Стон мандрагоры

Глава из остросюжетного любовного романа
в жанре мистического реализма
"Психотроника любви"

                ***
 
Оставшись в одиночестве, Андрей решил немедленно продолжить работу над реставрацией дневника Марии Тураевой. Раскрыв тетрадь наугад, он с жадностью выхватил глазами верхний абзац и вздрогнул: это было подробное описание омерзительной черной мессы, на которую сатанист приволок непокорную жену.

Никогда и нигде раньше он не читал подобного описания, полного неподкупной искренности и отчаяния. Несчастная жертва Красинского была приговорена к роли жрицы любви, но когда алчущая толпа приблизилась к ней, привязанной к жертвенному алтарю, и мерзкие подонки стали рвать ее платье, то враз все вдруг отшатнулись и притихли. Выпуклый живот женщины вздымался и пульсировал. В нем билось живое существо. Мария была беременна.

Она скрыла свое зачатие от страшного мужа, но теперь, даже в глазах высокосословного отребья, Красинский сильно поблек. Прислужники немедленно освободили несчастную и, уложив на носилки, отправили восвояси. Такое потрясение не могло пройти даром.

Когда наутро муж как ни в чем не бывало навестил жену, то застал ее в жару и беспамятстве. Разумеется, по выздоровлению, к которому немало сил приложил доктор, все пережитое он преподнес ей как тяжкий бред, отругав за излишнюю впечатлительность…

Масалитинов захлопнул тетрадь и отодвинул подальше от себя, погрузившись в мрачные думы.   
Закатные розовые тучи хороводились над горизонтом, и прозрачная бледность выгоревшего от июльского зноя южного неба успокоила его. Мысли неожиданно приняли иное направление.

Сергей Юрьевич заперся в библиотеке для подготовки к очень ответственному выступлению перед публикой. Нарушить же его уединение Андрей не решился и снова отправился в оранжерею.

Дневная экскурсия на крышу плохо запомнилась. Да и впрямь для этого были причины. Кстати, именно на крыше Андрей заметил перемену в настроении приятеля.

- Поглядите, как цветут мои амариллисы! А швейцарские орхидеи с янтарным крапом? Я обожаю этих прелестниц. Хотите увидеть воздушную монстеру? Смотрите, готов поспорить, что вы в жизни ничего подобного не видели. Можете даже полакомиться ее плодами. Вот, – и Свириденко протянул своему гостю экзотические ягоды, собранные в небольшой пурпурный початок.

Писатель молча отведал угощение. Ягоды имели сильный ананасный запах и были приятными на вкус.

Именно под лакомой монстерой сейчас остановился Масалитинов, чтобы как следует осмотреться. Зеркальные стекла оранжереи регулировали свет таким образом, что каждая группа растений освещалась с максимальной пользой. Повсюду распространялся густой аромат, непривычный до легкого головокружения. Однако не деревья в громадных кадках и не цветочные грядки привлекли его внимание.

В центре диковинного сада возвышалась прозрачная колонна из какого-то неизвестного материала. Приблизиться к ней вплотную было не просто, потому что вокруг, на высоту человеческого роста, вымахали ушастые опунции. Противные и колючие, они едва не испортили все впечатление, но Масалитинову все же, хотя и с известным трудом, удалось протиснуться между кактусами. Колонна оказалась полой внутри, то есть это была труба из органического стекла, расписанная каббалистическими символами.

Между тем, все старания рассмотреть что-либо внутри или на дне трубы не увенчались успехом, разве что удалось заметить, как само дно поблескивало и отливало глубокой синевой. Тогда он вспомнил про брюхо сапфирового паука на потолке в холле. «Очевидно, труба расположена как раз над ним, – догадался Масалитинов, – тогда она может служить своего рода вентиляционным каналом». Позабыв про осторожность и подавшись назад всем корпусом, он накололся сразу несколькими иглами опунции и, чертыхаясь, выбрался наружу.

– Эй, уроды! – обратился вслух к кактусам любопытный гость, уязвленный в самую чувствительную мягкую часть тела. – Чтоб вам уши зимой отморозило. Зачем, спрашивается, нужно столько колючих дьяволов? Знаю, знаю, – погрозил он пальцем, – наверняка курфюрст мескалин из вас выкачивает, как из пейоты.

Тем временем над оранжереей сгустились сумерки. Оловянный закат остывал за гребнями черепичных крыш, а из-за моря выкатилась полная розовая луна. Масалитинов устроился на бордюре искусно разбитой клумбы. Это была даже не клумба, а скорее газон, в середине которого росло неизвестное ползучее растение с ароматными листьями. Запах их был так силен, что все другие как бы испарились и не существовали больше.
 
