.  Девочка смышленая, она быстро научилась общаться с мамой, понимать ее. Когда отец все понял, все повторилось – за ночь был сделан усовершенствованный туалет; поставили две стойки на входе  с перекладиной сверху, повесили тряпку, к ней пришили бечевочку с деревянной палочкой, а на стойке - петля.

 Такое же запорное устройство было и изнутри. Если деревяшечка болтается – значит, там кто-то есть – занято. Кроме того, по высоте все стенки сделали из трех слоев берданы, т.е. на высоту маминого роста. Теперь туалет оказался закрыт со всех сторон. Ну, и, наконец, еще одна немаловажная проблема: вместо туалетной бумаги (тогда ее вообще не было, использовали обычные газеты), а местные жители использовали глину.

 Вообще в Средней Азии так было принято. Глину тщательно разминали, так что она почти не пачкала руки, делали из нее шарики и ими пользовались. У мамы это не получалось и, ей выдали бумагу. Интересно отметить, что в туалетах нет специфического запаха.

Глина его абсорбирует и, потому не пахнут даже зимние туалеты, расположенные под домом, или под верандой. 
 
    Ну, все. Основные проблемы решены – жить можно. Ели, сидя на полу, где была расстелена скатерть - дастархан. Вокруг все сидят по - йоговски, т.е. скрестив ноги, а у мамы это не получается. Она сидит то на одной, то на другой ягодице, обложенная подушками, чтоб можно было на что-то облокотиться.

 И чтоб было удобнее, т.к. обычное платье сдвигается, задирается, мама надела платье и штанишки Кифоятки, чем сердечно ублажила стариков. Своим веселым, покладистым характером мама быстро покорила сердца всех членов семьи. Жить стало легче, жить стало веселее.

   Однажды ждали Арифа в гости. Он соскучился по молодой жене и должен был приехать погостить несколько дней. Через кого-то он сообщил день своего приезда и, мама не смогла удержаться, чтоб не использовать это для очередного розыгрыша. Она оделась в национальные одежды с паранджой, халатом  на  голове, уселась на ишачка и поехала на вокзал встречать мужа.

 Каково же было ее разочарование и удивление:  она не ожидала такой  его реакции. Он побледнел, когда понял, что эта таджичка – его жена, сорвал ее с ишака, сдернул паранджу и ахнул; она еще и брови насурьмила, соединив их над переносицей. Заплела полсотни маленьких косичек, благо своя коса была шикарная, и волос хватило без проблем.

 И, если до сих пор он все это  проделывал молча, сжав губы и, как говорила мама, скрепя зубами, то тут он просто остолбенел, и через несколько минут вдруг как захохочет. Тут сбежались и родственники, которые от страха прятались за спинами прохожих. Так под общий хохот маму снова посадили на ишачка (не тащиться же беременной женщине пешком).

 Свое изначальное поведение он потом объяснял, что жена, которая была призвана партией на борьбу с пережитками прошлого, особенно с ношением паранджи, вдруг сама пошла на поводу у стариков. А это грозит лишением партийного билета и другими неприятностями.
Но старикам шутка очень понравилась и еще более укрепила авторитет мамы и нежное отношение к ней.
 
    Кстати, маму—русскую - приняли в семью очень доброжелательно. Почему?
Возможно, потому, что в те годы престижно было жениться на русских девушках.
 Может быть – это особое отношение к самому умному, образованному и, видимо, любимому сыну. В те годы появилось много смешанных браков.

   А вот дочерей родители прокляли и выдворили из семьи: младшая Кифоят вышла замуж за узбека: и национальность близкая, и религия одна и та же. Однако, семья   воспротивилась. И они с мужем, живя в Ленинабаде, т.е. неподалеку от Ура-Тюбе никогда не общались с родственниками.  Другая сестра вышла замуж за татарина. Ей пришлось уехать в Красноводск.

    Ну, это все было потом. А пока – мама вернулась в Сталинабад. Ей пришло   время рожать, а у папы – отпуск. Ему дали путевку в Кисловодск. Он попросил друга присмотреть за мамой, помочь, если будет надо, ну и держать его в курсе.
 
Он обещал маме пораньше вернуться, но в санатории он познакомился, а потом и подружился с самим Вильгельмом Пиком – генеральным секретарем компартии Германии. Это -- такая величина по тем временам. Компартия в Германии была самая сильная в Европе. Она покровительствовала молодой компартии молодого Советского государства. И отец никак не мог пренебречь таким подарком судьбы.

   Поэтому мама родила дочку в отсутствие мужа. Папа прислал открытку с именем «Лариса» с видами Кисловодска в буквах.

     Вспомнила эпизод, который мне мама любила рассказывать. Сотрудницы, узнав, что мама в положении посоветовали ей смотреть на какого-нибудь красавца, чтоб ребенок родился таким же красивым. Мама где-то раздобыла портрет С.Есенина. Красавец, блондин с вьющимися волосами, серые глаза. В общем, то, что маме хотелось видеть в ребенке.

 Вот и смотрит на него целыми днями. Отец не выдержал, спрашивает: «это – кто? Иван? Твой ухажер?» Мама возьми, да и расскажи по наивности про примету.
   - Я не хочу, чтоб мой ребенок был похож на твоего Ваньку, пусть он хоть трижды раскрасавец. Мой ребенок должен быть похож на меня. Убери его.

  - Да никакой это не Ванька, а Сергей Есенин - замечательный русский поэт.
  - Есенина я знаю, а портрета никогда не видел. Так вот он какой! Ничего, симпатичный. Только ребенок пусть на меня будет похож.
   Мама сложила подставочку и хотела убрать портрет в тумбочку.

 - Оставь, пусть стоит, - сказал папа.
   Я родилась белокурая. Волосенки уже вьющиеся. Мама подумала: « а ведь правду бабы говорили. Дочка, вроде как, на Есенина похожа». Отцу стали намекать, дескать, он-то - таджик, а дочка беленькая, на таджичку не похожа.
Папа целовал меня и твердил: «Моя дочка! Счастливая будет – ишь, как на отца похожа». Оказывается, он в младенчестве тоже был блондином. Может, поэтому его в семье боготворили: очень, при-очень редко в таджикской семье рождается блондин.

     Несколькими месяцами от роду я заболела коклюшем. И отец сразу отправил  нас с мамой опять к своим родителям, «на свежий воздух». Дед меня обожал. Он запахивал чапан, под которым я находилась, и ходил так, чтоб на меня никто не смотрел. Маме хотелось похвастать, какая у Арифа дочка - красавица.

 Всем мамам кажется, что их ребенок – самый – самый. Мама любила присказку: «Встретились две жучихи навозные. Одна другой и говорит: у всех жучата черные, а у меня – беленький». Она все спрашивала свекра: почему он не хочет показать соседям внучку? Он мотал головой и очень красноречиво пояснял:
   - Э-э! Зачем? Онхо (они) – гряз, фи! М-м, м-м буд. (Целовать будут). Фи! Лолахон - чистый, белый, нагз духтар, якши ( хорошая девочка). М-м, м-м чужой нэ надо.

  Так вот и носил меня под халатом, который распахивал только, когда никого не было близко. Вставал он рано-рано утром, часов в 6, заворачивал меня в халат и шел на речку. Через центр города проходит большая, широкая река Сырдарья. Речка бурная, летят брызги, воздух озонированный.

 Вот он и ходит вдоль речки часа полтора-два. Вечером, после захода солнца, снова - проминаж. Итак, ежедневно. Через неделю – никакого коклюша не было.

   Пошло пару лет и, у мамы начинаются какие-то приступы. Ей ставят диагноз: «внематочная беременность. Оперировать». Пока мама лежала в больнице, для меня папа нанял няню - бабушке не доверил почему-то. Видимо, после маминых рассказов об умерших детях. Нянька оказалась не чистоплотной и, я заболела дизентерией в тяжелой форме.

 Когда мама выписалась, врач, лечивший верхний эшелон, как теперь говорят, сказал маме:
   - Максимовна, надо готовиться к худшему. Что делать? Медицина – бессильна. Давайте регулярно таблетки и микстуру, может хоть подольше протянет.
   Мама в отчаянии: муж – таджик; они любят много детей, а у нее единственная дочь умирает, и ведь больше детей не будет - трубы-то удалили.

 Подошла к дочери: «Та лежит и еле дышит; ручкой, ножкой не колышет». Дала таблетку –рвет. А врач назначил их штук 5, да микстуру. Мама пошла, принесла кастрюлю с крышкой, поставила у кроватки, отсыпала туда порцию таблеток, вылила столовую ложку микстуры, сварила рисовый отвар и дала дочери.

 «Помирает, так помирает, что ж ещё её и травить?  Душа уже не принимает, и нечего её насиловать». Мужу ничего не говорит. Они вообще в эти дни не разговаривали, думая каждый о своем.

   Мама думала о своем бесплодии. Забегая далеко вперед скажу, что после смерти при вскрытии оказалось, что все трубы на месте, а вот аппендицит вырезан, так, что никакого бесплодия не было. Почему они это скрыли?  Вот сейчас, вот только сейчас я решила взять грех на душу и предположить, что врачи способствовали его аресту.

 А что? Вполне вероятно. Вызвали, например, их в качестве свидетелей, они и подтвердили, что «да, вредительской деятельностью занимался». А то ведь жена может через некоторое время забеременеть, а они трубы-то, якобы, вырезали. Между прочим, в годы войны был у нее воздыхатель, и ничего не произошло. Ну, с этим феноменом – мнительностью я сталкивалась по жизни.

   Итак, мама поила дочь только рисовым отваром, и через день, другой, та открыла глаза и прошептала: «кашу, рис». На кухне Ариф варил плов. Запах, видимо дошел и до ребенка. Мама схватила блюдце, положила полную столовую ложку риса и помчалась в спальню.
   - Ты что! Ей же нельзя: он же жирный!
   - Пусть хоть перед смертью вкусненького поест,- сказала мама и отстранила мужа.

   А ребенок с жадностью набросился на душистый рис.
   - Не давись, не торопись, жуй, как следует, - приговаривали родители.
   Ариф совсем  от радости поглупел, прибежал ещё с рисом. А мама, наоборот, уже пришла в себя.
   - Сразу много не надо давать, подождем пару часиков и потом - ещё дадим. На другой день я совсем ожила: охотно ела рис и запивала кисельком. Уже во всю лопотала.
 
   Пришел врач. Удивился, что жива ещё, да просто – совсем ожила.
   - Ну, вот. Молодец, Максимовна, выходила дочку. Главное: не забывать точно в срок лекарства давать. Нянька, наверно, халтурила.
   Тогда мама открывает кастрюлю. «Вот они ваши лекарства. Я ей ни одной таблетки не дала – вот и выходила. С голоду она у вас помирала». Врач быстренько ретировался.

   Ну. А потом - тюрьма. Нас с мамой освободили, а папу расстреляли. Потом –война. Обычная история для советских людей того времени.
  С родственниками мы не общались. Только дед приезжал к нам два раза. Он любил и маму, и меня. Первый раз он приехал в совхоз им. Куйбышева, что на границе с Афганистаном, где мы жили в военные годы. Это через весь Таджикистан: с севера на юг.

 Привез гостинцы: орешки разные, сухофрукты, пичак- таджикские конфеты - мучнистые, вкусные, ну и другие национальные сладости. Посадил меня на колени и все твердил: «Ариф, Ариф», давая понять, что я очень похожа на его сына. Я долго не выдерживала и слезала с колен. Бабушка кипятила чай, они садились за стол и «беседовали», ожидая прихода мамы. Разговаривали активно.

 То заплачут, то засмеются; то дед встанет, подойдет к бабушке, похлопает её по спине; то бабушка подойдет к нему, погладит по спине. Даже про чай забудут. Потом приходит мама, поговорят немного – он забыл все русские слова, хорошо - мама стала больше понимать. А тут уж и ночь близится и дед, попрощавшись, уходит.

   Я спрашиваю бабушку: «и о чем это вы болтали? Он – ни бельмеса по-русски, ты - ни слова по-таджикски».
  - Ой, да, милая, все понятно. Трудная жисть у него, натерпелся. А тут - один сын -Ариф неизвестно где, да другого на войну забрали. Ох, ох, ох! Жалко -то как его, сердешного. Хороший человек, видать. Вот и Марусю любит.

  Спрашиваю маму: «ну, что поняла, что дедушка рассказывал?»
   --Да, немного. Про Арифа ничего не известно, а теперь вот Исраила и Сафара взяли на фронт. И тоже сведений пока нет.

  Вот,чудеса! Ай да бабушка! После войны он приехал к нам в Сталинабад. Кроме нас там ещё его младший сын жил, тот, что не захотел меня из детприемника забрать. Все повторилось. Теперь бабушка поняла, что жена деда, тоже моя бабушка, ослепла, два года слепая прожила и умерла. Теперь он один, без жены. Трудно ему, хоть дети вернулись, а все ж одиноко.

 Мама то же пересказала. Только оказалось, что Сафар приехал раненый, но не очень. А Исраил стал очень злой.  Оказывается, если очень хочешь, то можно понять другого и без знания языка.

===============


Рецензии
Приятно было познакомиться с Вашим творчеством.
Я родился в Сталинабаде в середине прошлого века, когда отец мой учился в Республиканской партшколе.
Так что мы с Вами земляки.
А Ура-Тюбе теперь не узнать. Один стадион чего стоит. Почти такой же, как главный, в Душанбе.
Желаю Вам всех благ.

Фарманбек Замиров 3   19.01.2016 23:45     Заявить о нарушении
Спасибо, земляк. В Ура-Тюбе у меня и сейчас живут родственники:два дяди с семьями, если ещё живы. Двоюродный брат погиб в перестройку.Он был парторгом на стройке.Другой брат погиб в Душанбе в это же время. Третий выжил, так как в это время уже работал в Москве в полпредстве.
С теплом,

Лариса Азимджанова   20.01.2016 00:21   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.