Минск 2013

Я познакомился с ней на последнем курсе университета. В том году мы часто ходили в джазовый бар “Dear Old Stockholm”, который все называли “Стольник”. Он располагался в старом подвальном помещении бывшего бильярдного клуба “Як-42” по улице Якуба Коласа. Будучи ещё студентами-первокурсниками, мы (я и друзья) часто зависали в этой бильярдной - сыграть пару партий в пул и выпить пива, которое здесь можно было приносить с собой. Денег тогда у нас водилось не особо много.

Теперь там нет бильярдных столов, зато осталась с тех времён барная стойка и маленькие колченогие табуретки с крохотными столами из лакированного дерева. За годы лак исцарапался, покрылся трещинами и потёрся.

Его показала мне она. Я и не подозревал тогда, что где-то в Минске есть настоящий джазовый бар с дешёвым алкоголем и вечно живой музыкой.

Маленькая сцена в конце зала, на которой выступали музыканты. Здесь была только живая музыка. Долгими осенними и зимними вечерами неизвестные, часто безымянные джазовые трио, дуэты, квинтеты и квартеты вносили разнообразие в жизнь людей безумными импровизациями бибопа, заставляя их танцевать под “Salt Peanuts”, а в другой вечер сидеть и выпивать под гармонию кул-джаза.

Сюда стекались самые разные люди. Они были словно ярко горящие свечи в ночном окне. Безумцы, бодхисаттвы, городские подпольные дзен-монахи достигающие просветление через джаз и распитие вина. Не удивлюсь, если среди сотен людей, что повстречались мне там, с лихо задвинутыми шляпами на головах, мелькали какие-нибудь современные городские боги. Среди постояльцев были и мы.

Здесь всегда было прокурено, много людей, лица и имена которых стирались из памяти в тот момент, когда за спиной закрывалась дверь бара.

Мы жили обычной жизнью четыре дня в неделю, а с пятницы по воскресенье шли туда и проводили время до утра. Жгли свои тела в безумных танцах, то и дело опрокидывая рюмку-другую. Иногда мы останавливались и обнимаясь, стоя у стены, выкуривали сигарету, смотрели на других, переводили дух и вновь врубались в тему.

Бармен, смуглый, с иссиня-чёрной щетиной, похожий на цыгана, был заодно и владельцем бара. Там не продавалось ничего кроме чистых напитков. Однако, по дружбе, тебе могли смешать какой-нибудь простенький коктейль, из “классических”.

Вываливались под утро, туманное и хмурое. Прохладное. Курили одну сигарету на двоих, последнюю, перевёрнутую, “счастливую”. Пар, поднимавшийся от наших тел, в свете фонарей был похож на расплавленный янтарь.

После чего пешком мы спускались вниз по улице, в сторону Победы, откуда ехали домой отсыпаться и валяться в кровати до следующей ночи. 

Так продолжалось до первых летних дней. В мае, когда обучение уже подходило к концу, бар закрылся. Никто не знал из-за чего. Просто в какой-то момент его не стало. Двери закрыты, объявлений никаких нет. Ощущение было, словно кто-то отобрал, грубо вырезал, часть души.

Был ли он на само деле? Может мы его придумали? Уже после того, как на том же месте открылось новое заведение - мы зашли туда. Ничего не напоминало здесь о тех вечерах. Это было абсолютно другое место, ничего не сохранилось.

Что мы делали каждую ночь с пятницы по воскресенье? Я не мог вспомнить ни лиц, ни имён людей, чтоб были вместе с нам там. Несмотря на то, что мы часто разговаривали, перекидывались какими-то фразами, в перерывах между музыкантами, которые сменялись где-то посреди вечера, чтобы в другой раз вновь вжарить с новой силой.

Словно призрак, словно утренний туман, он исчез, рассеялся с первыми лучами горячего летнего солнца. Ничего не осталось кроме нас и наших воспоминаний.

А вскоре не стало и нас.