Фантастические тени деревьев заметно укорачивались, луна поднималась все выше, и свет от нее был так ярок, что можно было разглядеть в отдельности каждый лист пахучего растения. На седоватой влажной траве теперь отчетливо выделялся стебель, вроде веревки, воткнутый в довольно крупный клубень черного цвета, в верхней части которого из боков торчали толстенькие отростки, разветвленные мелкими ветками с пахучими листьями.

Заинтересовавшись растением, Масалитинов склонился над клумбой совсем низко и тут же ясно различил форму клубня. На изумрудно-молочной траве перед ним лежала… крошечная обнаженная женщина, часто дыша и шевеля руками-ветками.

Сам не зная зачем, Андрей осторожно просунул ладонь под спинку ожившей фигурки, нежной и теплой, и попытался оторвать ее от пуповины узловатого стебля.

Тихий жалобный стон раздался из-под земли, словно внутри кто-то томился. На клумбе, совсем близко, теперь на коленях стояла… обнаженная баронесса, зеленя все вокруг изумрудными искрами смарагдовых глаз. Истомно постанывая от дурманящей неги, она отклонялась плечами назад все больше и больше, как бы выгибая живот кверху выпуклым атласным лобком… С частотой вздохов и стонов сокровенная раковина между ног приоткрывалась, как драгоценная жемчужница, орошенная перламутровыми капельками влаги... Чаровница уже касалась языком его пальцев и ласкала ладонь поцелуями…
 
Отдернув руку и испытывая сильное головокружение от чувственного напряжения, пряного запаха и сводящего с ума томительного стона, Андрей шатаясь поднялся с бордюра и направился к выходу из оранжереи. Он отыскал мансарду, через которую вышел на крышу, но и здесь его ожидал сюрприз: дверь, ведущая в оранжерею, оказалась запертой изнутри…

Стараясь не потерять самообладания и не смотреть в сторону говорящей клумбы и ожившей Цирцеи, источавшей чары сладострастья, отравленный гость лихорадочно соображал, чтобы еще предпринять, кроме как расположиться на ночлег здесь же, под дверью. Взгляд его упал на прислоненную к стене садовую лестницу.
 
В тот же миг полая колонна посреди оранжереи осветилась нежным голубоватым светом. На прозрачных цилиндрических стенках теперь флюоресцировали каббалистические письмена.

Само по себе зрелище вспыхнувших в темноте рисунков было таким впечатляющим, что обо всем другом писатель на короткое время забыл, лишь фатальная звезда с кружочками на кончиках лучей и изображение Уробороса, кусающего хвост, занимала его внимание. Затем внутренность колонны стала вновь слабо светиться, на этот раз снизу вверх потянулась тонкая струйка дыма изменчивого розоватого оттенка. Взобравшись на лестницу, Андрей снова прижался лбом к стеклу, пытаясь разглядеть то, что происходило в доме.

И что же? В потолке холла на месте синего плафона зияло круглое отверстие, а в отблеске пламени семи черных свечей, у раскрытой книги с красными печатями по углам стоял совершенно голый Свириденко, воздев кверху волосатые руки. Не помня себя, Андрей изо всех сил заколотил кулаками по стеклянной трубе, потерял равновесие, покачнулся на лестнице и рухнул вниз с трехметровой высоты…

Головная боль, с которой очнулся Масалитинов, была просто невыносимой. Он мало что помнил из всего пережитого и сейчас пытался только сообразить, где находится. Лежать было удобно и приятно, если не считать мучительной мигрени, хотя лоб его покрывал прохладный компресс.

Вошел немой Афанасий и низко склонился над гостем, внимательно вглядываясь в лицо. Заметное усилие, с которым тот пытался изобразить свое беспамятство, не укрылось от наметанного взгляда слуги. Он приложил к губам мелодичный свисток, и негромкий, но достаточно резкий звук привел в чувство больного. Вблизи лицо немого не казалось отталкивающим, а напротив: широкий нос и карие, золотистые глаза излучали искренние участие и радость. В коридоре мажорной гаммой рокотал бас Свириденко, он отчитывал Рики за очередную пакость.

– Слышу, слышу, – говорил он, появляясь в дверях, – рад за вас, батенька, вы родились в рубашке и на сей раз отделались очень удачно. Ну зачем, скажите на милость, вас понесло ночью на крышу? И еще одно. Заметьте, с вашими познаниями в ботанике по городскому парку гулять опасно.

Ах нет, ну что я говорю, простите меня, мой друг. Я и только я один во всем виноват. Просто уж очень мы за вас переволновались. Я должен был подробнее рассказать о своих лекарственных экземплярах, многие растения ядовиты, ведь я увлекаюсь фармацевтикой и фармакопеей, некоторые мои травки просто бесценны.

