Баллада о москвиче

        Жили-были дед да баба, и были у них курочка Ряба, внучка Марья и «москвич-412».  Дед возил бабку с внучкой в лес по грибы и ягоды, сам ездил на рыбалку и еще бомбил помаленьку, особенно под праздники, когда отвозил своих женщин в город торговать на рынок, и чтобы не терять целый день на ожидание, подвозил пассажиров. С пассажирами договаривался прямо у прилавка, где торговали бабка с внучкой, поэтому конфликтов с местными бомбилами не случалось.  Крепкая была машина «москвич-412», немало дед ее побил, поскольку не дурак был выпить, но когда ездил в город, был примерно трезв. И еще после каждой аварии дед машину правил сам, поскольку был мастер на все руки, и рихтовал, и красил, и подваривал, и детали менял.
Так и жили они поживали, добра наживали, поскольку торговали успешно, сами же потребляли немного и все со своего огорода да еще из леса, тоже бесплатное.  Так бы глядишь и дотянули до уровня деревенских олигархов, и внучку бы отдали замуж с хорошим приданым, если бы в районном ГАИ не случилось вдруг недовыполнение показателей по штрафам.  Областное начальство сделало серьезное внушение начальнику районного отделения, начальник районного – начальнику отдела ГАИ, начальник отдела – линейным инспекторам. Засуетились инспектора, показатели надо выполнять, а как? времени в обрез, и квартальная премия грозит накрыться медным тазом. Думали-думали, и придумали: на родительский день, когда православные ходят и ездят на кладбище поминать предков и родственников, устроить на выезде засаду, а поскольку поминание проходит со стопочкой, а то и поболе, всех водителей проверять на наличие алкоголя - за день можно месячный план сделать. Так и поступили, по дороге с кладбища, в проулке поставили милицейский «жигуленок» и стали ждать клиентов. Часов с трех поминальщики поехали обратно, тут-то их притормаживали и проверяли водителей на пары алкоголя. Пары присутствовали в достаточном количестве.  Некоторые православные пытались воззвать к совести гаишников, но  поначалу те не обращали на это  внимания и строчили протоколы в две руки. Позже, когда протоколов набралось более десятка и план можно было считать выполненным, совесть в гаишниках стала просыпаться, и прежде, чем писать протокол, нарушителю делали намек «договориться». Нарушители были рады и отдавали всю наличность.
Слух о засаде гаишников-нехристей дошел до кладбища где-то через полчаса, когда машин за оградой осталось всего три, но также была сообщена и такса выкупа – тысяча пятьсот рублей, пенсионерам скидка – только тысяча.  Собрались  водители оставшихся машин, среди них и дед, обсудить ситуацию. Обсудили, поматерили басурманов-гаишников, души успокоили и решили откупаться, двое, но не дед, не то чтобы жаба его задавила, тем более скидка, просто из принципа. Осталась у кладбища одна машина – «москвич-412». Женщинам своим дед ситуацию объяснил и отправил домой пешком, не так уж и далеко, пара километров, а сам решил дождаться снятия засады, не век же басурманы будут в своем проулке стоять.
После отъезда последних двух машин гаишники посчитали протоколы, набралось их тринадцать, цифра нехорошая – надо бы еще один протокольчик составить для ровного счета, а потом уж и засаду снимать можно. Послали самого молодого посмотреть, сколько еще машин осталось около кладбища, а там один дедов «москвич», как раз для одного протокола, стали ждать. Ждали полчаса, ждали час, уже время и отметить удачный день, а «москвич» все не едет.  Взыграло ретивое в милицейских душах, это ж какая падла такой хороший день портит?! Сами поехали, с сиреной, для устрашения. Дед услыхал и быстренько спрятался  среди надгробий, крестов и венков. Подъехали гаишники, машина стоит закрытая, рядом никого и на кладбище никого не видать. Тут уж совсем взъярились басурманские сердца, это ж кто такой хитрый? Не уважает, и себя умнее считает?! Позвонили в отдел, пробили по базе владельца и его адрес, и решили  перехитрить, ждать около дома. Сели в машину, поехали, с сиреной, как с музыкой.
