Контрабан

Всё пространство вокруг, всё, что можно было охватить взглядом, сидя на самом верху башни, всё занимала пустыня. Скучная, унылая, безжизненная красно-оранжевая пустыня на многие километры вокруг. После деловито-яркой Земли эта космическая глушь казалась не просто дикой. Она была неестественной. Настолько неестественной, что казалось, будто это не окно и реальность за ним, а просто монитор, изображавший трёхмерную картинку, рисуя которую, неопытный художник нечаянным кликом залил весь фон оранжевым цветом и отвлёкся на что-то, забыв её дорисовать. Однако, несмотря ни на что, это была реальность. Необыкновенно пустая, но всё же реальность. И в этом можно было убедиться, выйдя за двери директрисы.

Впрочем, я не собирался этого делать. Ещё десять минут назад я копался в консолере, пытаясь найти на орбите этой забытой Создателем планеты сервер, способный обеспечить связь с Интернетом – хоть какую-нибудь, хоть на уровне инстант-мессенджера. Всё без толку. В злобе бросив это дело, я тупо уставился в окно на недорисованную картину.

Грустные мысли полились нескончаемым потоком.

Их прервали шаги за дверью.

Вошёл Андрей. Точнее, сначала из-за двери диковато блеснули его глаза, а затем по-кошачьи неслышно ступили ноги. Вид у него был смущённый. Наверное, в далёкие феодальные времена вассалы так заходили в покои своих высоких господ. Я первый его поприветствовал.

- Здорово.
- Привет.

Голос его звучал тихо, почти неслышно, словно у ребёнка, стеснявшегося будить родителей. Было ощущение, что он боится не только меня, но и вообще всего. Это бесило меня в нём. И как только попал этот котёнок в ряды Объединённых Космических Сил? Впрочем, для мирного существования на перевалочных базах и такой «воитель» сойдёт.

- Чего тебе?
- Я это… долго искал тебя…
- Ну понятно. Так что нужно?
- У тебя есть эээ… что-нибудь?
- «Что-нибудь» это что? – с поддельным гневом спросил я, хотя прекрасно понимал, что он имеет в виду под «чем-нибудь».
- Ну мы там с парнями скинулись… решили…

Тут я от души рассмеялся. Весёлая компашка решила покурить и за дурью послали самого «смелого»… Увидев, что он тоже повеселел, я спросил сквозь хохот:

- А кто там хоть?
- Да наши только. Не бойся, мы не сдадим.
- Аааа.. Понятно.

Я снова развернулся лицом к окну и проговорил не спеша:

- Есть обычный табак, есть зелёный, но вы их не захотите. Есть «болтушка», но там только одна стоянка, на толпу не хватит. А на марихуану вы, пожалуй, не наскребёте… Всё. Больше нет ничего.
- Почему? У меня есть деньги! – радостно возразил Андрей.
- Есть? На марихуану?
- Да.
- Бублики?
- Нет, доллары.

От удивления у меня приоткрылся рот. Баксы? В этой глуши-то – доллары? Я повернулся к Андрею, но словесно выдавать своего удивления не стал.

- И сколько вы хотите?
- Пять стоянок.
- Оооо… - невольно вырвалось у меня. – А народу вас сколько?
- Ну это… Пятеро.
- Хах, то на одну зелёную на троих делят, а то на каждого по стоянке марихуаны хотят! Неплохо. Ну ладно, иди пока ко мне, я следом зайду. Вместе не будем светиться.
- Ага.

Андрей вышел, и я снова уставился на скучный пейзаж. Ненадолго на фоне песка появилась худенькая фигурка с ещё более худой головой. Человечек вышел из холла директрисы и, огибая здание, спешно направился к четырём своим сослуживцам – сообщать, что договорился о марихуане.

Через десять минут и я, закинув в рюкзак свой консолер, пошёл в казарму. Путь был неблизкий, почти на противоположную сторону лагеря. Но что такое каких-то два километра по нашим, походным меркам? Сущая мелочь! Хотя некоторым солдатам (а уж тем более офицерам) и такое расстояние казалось мегапарсеком, если учесть, что за отсутствием контроля со стороны высшего командования ОКС и, самое главное, -  за отсутствием необходимости - здесь давно перестали вестись тренировки с личным составом. В поисках хоть какого-нибудь развлечения солдаты на почти брошенной перевалочной базе занимаются кто чем: кто-то охотится за местной фауной, выходя далеко за разрешённый периметр, кто-то собирает редкие и красивые камни, кто-то фотографирует природу, создавая из снимков фотоальбомы, а кто-то, так же, как и я, пытается установить связь с миром. Но таких деятелей меньшинство. Большинство же ждут. Просто ждут своего отпуска, когда в гиперпрыжке они ненадолго отправятся домой. А потом, если не уйдут со службы, снова отправятся по заданию Объединённых Наций на перевалочную базу на какой-нибудь далёкой необитаемой планете, где они так же будут скучать и ждать жалования и отпуска. Их счастье, если по орбитам этих планет будут вращаться хорошие спутники-ретрансляторы, способные поддерживать соединение с Интернетом. А если нет, то… скука смертельная! Как здесь, например. Тогда придётся все шесть месяцев сидеть на лавочках, как вон тот взвод, или, как Андрей со своими дружками, собравшись где-нибудь тайком, курить зелёный табак или «болтушку».

И тут беднягам на выручку приходим мы. Сами мы называем себя торговцами, закон и официальные СМИ – контрабандистами, а весь остальной мир – контрабанами. Опытный контрабан – настоящая находка для скучающего легионера космических миссий ООН, особенно в таких местах, как эта дикая планета. У хорошего торговца кроме наркоты есть много других приятных и менее вредных вещиц, которые в мегаполисе продаются почти на каждом углу, а на военных перевалочных базах – почти нигде. Это и лекарства, и карты памяти с фильмами, и экзотические сладости, и батареи, и совсем уж редкие настольные игры, которыми в часы безделья за неимением остального можно занять время, и многое-многое другое. Товары из Мира поступают через таких же торговцев, прилетающих с военными кораблями ООН, в результате чего цена на них многократно возрастает. Но легионеры всё равно берут. А куда им деваться? Чаще всего расплачиваются буллорами (или бубликами, как мы их называем – внутренняя валюта ОКС), но иногда находятся и «гражданские» баксы. Бублики – очень неудобная валюта. Их придумали исключительно для использования внутри структур ОКС. Буллорами выдают авансы солдатам, и те не могут потратить их на запрещённые Уставом вещи вне военной базы, ведь гражданские кассы не принимают эту валюту. Приходится тратить их в специальных военных магазинах, где принимают только буллоры и продают только разрешённые для легионеров товары. Бублики можно обменять на любую другую валюту перед отпуском или увольнением, но в этом и заключается ловушка: слишком большое количество «военных» денег наводит на подозрения о том, что ты контрабан. Приходится идти на ухищрения. Поэтому мы так не любим эту валюту.

Хотя… в общем-то существование контрабанов ни для кого не секрет. О том, что хотя бы один торговец всегда есть в воинской части, знает и местное начальство, и высшее командование ОКС. Совсем избавившись от нас, армия лишилась бы и половины легионеров: они бы помирали от скуки и, дожив до отпуска, увольнялись бы из ОКС. А законных оснований самой распространять наркотики и порнографию у Организации Объединённых Наций нет. Поэтому на нашу деятельность смотрят сквозь пальцы, лишь для вида иногда наказывая совсем уже обнаглевших торговцев и обсуждая армейский контрабандизм в высших политических кругах. Вот и ко мне заходят иногда лейтенанты или капитаны, сначала давая какие-нибудь поручения или заговаривая на отвлечённые темы, а затем с поддельным смущением спрашивая, есть ли у меня чем «развлечься». Проявляя политику дальновидности, делаю им скидки, и они, уходя, с довольными лицами обещают мне эту дальновидность не забыть. Впрочем, примеров ответной благодарности очень мало.

Нетерпеливо поглядывавший в мою сторону Андрей уже стоял возле казармы и разговаривал с каким-то легионером. Занятый чем-то посторонним дневальный хотел было от неожиданности приложить руку к голове, но узнав меня, улыбнулся и деловито подмигнул.

- Никто не искал меня?
- Да так, заходил один твой земляк… Около часа назад.

Я достал из шкафа свой походный сундучок, или по-уставному – личный ящик. На вид он ничем не отличался от ящиков других легионеров с одним лишь «но»: у него было двойное дно. Остальные товары можно было хранить где угодно, но наркоту – только в этом сундучке. После нажатия на определённые места секретный замок щёлкнул, открыв взору содержимое двойного дна – несколько пачек сигарет и мелкие пакетики с зелёным табаком, марихуаной и «болтушкой». Марихуаны осталось как раз пять доз. А я-то уж и не надеялся продать их до следующего прибытия челнока. Но тут такой клиент нашёлся. В ближайшие дни надо обязательно выйти в Интернет и заказать ещё. Ведь до прихода следующего челнока всего 50 дней.

В казарму кто-то вошёл и перекинулся парой фраз с дневальным. Я убрал сундучок. Андрей заглянул, как всегда, боязливо.

- Ну что там? – пришлось напрячь слух, чтобы услышать его.
- Заходи.
- Там парни заждались уже… Хорошая марихуана?
- Нормальная, а у тебя что, выбор есть?
- Да нет.

Он дал мне три купюры – одну стодолларовую и две десятки. Они приятно хрустели, хотелось даже понюхать их. Давно я не держал в руках столько настоящих денег. Четыре месяца уже…

- Ещё что-нибудь? – добродушным тоном спросил я, видя, что Андрей не уходит.
- Нет вроде. Пойду я. Спасибо тебе. И от парней тоже.
- Стой! – я остановил его, когда он уже почти вышел из кубрика, и протянул ему обратно одну десятку. – Оптовикам скидка.
- Ого, спасибо, - Андрей весь просиял, хотя было понятно, что именно этого он и ждал от меня, зная, что я не отличаюсь алчностью. – Ты отличный мужик!
- Ну всё, давай.

Через несколько минут я вышел из кубрика, но не успел дойти до дверей казармы, как ко мне навстречу вышел лейтенант Веллингтон. Какое-то внутреннее чутьё подсказывало мне, что именно меня он хочет видеть. И оно не обмануло меня.

- Здорово, конкистадор! – он обращался так, только когда хотел пообщаться на личные темы. Непонятно было только, почему он использовал именно это обращение, ведь уже почти никто из окружающих не помнил, кто такие конкистадоры.

Я хотел было поприветствовать его по-установному, но он протянул руку.

- Пойдём, дело есть.

Носитель знаменитой фамилии ничем особым не отличался, разве что успел сменить больше воинских частей, чем его сослуживцы. И дело у него ко мне было наверняка более чем заурядное.

- У тебя есть какой-нибудь антидепрессант?
- Нет, господин лейтенант, только сигареты и зелё…
- Нет-нет, не дурь… Таблетки какие-нибудь… Желательно синергин.
- А, ну это есть, конечно. У вас буллоры?
- Есть и буллоры, и баксы – что тебе удобнее.

Получив пачку синергина за 12 баксов, он молча ушёл. Было похоже, что лейтенант действительно подавлен. Может, жена ушла, устав ждать своего вечно странствующего офицера Объединённых Космических Сил? Ну да это не моё дело. Моё дело – помогать таким людям, как он.

Самое неблагодарное и неблагородное занятие для торговца – продавать лекарства. Когда они не нужны, их не покупают, а когда нужны… Надо быть совсем бессовестным человеком, чтобы продавать втридорога лекарство больному или раненому легионеру. А контрабандные лекарства действительно стоят бешеных денег. Поэтому в первые годы своего контрабандизма я не связывался с фармацевтикой. Потом всё же взялся, но пару раз пожалел. В первый раз солдат умер, пока доктор искал деньги, чтобы купить у меня лекарство. Слухи об этом дошли до меня лишь через неделю. Если б знал степень тяжести его болезни, конечно, дал бы в долг. Во второй раз, видя мучающегося в палате незнакомого мне легионера, сам отдал врачам дорогущий раствор для инъекций. А иногда, продав препарат в долг, остаёшься ни с чем: врач заявляет, что брал не для себя, а вылечившийся пациент – что он никаких лекарств не заказывал и если бы врач их не купил, то он бы и без них прекрасно обошёлся. Но чем больше риск, тем выше плата за него. Торговля контрабандной фармацевтикой приносит прибыль, а поэтому существует и будет существовать.

А пока есть спрос, есть и предложение. Это закон рынка и закон этого мира. Можете называть меня, как хотите – контрабандист, мошенник, спекулянт. Я не идеал, но кто из нас идеал? Я занимаюсь тем, чем могу, и, чем могу, помогаю людям. Пусть по-своему. Пусть за деньги. Но уверен, что я, несмотря ни на что, хороший человек.

Я – торговец.