Вот, например, мандрагора, которую вы едва всю не переломали при падении с лестницы. Ночной аромат «цветка повешенных» вызывает сильнейшие галлюцинации, вплоть до паралича мозга. Сочинитель Эверс утверждал, что мандрагора вырастала у подножия виселиц, если капля спермы казненного успевала упасть на землю.

Людям опасно было ее вырывать, но… богам позволено все, – загадочно улыбнулся Свириденко, – если бы не грохот на крыше, мы бы вас только утром нашли и, вероятнее всего, уже ничем не смогли бы помочь.

Невольный стон сквозь стиснутые зубы был ответом на убедительную речь ученого.

– Ухожу, уже убегаю, поправляйтесь, мой друг. Жаль, что вы не сможете побывать на моей лекции, хотя, впрочем, у вас будут другие возможности, не огорчайтесь. Словом, прощайте, – и с этими словами Сергей Юрьевич удалился.

Еще немного времени Андрей пролежал в одиночестве, потом с усилием открыл глаза, снял компресс и попытался сесть в постели. Тотчас рядом с кроватью явился Афанасий и протестующе замахал руками. Он, как ребенка, легко и осторожно приподнял больного, поправил подушки, устроил его полусидя и придвинул поднос с фруктами и питьем, затем извлек из кармана пузырек с вязкой пахучей жидкостью, накапал несколько капель в стакан, немного разбавил водой и заставил выпить лекарство, поднеся к самым губам больного. Андрей подчинился. Почти мгновенно сухое тепло согрело тело, с него словно спали влажные пелены.

Ясность разума и прилив бодрости как бы слегка оглушили его, было трудно поверить в свои ощущения. Он осторожно вытянул вперед руки, движение далось с легкостью, и разведенные пальцы не дрогнули. Тогда он самостоятельно сел, опустил ноги на ковер и радостно кивнул наблюдавшему за ним немому.

– Спасибо, дружище, и как это я позабыл, что ты все слышишь? Мы же можем прекрасно общаться.

Слуга улыбнулся и бесшумно испарился. Дом казался пустым, но расположение комнат хорошо было знакомо Андрею. Отпихнув с дороги нахального Рики, он направился осматривать холл и библиотеку. Разумеется, никаких признаков вчерашней мистерии обнаружить не удалось. Синее выпуклое брюхо паука блистало на месте, точно по центру потолка в холле; ковер был идеально чист.

Андрей возвратился в свою комнату и принялся за дневник, но описание страданий молодой женщины не складывалось в стройный текст, обрывки фраз казались бессмысленными, работа не клеилась, и тетрадь пришлось отложить в сторону.
 
Из головы не шла Ирина. Однако, где он мог разыскать ее? Он понятия не имел, куда уехала девушка. Вспомнил только пожарно-красную сигару автобуса и вишневые занавески на окнах…

Расшалившиеся нервы никуда не годились, к тому же капли, вернувшие бодрость, оказались чересчур сильным возбуждающим средством. Все тело Андрея странно горело, воспоминание об обольстительной колдунье, ласкавшей языком его ладони, вызвало внезапную и острую жажду удовлетворения плоти. Его лихорадило, страстно захотелось обладать женщиной, все равно какой, лишь бы покорной и молчаливой.

Он не был аскетом, но потребность в совокуплении с женщиной никогда так не мучила его. Внимание легко переключалось на другие дела. Сейчас же, сам себя не узнавая, он весь дрожал, как молодой жеребец, покрытый холодным потом.

Его неукротимая плоть возмутительно оттопыривала халат, и несчастный буквально не знал, что с «этим» делать. Бесполезно было пытаться прилечь, да и как в таком состоянии? Но что-то же нужно было все-таки предпринять!
 
Измученный литератор метался по комнате и проклинал Свириденко с его кактусами, мандрагорами и стонущими клумбами, досталось и усердному Афанасию.

Наконец, он догадался отправиться в душ и там, стоя под ледяными струями, усмирил обуявшие его страсти и привел в порядок гениталии. Сделав несколько гимнастических упражнений и переодевшись, он засел за пишущую машинку в библиотеке, намереваясь самым добросовестным образом отработать до вечера если не малую толику щедрого аванса, то хотя бы утренний бульон и заботу о своей персоне после незабываемых приключений в оранжерее.

**************************************

Уважаемый читатель!
 Вы можете приобрети роман "Психотроника любви" в издательстве "Альтаспера", 2015,
 а также другие книги Л.Толич по адресу: