Бытовуха крупного калибра. Часть 1. На Чечню

ЧАСТЬ I «На Чечню!»

***
«Небо мгою тучи кроет…
Нет.
Тучи небо кроют смогом…
Нет.
Небо тучи мглою кроют?...
Да как же там, у Александра Сергеевича?»
Двери автобуса распахнулись. И первый же порыв, ворвавшегося внутрь «Икаруса» ветра, сорвал с лица молодого человека маску задумчивости. В следующее мгновение, поддавшись единому движению людской массы, парень соскочил со ступенек и невольно поежился, ощутив холодные объятия моросящего дождя.
«А-а! Вьюга мглою небо кроет! - вместе с ощущением поздней осени, пришло и воспоминание подзабытых Пушкинских строк. – Но это совсем другая опера. Вьюги сегодня не будет. Впрочем, день только начинается».

Шарик пишущей ручки оказался совсем не пишущим. Он лишь бессильно царапал бумагу. Как и положено, в утро тотального невезения все, что касалось Борисова, и все - чего касался Борисов, действовало не так как надо – если действовало вообще. Умерший будильник, ребус галстука, шнурки, чертов автобус, сволочная погода и, вот теперь, последней каплей - едва заметный рваный трассер фиолетовой пасты, из-под не пишущей ручки.
«Так, твою растак, - негромко выругался молодой лейтенант, баскетбольным движением метнув мусорную корзину скомканный лист, не родившегося заявления. – Дайте кто-нибудь ручку!»
Ответом ему была тишина пустого кабинета. На столе соседа еще парило кофе, в углу на вешалке покачивались только что повешенные фуражки сослуживцев, и дверной замок, кажется, только-только щелкнул язычком.
«Уже ушли. Быстро, однако. Нужно торопиться».
Чужой стол оказался к Борисову более благосклонен. На нем нашлись и пишущая ручка и чистый лист бумаги.
«Значит так:
  «Начальнику Ленинского РОВД, майору Лаврененко Л. П.
от младшего лейтенанта Борисова С. В.


Заявление

«…»


Размашистым подчерком лейтенант торопливо накидал заявление, сверил дату, поставил подпись и сорвался с места.
«А, черт! Не везет - так не везет…»
Одно неловкое движение - и нужно собирать осколки разбитой чашки, и что-то делать с растекающейся коричневой лужей недопитого соседом кофе. Мусорное ведро, совок и тряпка отняли еще минуты три. Поэтому когда лейтенант вышел за порог своего кабинета, он уже безнадежно опаздывал.

- Разрешите?
- Опаздываешь, лейтенант! Заходи, быстрей, – прервав увещевания, коими потчевал своих подчиненных, бросил майор. – Садись и слушай.
Борисов сел на единственный пока еще не занятый стул и, насколько мог, попытался понять «глубинный смысл» его речи. Не смотря на то, что для себя лейтенант уже решил «нарисованную» перед ним и всем РОВД проблему, Борисов все же старался слушать майора. И хотя в голове крутились совершенно другие мысли, по большей части, только мешавшие вслушиваться в слова командира, все же, его прокуренная хрипотца прорывалась к сознанию лейтенанта. Не связанные меж собой, «выпады» майора, как ни странно вполне органично переплетались с ходом мыслей лейтенанта, подтверждая правильность и обоснованность принятого им решения.
- … Я не буду говорить высоких слов: «нам оказана высокая честь», «в нас верит Родина», и так далее. Это все слова. Это для телевизоров. …
«Да, героика сейчас не в чести. Оркестр на перроне – максимум, на что можно рассчитывать».
- … Скажу вам лишь одно – готовьтесь. Какими будут эти кавказские командировки, я не знаю. Вы первые из наших, кто туда едет, поэтому готовьтесь к худшему – к тому, что все два месяца будут тяжелыми и опасными. На сборы вам дана неделя - пока будут составляться документы, и формироваться структуры. …
«Ну да! Как всегда. Если везет то именно мне…»
- … Но это не значит, что в эти две недели вы будете освобождены от выполнения своих обязанностей. Единственную вольность, какую я могу вам позволить …, - майор задумался, перебирая в памяти обязанности своих сотрудников, ища должно, быть наименее значимую из них. - Разрешаю не присутствовать на утренних построениях.
«Это что шутка? С таким пафосом можно было разрешить, что-нибудь более реальное. Построения, хм-м... А они здесь когда-нибудь были? – не прочувствовав юмора в словах начальника, принял все за чистую монету Борисов. - А как насчет того, что везде есть место подвигу? Можно я никуда не поеду? Останусь, и буду выполнять свои служебные обязанности здесь».
- … Итак, товарищи офицеры, с сегодняшним положением я вас ознакомил. Через пятнадцать минут жду ваших заявлений. Можете быть свободны.
Кабинет, в котором до этого был слышен лишь голос его хозяина, наполнился звуками собираемых бумаг, задвигаемых стульев и прочей возни в звуковой мозаике, которой слышался неразборчивый гул недовольного перешептывания.

- Борисов? Что тебе? – оставшись с лейтенантом один на один, майор счел отказ от официоза благом, делающим общение более искренним и доступным.
- Заявление, Леонид Павлович.
- Уже? Шустрец, однако. Давай.
- Там немного не о том. Ни о том, о чем вы думаете, - подовая листок, Борисов замялся, от чего его голос прозвучал так, словно он боялся быть услышанным.
Бояться действительно было чего. По тому, как менялось лицо майора, вникающего в смысл поданной ему бумаги, не трудно было понять какие чувства и эмоции оно рождало.
- Да это совсем не о том, лейтенант!
Оторвавшись от чтения, майор в известных только ему размышлениях уставился куда-то мимо Борисова, словно того перед ним и не было вовсе. При этом авторучка до этого «кувыркающаяся» в его пальцах, теперь размеренно отбивала дробь, отсчитывая неторопливые такты течения мысли.
- Сядь, лейтенант.
Место молодого работника РОВД Борисова переместилось ближе к начальственному трону, непосредственно под пристальный взгляд майора.
- Понимаешь в чем дело Сергей, - вкрадчивым голосом начал он. – Ты у нас человек новенький. Молодой. Коллектив тебя еще не знает и от того, как ты себя покажешь, будет зависеть очень многое. Понимаешь?
- Понимаю товарищ майор. Но…
- Здесь «но» не проходит. Первое впечатление часто обманчиво, но зато устойчиво и чтобы его переломить порой у людей не хватает сил. И тогда они либо ломаются и опускаются до тряпок в погонах, либо увольняются. Так что, может быть, есть резон подождать со свадьбой. Вот вернешься через три месяца…
- Нет, Леонид Павлович. Я при всем желании не могу ничего повременить. Слишком много уже задействовано. И людей и финансов. И вообще не поймут меня.
- Ну, смотри лейтенант. Я тебе объяснил, чем ты рискуешь. Решать тебе. Давай подумай до завтра. Поговори с невестой, с родителями, а завтра приходи. Я так уж и быть, подпишу.
- Разрешите идти, товарищ майор?
- Да. Идите.

Рабочая комната, так внезапно опустевшая, когда Борисов сочинял заявление, к его возвращению представляла собой сосредоточение шумной компании офицеров. Пара столов была сдвинута в угол, и на них готовилось нечто сродни отходной трапезы.
- А, Сережа?! Заходи.
- Гулять собираетесь?
- Да.
- Ну, ну, - понимающе улыбаясь Борисов, пробираясь к своему столу.
- Ба, Сережа! Да ты какой-то сам не свой. Угрюмый - какой-то, - тяжелая рука сослуживца опустилась на плечо молодого лейтенанта. - Давай червонец – твою хандру лечить будем.
Борисов помнил, что содержимое его кошелька ограничивается двумя мятыми купюрами по десять рублей, и что до первой его зарплаты еще неделя, а то и больше, но отказать не мог. И драгоценная зеленая бумажка быстро перекочевала из его рук в руки тучного старшего лейтенанта.
«Начало-ось. Как в кино…»
За все время службы на памяти Борисова такое происходило впервые. Конечно, бывало - и он проставлялся за начало службы, и праздник отмечали и день рождение. Но все вне рабочее время, вне стен РОВД. А вот так, до обеда и в кабинете…

