Белая шелковица

- Вот они такие и есть – липовые золотые медалисты. Все ни с чем назад из столиц и приехали!
- …ой, Вера Васильевна! Ваша-то девочка устроилась? Работает, поди? Ну, ничего, на будущий год поступит, такая ведь умница, такая умница!

Так говорят моей маме, и она переживает, хоть и не показывает виду.

Ну, да, я провалилась на экзаменах в Москве и приехала домой. Пыталась остаться в столице, но не смогла. Тем временем в нашем маленьком городке все рабочие места разобрали. Даже в военную часть, даже нянечкой в детский садик – поздно. Ну, не сидеть же дома целый год без работы, до будущего лета…

Урановое управление у нас закрытое, туда вчерашним школьникам попасть почти невозможно. Но мне повезло. Меня взяли в мехцех на склад. Пока будут проверяться документы. Интересно, как они проверят, не служила ли я или мои родственники в белой армии? Вот правда, в анкете есть такой вопрос, не поверите!

Сегодня первый день моей рабочей жизни.

Тоска смертельная. Разбираю какие-то надфили на полках, заполняю карточки, вытираю пыль. Кладовщик недоволен: быстро работаю.

- У тебя в школе урок сколько минут был?
- Сорок пять
- А потом что?
- Потом перемена
- Ну, вот и пойди прогуляйся

Выхожу на пустырь, входящий во владения склада. Тут чего только нет…Разбитые машины, железки, кувалды какие-то. Забираюсь в кабину не очень покореженного агрегата и задумчиво сижу. Без мыслей и слов. Скоро мне восемнадцать, и встречать свой день рождения, похоже, придется здесь…

А тем временем обо мне на складе идет разговор:

- Что это за ребенок у тебя тут бродит?
- А! Дали девчонку, чтоб пересидела, пока документы из области придут
- Надолго дали?
- Да не знаю! Мне ее и занять нечем, не знаю, что с ней делать
- Слушай, отдай ее мне! Мне схемы нужно увеличивать в мастерских
- Так у вас же пропускная система
- Да сам ее проведу. Отдашь?
- Забирай, мне что?

Так меня продали и купили. Новое место – геофизические мастерские.
Мастерские – это длинный одноэтажный барак комнат в двадцать, я сижу в самой последней.
Вообще я неплохо чертила в школе, но не на пульмане, конечно. Потому сейчас сердце замирает, вдруг не получится? Но моему начальнику и горя нет – конечно, получится!

Увеличиваю сложную схему. Дали чертеж буквально на клочке бумаги, величиной с блокнотную страничку, а надо сделать – на  ватманский лист.
Пока получается. Зашел Куропаткин, начальник, взглянул, кивнул одобрительно. В комнате со мной еще один работник, почти все время молчит. Что-то там делает с паяльником и молчит.

Ну, и ладно. Мой чертеж все разрастается, мне самой он нравится ужасно. С оригиналом он – один к одному. И на сердце становится легко и весело.

В обеденный перерыв работник по имени Володя немножко стеснительно спрашивает, пойду ли я вместе со всеми в рабочую столовую? Я отказываюсь. Знаю за собой это свойство – так могу застесняться, что…

Народ весело шумит в коридоре – обед! И вот, наконец я одна во всем бараке. Есть хочется! Хоть бы корочка какая завалялась…Ни корочки, ни маковой росинки.

Пойти, что ли на солнышке посидеть?

Рудоуправление и мастерские утопают в сентябрьском великолепии залитого солнечным светом сада. Кошусь на высокие ветки с огромными роскошными яблоками, узнаю в них ослепительный апорт алма-атинский. Темно-фиолетовые сливы усыпали стройные молодые деревца. Запах!.. Интересно, можно ли и кому можно срывать эти дивные плоды? Размышляю…

А прямо у порога мастерских – белая шелковица. Высокое дерево будто в белых кружевах, крупный созревший тутовник так и просится: съешь меня! Ну уж тутовника нарвать, наверное, можно!

И я не выдерживаю, сбрасываю свои легкие красные босоножки «Цебо» и, обняв шершавый ствол, ловко лезу под купол белой шелковицы.

Вы когда-нибудь пробовали белый тутовник? Вызревший, налившийся нежнейшим соком? Нет? Я его ем!

Сижу на толстой ветке, почти под самым синим небом и осторожно, гроздочка за гроздочкой, срываю тутовник и кладу в рот. Где-то еще выше меня щебечут птички, и я сливаюсь с мирозданием, полным непередаваемого покоя и тишины. И самой бы запеть, но…

Внизу какое-то шевеление. О Господи! Закончился обед. Как же мне себя не обнаружить? Придется ждать, пока все пройдут. Опоздаю ведь – и это в первый рабочий день!

Наблюдаю за ребятами, входящими в мастерские. Ведут себя как-то странно. Все до одного, подойдя к двери, закидывают голову и начинают осматривать мою шелковицу. Будто кто сообщает им, что я здесь. Некоторые перекидываются словечком, смеются и смотрят вверх.

Ну, все. Прошли. Стремительно слетаю с дерева…прямо под которым аккуратно стоят и предательски алеют мои красненькие босоножки фирмы «Цебо».   Беру их в руки и тихонько крадусь в самый конец коридора мимо приоткрытых дверей.

На моем столе красуются два гигантских «алмаатинца» и кулек с пирожками!
Встречаюсь глазами с сотрудником Володей…и полчаса мы заливаемся звонким и ничем не остановимым хохотом.

В наши двери заглядывают и, не спрашивая, присоединяются, образуя веселый заливистый оркестр!

Завтра, весело болтая, я присоединяюсь к нашей стайке, выплывающей на обед из дверей мастерских.

Проходит год, и мне почти жаль, что я уезжаю. Все комнаты нашего дружного барака завешены моими произведениями. Ребятам теперь не надо отрываться от работы, заглядывая в блокнот. Просто взгляни на стенку – там крупно и ясно чернеют мои тушью выполненные схемы-чертежи… Будут напоминать обо мне…

Да еще разросшаяся у двери белая шелковица.