***
Дверь общаги с потрескавшимся от старости темно-серым колером, исписанным былыми постояльцами, верно желавшими увековечить свои «мудрые» мысли, обрадовала Сергея, что на его памяти было впервые за все время проживания в утлой общежитской клетушке. А все по тому, что возможность созерцания этого шедевра «надверной живописи» лишний раз подтверждала, что сумасшедший день лейтенанта Борисова наконец-таки кончился. Впереди были покой и пустая комната с неубранной постелью.
«Слава богу! Не придется разбирать. Сброшу туфли и баиньки. Нет это надо мне было? Посидели, погундели, выпили по стопке, и все - рабочий день кончился. Нет же, еще вечернее продолжение!…» - на этой мысли восприятие действительности и своих действий у Сергея прервалось. Дальше им руководил включившийся в подсознании автомат.
Дверь в комнату оказалась отпертой. Вместо сумрака неосвещенного холостяцкого жилища в глаза ударил свет горящей под потолком «сто-ваттки». Суетливо освободившись от туфлей, Сергей буквально ввалился в свою комнату.
- Сережа.
- М-мм…
- Сережа, Сережа. Осторожно! – вскликнула находящаяся в комнате девушка, когда потерявший равновесие Сергей чуть не рухнул к ее ногам. – Держись! Откуда ты такой?
- М-мм…
- Ложись, Сережа. Ложись…
Сергей как был, в форме, так и рухнул на старательно заправленную кровать, после чего окончательно отключился, предоставив свое обмякшее тело заботам подруги.

Утро наступило рано. Неожиданно. Еще до того, как в окно комнаты проник первый луч солнца.
Началось утро с жалостливого звука, исходящего откуда-то из мрака темной комнаты. Временами Сергей возвращался в дрему, для того чтобы проснуться и вновь услышать его.
«Что это? Плач? – вслушиваясь в ночь, ленно размышлял он. – Кто плачет? Таня? Это же Таня!»
Он поднялся с кровати, сбросил одеяло, пошатнулся на непослушных ногах и не уверенной поступью шагнул к выключателю.
Таня сидела на табуретке. Забившись в угол, она плакала, тихо всхлипывая при каждом вздохе.
- Таня? Ты здесь? Зачем? Что-то случилось? – боясь пошевелиться пока глаза не привыкнут к свету, слепым щенком вопрошал Сергей.
- … - Таня молчала.
Даже после его вопроса, всхлипывание девушки не прекратилось и ни сколько-нибудь не прервалось. Она словно не услышала его слов.
- Таня. Что? Танечка. Что произошло? Ты что, дурочка? Из-за меня что ли? – Сергей, освоившись со светом, «оторвался» от стены и медленно двинулся к плачущей Татьяне. – Ну, иди сюда, солнышко. Не плачь. Не надо.
Сергей несколько бесцеремонно поднял Татьяну со стула и прижал к себе. После чего тихий плач девушки сорвался в громкий рев.
- Тань, Таня. Ну, виноват. Ну, прости, - дыша еще не перегоревшим алкоголем, Сергей покрывал ее лицо поцелуями и мямлил себе под нос слова извинений.
- Я тебя никуда не пущу. Не пущу…
- Ну, что ты солнышко. Котенок мой. Разве я тебя брошу? Да ни за что на свете.
- Да? – заплаканные красные глаза Татьяны от этих слов даже просветлели. – А как же твое начальство?
- Начальство? – в груди Сергея екнуло и в душе зазвучали нотки тревоги, исполняющие мелодию мучительного предчувствия подвоха. – А что начальство?
- Ну, ты же сказал. Что оно… Этот, как его, майор приказывает тебе ехать в Чечню. Что нужно собирать вещи. Что через неделю…
- В Чечню? Майор…? Мне? – как в гипнозе повторял слова Татьяны Сергей, погруженный в свои черные думы.
«Не уж то я мог ей такое сказать? По-пьяни, что ли придумал? Но зачем?»
Голова Сергея разламывалась при любой маломальской попытке разобраться в произошедшем. Но на это пришлось закрыть глаза.
Разворошив свою память, он выудил из ее пучины обрывок диалога - пьяного разговора.  Он то и поставил все на свои места, связав слезы девушки, его «эффектное» ночное появление и малопонятную заплаканную белиберду, с тающими в памяти событиями вчерашнего вечера.

- Значит скоро в поход?
- Да. Стране нужны герои. Герои на два месяца. Черт бы их побрал!
- А я вот вам в чем-то даже завидую…
- Завидуешь? Нам? Что-то не пойму. Ты говоришь так, будто едешь не снами?
- Я не еду. Так получилось, что мне придется остаться.
- Это еще на кой?!
- Свадьба у меня. Скоро. И откладывать больше нельзя.
- Свадьба? Задним числом что ли?
- Гм-м. Ну, можно сказать так.
- И какой месяц?
- Третий.
- Хм-м. Да у тебя еще куча времени. Съездишь с нами, «отдохнешь» на югах пару месяцев. А там уж вернешься героем и распишешься.
- Нет. Нужно сейчас, пока еще ничего не заметно. Да и свадьбу уже назначили – через три недели. Готовятся…
- Ерунда! Перенесут! Никуда не денутся.
- Нет. Не хорошо так. Если не сейчас, то… Сам пойми, придут гости, соберутся родственники ближние, дальние и будут перешептываться. Дескать, невеста с животом.
- Ерунда! Все будут знать, что свадьба была перенесена не просто из-за твоей прихоти. И будут видеть, что у Сережки-героя вся грудь в наградах. Кто тогда, что сможет сказать? Мы же, твои друзья? Мы будем за столом. Будем следить. … Наливай по последней.
- Ага, сейчас. Где бутылка? 
- Ну так, что Серега? За твою успешную командировку?!
- …? Нет, ребят. Нельзя мне. Я вправду, не подумайте, что я отмазываюсь…
- Отмазываешься? Ты что? Ты за кого нас держишь? Кто думает, что Серега отмазывается? … Видишь – никто! Просто пойми. Ты влился в наши ряды. Так?
- Так.
- В наш отдел…
- Да.
- А мы единый организм. И ты его часть. А разве может рука или нога существовать отдельно от тела? Нет! Они сгниют. Так?
- Так. Но здесь все не так.
- Нет! Так! Мы сейчас уедем, а тебя переведут в другой отдел или группу. А там свои порядки, своя жизнь. И каждый из нас там чужак. Ты же человек молодой, для нас еще - новый. Значит, наберешься жизни – «порядков» чужого отдела и, когда мы вернемся, не сможешь быть с нами на равных. И не только потому, что мы были там, а ты нет…
- Да был я там!
- Был? Там?
- В армейке. Почти год. В Грозном. И брал его и защищал…
- И в каких родах?
- Мотопехота.
- Ну, вот видишь, сам бог тебе велел ехать с нами. Ты человек опытный. Стреляный. И твой опыт может из нас кому жизнь спасти. Тем более, что мотопехота, что милиция – один хрен. Там Бэ-эМ-Пэ, а здесь Пэ-эМ-Гэ.
- Я все понимаю ребят, но нельзя мне…
- Подожди Колян. Вот ты на парня давишь! Бэ-эМ-Пэ, Пэ-эМ-Гэ… Он правильно говорит сначала свадьба, семья, личная жизнь, а уж потом все остальное.
- Да, да. Свадьба. Уже дата назначена.
- Не об этом надо говорить Колян. А о том, что он, молодой глава семьи, в дом принесет. Сколько у тебя «чистыми»?
- Тысяча сто – тысяча двести…
- А вот у Коляна  - тысяча пятьсот и у меня столько же. Хотя мы и погонами выше, и служим дольше. Но у нас жены не в декретах, и зарабатывают порой поболее. А у тебя? Сколько у нее декретные?
- Нисколько. Она учится.
- И ты, со своими тысячью ста, от командировки отказываешься?! Да ты что Серега? Приедешь с Чечни с деньгами, героем, да сразу к венцу. После этого, о чем там можно будет шептаться? Ведь ты, отец, ездил за средствами для достойной встречи своего малыша.
- Да?
- Конечно! Ты ведь мальчонку хочешь?
- Да.
- Ну, так давай! Водка в руках закипает. За мальчика и его достойное детство.
- За мальчика.
- Давай мотопехота! Пей.

***
Головная боль, поутру, была общей проблемой сослуживцев Сергея. Кто в это утро не мучился головой, тот просто не работал в его отделе. Правда, если головы сослуживцев пухли от алкогольного разгула, голова Сергея стенала от борющихся в ее черепной коробке мыслей. С одной стороны угнетало данное им вчера обязательство, с другой же он понимал, что выполнить его он не в состоянии, а это означало лишь одно: «Вот сейчас он откроет дверь кабинета, переступит через порог и будет изворачиваться, так или иначе, объясняя своим сослуживцам, что все сказанное им и ими, было просто словами – всего лишь пьяными словами.
- А, мотопехота?! Входи! – раздался хриплый уставший голос Николая, стоило только Сергею появиться в кабинете. – Как самочувствие? Бо-бо?
- Угу, – шаря глазами где-то у себя под ногами, дабы не столкнуться с кем-нибудь глазами, немногословно ответил Сергей.
- Кофе крепкий?…
- Не надо. Пройдет и так.
Разговор не вязался, так как вязать его никто не хотел. Перед Сергеем даже забрезжила надежда, что сегодня болезненную для него тему никто не затронет. К завтра же, а еще лучше к послезавтра, он будет что-нибудь иметь в оправдание. Придумает такое, что и его будет достойно и в глазах сослуживцев станет абсолютно бесспорным. Но дверь кабинета с легким скрипом отворилась, и на пороге появился майор:
- Борисов.
- Да?! – от неожиданности и в предчувствии мгновенного конца Сергей вскочил со стула и чересчур уставно вытянулся в струнку. – Да, товарищ майор?!
- Я ждал, что вы зайдете ко мне, с утра пораньше?
- Я? Я… Я, уже собирался, Леонид Павлович.
- Долго собираетесь младший лейтенант.
Сергей даже открыл рот, дабы заверить майора, что через пару секунд будет в его кабинете, но тот вдруг лично озаботился проблемами молодого сотрудника:
- Вы подумали?
- Да.
- И что? Вы перепишете заявление?
Следующий выдох Сергея был чем-то сродни шагу в пропасть. Он понимал это, так же как и то, что все сказанное им сейчас услышит каждый сидящий в кабинете, а значит - любые слова произносимые после, будут смотреться дешевыми «отмазками».
«Да плевать!» - обречено мелькнула в уставшем и перегруженном мозгу Сергея облегчающая жизнь мысль.
- Нет, Леонид Павлович. Я оставлю все как есть.
- Что ж, - с нотками недовольства произнес майор. - Воля ваша, лейтенант. В таком случае, от вас, мне нужны будут следующие справки и документы…

***
Поезд сдал назад, громыхнул сцепками вагонов, и бесконечной, зеленой вереницей пополз вдоль перрона. Женщины всхлипнули и подобно ивам, попавшим под порыв ветра, в едином движении подались за составом. Дети замахали руками и их голоски влились в общий шум вокзала…