Дед проследил за отъездом нехристей, но сразу за руль не сел, погодил еще полчаса, и за это время довел нехристей до точки кипения.  Когда подъезжал к дому, выскочил милицейский «жигуленок» ему наперерез. Дед даже по тормозам не успел только руль вправо крутнул, но все равно врезался в милицейскую машину. Москвичу хоть бы что, а у жигуленка вмятина на переднем крыле такая, что аж фара выскочила. Что тут началось! Сирена вопит, нехристи орут, деда тормошат, хорошо  не бьют, потому как бабка с внучкой тут же орут благим матом. В общем, даже протокол не писали, забрали права без всякого постановления. Хотели и москвич угнать на штрафстоянку, но дед успел секретку включить, так что не завели, только аккумулятор посадили. Когда уехали гаишники, дед с бабкой и внучкой утолкали машину в гараж своими силами.
Зашли в хату, дед к бабке сразу с претензией, почему не сообщила про засаду около дома? послала бы внучку по дороге навстречу. Но они не обратили внимания на лиходеев,  сериал душевный смотрели, сирену слышали, но значения не придали, потому как дон Педро в тот момент с донной Хуанитой  объяснялись, так волнительно,  некогда на улицу выглядывать.  Погоревали немного, но делать нечего, прав нет – на машине не поедешь.
Вызвали деда через неделю на разбор ДТП. Приехал дед в РОВД на автобусе, сел в очередь с другими нарушителями, ждет. Вызвали его в кабинет и  сразу протокол суют подписать, задним числом, потому как на месте не составили, и еще акт снятия замера по алкоголю. Надел дед очки,  читает, а басурманы торопят: «хватит читать, подписывай давай, вон сколько еще народу ждет, не задерживай». Дед уж собрался и подписать, но заметил, что в акте  стоит цифра шесть промилей. Что такое промили дед не знал, но помнил, что  шесть – это сильная степень опьянения,  тут уж он уперся, так как понял: в акте явная туфта, на понт берут, мстят басурманы за битый «жигуленок», и от подписи категорически отказался.   Не силен был дед в юриспруденции, но помнил главное юридическое правило, которое покойный родитель ему внушал, еще в сталинские славные времена: «знаешь – молчи, сказал – не пиши, а если написал – не подписывайся».  На том и настоял, не стал ничего подписывать.  Наорали на него и отпустили до судебного разбирательства.
Вышел дед, присел на скамейку успокоить сердце и нервы. Тут сосед у него и спрашивает, что за шум такой в кабинете был, по какой такой уважительной причине? Дед ситуацию обрисовал. Сосед образованный был и в юриспруденции кое-что смыслил, и сказал деду: «правильно,  что не подписывал, они, гаищники, сами нарушений допустили уйму,  протокол не составили, цифру в акте с потолка взяли, да и аварийную ситуацию сами создали – выскочили слева. Ты дед на суде говори все как было, ничего не выдумывай, а то запутаешься, на этом и погоришь».  Успокоенный и ободренный уехал дед домой.
А через десять дней поехал дед на суд, опять же на автобусе. В суде  в коридоре тоже очередь, но поменьше чем была в ГАИ. Когда  вызвали, зашел в зал заседаний, там за столом женщина в балахоне, как у Аллы Пугачевой, только в черном, сама лет сорока, на лице выражение важное и неприступное, наманикюренными пальцами бумаги на столе перебирает. Справа и слева от нее народные заседатели, мужики, один голову свесил, дремлет, у другого один глаз прикрыт, а в другом мутная горечь сквозит, явно с похмела. Сбоку от судейского стола девчушка за компьютером, секретарь значит, протокол вести, а на передних скамьях двое гаишников, оба с папками. Подняла судья голову, взглянула на деда и сразу вопрос: «сколько стопочек принял на грудь за упокой усопших родственников?» Дед слукавил, сказал что одну, за покойного родителя, по православному обычаю (а было стопочек три), но тут дед не боялся запутаться, одну, так одну. Который с похмела после дедова ответа глаза поменял, открытый закрыл, а закрытый, значит, наоборот, открыл и еще вздохнул. А судья второй вопрос: «как допустил столкновение с милицейской машиной?» Тут уж дед рассказал все в точности, как увернуться хотел от помехи слева,  сколько потом шума было, и как права у него забрали, и как аккумулятор на его машине посадили. На дедов рассказ, заседатель, который дремал, очнулся, а второй опять глаза поменял. Судья помолчала, потом  пошепталась с заседателями и объявила решение: «за управление транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения лишить ответчика, деда значит, водительских прав на шесть месяцев», и еще молоточком стукнула для убедительности. Дед  впал в ступор, стоит и ни сказать ничего не может, ни шевельнуться, полное изумление всего организма, даже не дышит, только в голове мысли как тараканы шух-шух, туда-сюда, но ни за какую не зацепиться, мельтешат. А судья продолжает: «по окончании заседания получите постановление, можете обжаловать в течение десяти дней», и опять молоточком «стук». Дед вышел из ступора, а в голове одна мысль зацепилась: «не надо было про  стопочку говорить, а упереться, ни одной стопочки  мол не пил, и все». Не знал дед, что судьба его была предрешена заранее, потому как дочка судьи  была замужем за начальником отдела ГАИ.
Вернулся дед домой,  в душе тоска, а в сознании потеря веры в справедливость народного суда, и еще внутри организма желание выпить, а в намерениях - поколотить кого-нибудь для собственного облегчения. Выпил дед стакан самогонки, скандал с бабкой затеял, но бабка не робкая была, сразу деда осадила. Дед бабкиным моральным  отпором и еще хорошим тумаком по шее успокоился и лег почивать. На следующий день, когда страсти поулеглись, собралось семейство на совет.  Дело в том, что уже вовсю весна, редиска в теплице проклюнулась, через пару недель надо бы и на рынок ехать, потом черемша – сначала в лес, потом опять же на рынок, и везде машина нужна, сезон начинается, а без прав куда поедешь, в лес еще можно рискнуть, а вот в город на рынок - никак.  Посчитали на калькуляторе сколько будут расходы, если на маршрутке ездить, плохой баланс вышел, маршрутчики барыги ушлые, с каждого товарного места требуют оплату как с  пассажира.  Подумали и решили: надо бабку на курсы автолюбителей определять, чтобы через месяц были права, конечно, сподручнее было бы внучку учить, но ей еще и семнадцати нет, только в июле исполнится, а бабке хоть и под шестьдесят, но по возрасту ограничений нет, главное медкомиссию пройти. А будут права, тогда хоть полсезона можно нормально торговать, на своем транспорте, и затраты на обучение вполне можно оправдать. Так и порешили.
Уже на следующий день после домашнего совета поехала бабка в районную поликлинику на медкомиссию, прошла успешно, хотя медсестры и медбратья за ней толпой ходили, когда узнали что к чему. А через два дня бабка уже оплатила первый взнос и пошла на занятия в автошколу.  Три раза в неделю ходит бабка в автошколу, а в свободные дни дед ведет обучение, и по правилам, и по матчасти. Через неделю стали и практическое вождение с дедом изучать,  по своим деревенским улицам, а чтобы ненароком не попасться гаишникам, посылали внучку с телефоном на трассу, откуда супостаты могут нагрянуть. 
Через полтора месяца, в месяц обучение не уложилось, получила бабка права и стала полноправным водителем.  На следующий же день поехали на рынок,  огуречный сезон уже вовсю шел. Еще через день съездили в лес – жимолость уже поспела, и опять на рынок. По трассе бабка держала семьдесят километров в час, пыталась и еще быстрее, но дед не советовал: пять минут выиграешь, - а случись какая авария, не только время потеряешь, не дай Бог, и жизни можно лишиться. А вот в городе бабка терялась пока, машин как тараканов, со всех сторон, да еще пешеходы на дорогу лезут, в общем, держалась она правого ряда и ехала не больше сорока, даже когда сзади всякие нетерпеливые сигналили. Через месяц бабка вполне освоилась и уже спокойно держала разрешенные шестьдесят.  В третью поездку приняла бабка боевое крещение, попала в ДТП. А случилось так, ехала она по правому ряду со своей скоростью сорок километров, как с дворовой территории выскочила иномарка. Бабка хоть и тормознула, но расстояние было мало, стукнула бампером иномарку по двум дверкам, не сильно, но вмятины приличные вышли. Бабка, как положено, включила аварийку и движок заглушила. А из иномарки выскочили добры молодцы, грозно орут, рожи страшные корчат, руками машут, а один битой бейсбольной по левой ладошке похлопывает. Дед взял в руки монтажку камазовскую, тоже вышел, следом бабка выходит с газовым баллончиком на всякий случай, а внучка по телефону уже в милицию звонит.  Уяснили добры молодцы ситуацию, мигом в  свою машину, и по газам, видать, осознали собственную вину. Дед хотел номер ихний записать, да не было на иномарке заднего номера, а может, и переднего тоже.
В остальном сезон прошел вполне успешно, и было только одно приключение в лесу, когда  бабка с внучкой по грибы ездили.  Ездили вдвоем, поскольку дед загулял некстати с соседом. Бабка в лес самостоятельно поехала впервые, до этого дед ее страховал, до леса бабка доезжала сама, а потом за руль дед садился  для профессионального преодоления рытвин и колдобин лесной дороги. До грибного места бабка добралась благополучно, только в одном неудобном повороте зацепилась бортом за придорожный пень. За вмятину на дверке бабка не переживала – дед выправит, а если недовольство проявит, она ему тут же ответное слово за несвоевременный загул.  Грибов набрали более пяти ведер, груздей и рыжиков, можно было еще пару ведер взять, да дождь пошел, побоялись за обратный путь.  Больше половины обратного пути проехали благополучно, а уже близко к выезду из леса сели в лужу, бабка пыталась ее по обочинке объехать, да по раскисшему грунту юзом ушли в самую колею.  Попыталась бабка своими силами справиться, попросила внучку сзади подталкивать, а чтобы слаженно получались усилия, бабка в открытое окно кричала «эх» и начинала газовать, а внучка в это время  сзади натуживалась и толкала машину. Бабка – «эх» и газу, внучка руками и ногами упирается, машина гудит, задние колеса крутятся, из под них грязь летит, и вся на внучку. Погазовали они так пару минут, внучка в грязи с ног до головы, а машина села еще глубже. Стоит внучка, лицо подняла, под дождем умывается, машина стоит выхлопом в луже булькает, бабка вылезла из машины, пригорюнилась.
 На счастье их ехал  из леса добрый молодец на российском вездеходе «уазике».  Остановился, вышел под дождь, увидел умазанную внучку и засмеялся вначале, но потом устыдился, когда внучку разглядел подробнее – хороша девка. В это время из «уазика» выглянула его красная девица – лицо в тенях и помаде, но красоту косметикой не нарисуешь,  и по молодости ее было немного, а уж теперь и подавно.  Взялся добрый молодец помогать бабке с внучкой, объехал лужу по обочине, вытащил трос, подцепил к «москвичу», а сам все на внучку поглядывает, заговаривает с ней, улыбается широко. Его красна девица видит это,  еще больше краснеет, от злости. Бабка тоже видит и думает: «подросла внучка, вон как грудь под мокрой кофтой выпирает, теперь глаз да глаз за ней нужен».  Вытянул добрый молодец «москвич» и даже сопроводил бабку с внучкой до самого их дома. Бабка в благодарность пригласила добра молодца с красной девицей к себе в дом чайку попить. Красна девица не ответила, даже отвернулась. Добрый молодец вежливо отказался и втихаря у внучки номер сотового спросил, на том и расстались.
Стал добрый молодец внучке названивать, бабка вроде не обращает внимания, но слушает внимательно.  А когда молодец подъехал на машине с внучкой повидаться, вышла бабка и пригласила в дом, посидеть, поговорить, чайку попить, но внучку из дома не  отпустила. В другой раз молодец приехал,  на этот раз уж и дед вместе с бабкой приглашают молодца.  В третий раз то же самое. Не стал больше молодец приезжать, да и звонить перестал.  Внучка погоревала, но недолго, на дискотеке много молодцев за ней приударяли. За этих ухажеров бабка не переживала, свои, деревенские, все на виду.
Сезон закончили в октябре, когда заморозки начались и клюква на болотах подмерзать стала.  Выезжали раным-рано, чтобы клюкву собирать по заморозку, пока солнышко ее не нагрело. Как развиднеется, выходили на калтусы, крылышками куриными сметали замерзшую клюкву  с кочек, сметенную кучку в ковшик, а потом и в ведро. Набрали за три поездки двенадцать ведер, десять продали по хорошей цене, два себе оставили.  Закончив с рынком, подбили бухгалтерию: неплохой сезон вышел, все затраты оправдали, и бабкино обучение, и расходы на бензин, да еще и барыш наварили.
Прошла зима, следующий сезон начали без задержек, тем более с двумя полноправными водителями. В июле справили совершеннолетие внучки, и в качестве подарка оплатили ей обучение в автошколе, внучка уже давно на это намекала, так что к осени стало в семье три полноправных водителя, точнее, один водитель и две водительницы. По деревне и в лес внучка ездила с удовольствием, а вот в город отказывалась. Дед думал, опасается пока, но бабка сообразила, что стесняется внучка на старом  «москвиче» по городу разъезжать. В городе-то машины все новые, иномарки всякие навороченные, джипы да тойоты, даже жигули-лады и те по заграничному стали выглядеть, а москвичей на весь город и пяти штук не наберется. Бабка как-то и намекнула деду: не пора ли машину сменить, деньги есть, накопили, тогда и внучка не будет стесняться по городу рулить. Но дед ответил неожиданно: «а может, бабка, и тебя сменить на молодку какую?». Скандал конечно, бабка даже всплакнула, уже потом в одиночку, но после этого о новой машине не заговаривала.
Еще зима прошла, подошел новый сезон, внучка в колледже учится, на повара-кондитера, поэтому помощь деду с бабкой  в заготовках и торговле оказывает не часто, да и то без охоты. При себе-то дед с бабкой внучку в строгости содержали, а тут у нее свобода появилась, подружки новые, друзья, опять же дело молодое, дискотеки, клубы ночные и прочие соблазны. Ближайшая подружка у внучки Марьи была все же прежняя, со школы из одной с ней деревни, Натальей звали. Вот как-то Марья с Натальей в ночном клубе познакомились с двумя же добрыми молодцами. Молодцы бравые, джинсы в дырках протертых, куртки с застежками и кнопками железными, волосы крашеные, и прически моднячие, у одного гребень, как у петуха, ирокез называется, а у другого полголовы спереди обрито, а задние волосы в косичку заплетены. И разговор у молодцев культурный: «не слабо» - прилично, то есть, «гирлы клевые» - это про Марью с Натальей, глюк – это композитор такой, травка-муравка – о природе. Дружат наши девицы с добрыми молодцами уже две недели, ребята скромные, за титьки не лапают, а если и приобнимут иногда, то сразу извиняются. А потом молодцы как-то заикнулись, что  неплохо бы в выходные на пикничок съездить, на природу, пока холода не наступили, бабье лето в самом разгаре, да век его недолог.  Тут Марья и предложила, поехать сначала к ним в деревню, а там она колеса обеспечит, если конечно добры молодцы не побрезгают на старом москвиче прокатиться. Молодцы очень даже обрадовались, сказали, что машина не роскошь, а средство передвижения, и что на пикнике главное - природа, а машина средство подручное, важно, чтобы ехала и везла пассажиров и корзинки со снедью.
Подошли назначенные выходные, удивили девушек добры молодцы, оделись скромненько, прически поменяли, первый ирокез расчесал под простого бобрика, а второй косичку под шапочкой спрятал. Угощение молодцы в две спортивные сумки сложили, и немалое угощение, судя по сумкам. На автобусе  доехали до деревни, всем гуртом зашли в гости к деду с бабкой, посидели для приличия, чайку попили, а потом  с одобрения  стариков сели в «москвич» и поехали на природу.
Рулит Марья, рядом  с ней Макс, который был с ирокезом, смотрит в окна, восхищается. На заднем сиденье Наталья с Димоном душевно беседуют, Димон Наталью за ручку держит, иногда к своим губам подносит, культурненько так, прямо как в кино, Марье аж завидно. В одном месте Макс попросил остановиться, посреди поля, следом Димон вышел. Походили они по обочине, потом дальше в поле отошли, руками по траве водят и ладони нюхают.  Вернулись молодцы, дальше поехали и снова среди поля попросили остановиться, и опять по полю ходят, ладони нюхают. Девушкам  уже досадно, собрались же на речку ехать. Вернулись молодцы очень довольные, пакетик с травой какой-то принесли, сказали, целебная трава, очень редкая. Дальше поехали без остановок.
Приехали на место, внизу под обрывом речка поблескивает, по берегу деревья уже с желтизной, ветерок дует, несильный и нехолодный – красота да и только!  Молодцы сумки из багажника достали, попросили девушек разобраться с угощением, а сами по надобности отлучились. Вернулись не скоро, девицы уже закусили малость, проголодались потому что. Парни вернулись довольные, сразу к закускам потянулись, меж собой весело разговаривают, смеются все время, будто смешинки проглотили. Девушки, глядя на них, тоже смеются, весело пикник проходит. Потом молодцы закурили и девушкам тоже предлагают. Девушки не то чтобы курили постоянно, но покуривали иногда, не для удовольствия, для  престижу, вроде  как крутые.  Закурили и на этот раз, а сигареты какие-то мятые и запах от них не тот. Наталья курнула пару раз, да и бросила, а Марья  видать сразу затянулась сильно, и в голове у нее помутилось, а потом чудеса начались. Смотрит она на сигарету, а сигарета здоровенная, как кукурузный початок, и пальцы на руке большие и далеко очень, вроде как рука выросла. Поглядела на машину, а «москвич» уже не «москвич», а джип навороченный, и так весело Марье, хохот ее разбирает.  Захотелось ей сразу на «москвиче-джипе» проехаться, поднялась она, пошла к машине, идет вроде, а машина никак не ближе, и еще качается то на одну сторону, то на другую. Идет Марья к машине, веселится, так ей на «джипе-москвиче» прокатиться охота. Добры молодцы смотрят ей вслед,  меж собой говорят: «эк девку заглючило, а всего-то с полдозы».  Наталья услыхала разговор, сомнения  стали ее одолевать, а Марья уже в машине, стартером крутит. Поехала машина и прямо по над обрывом, тихо едет, но все ближе к обрыву. Завопила Наталья: «караул, помогите!», обернулась к молодцам, а они уже бегут, но не к машине, а совсем наоборот. Бросилась Наталья к машине, а она уже правыми колесами в обрыв береговой ушла, вот-вот машина вниз полетит. Подбежала девка, дернула ручку – хорошо дверка не закрыта была, схватила Марью,  та ремнем пристегнута, сама полусонная, а машина уже заваливается. Рванула Наталья подругу, защелка ремня выскочила, Наталья с Марьей на землю упали, а машина вниз свалилась. Наталья давай подругу тормошить, а та как пьяная, глазами полусонными водит и сама как тряпичная. Оттащила ее Наталья подальше от обрыва, давай по щекам хлестать, а у подруги голова болтается, а в глазах никакого прояснения.  Все поняла Наталья про добрых молодцев, и зачем пикник был нужен, и что за сигареты они приготовили, только вот что дальше делать, не знает, а добрых молодцев уже и след простыл.  Марья клубочком сворачивается, вроде вздремнуть собралась. Подтащила ее Наталья к скатерке, где еда разложена, курточкой прикрыла. Посапывает Марья, а Наталья за жизнь думает, совсем кривой поворот вышел.  Через полчаса очнулась Марья, за голову держится, болит голова,  и подташнивает еще. Повертела головой, спрашивает: «а где машина?». 
 - Тю-тю машина, внизу лежит, пойдем поглядим что ли…
Поглядели: обрыв метров пять, «москвич» всмятку, колеса сверху, вокруг битые стекла. Марья как увидала машину, в себя пришла, все вспомнила.  Заголосила Марья: «Что же я теперь деду скажу? Прибьет он меня точно… Ой, горюшко».  Залилась Марья горючими слезами, на землю села, волосы на голове рвет, но к счастью волосы крепкие, шампунями не избалованные, натуральным крапивным отваром на дождевой воде мытые, на голове остались волосы. Наталья, чтобы помочь подруге, вместе с ней рыдает – горький плач в два голоса  стелется по над водой, вся река скорбит, даже птички и лягушки  смолкли. Порыдали они так минут пять, а может десять, умолкли, повернулись друг к дружке, одновременно спросили: «чо делать-то теперь?», и решили для начала поесть: снеди-то много на скатерке разложено.  Поели, с горя винца красного полусладкого выпили и стали решать, как бы половчее соврать, чтобы правдиво получилось. Поначалу на парней решили все свалить – не выходило, дознание будет, отпечатки там на руле, да и парни мутные, одно ясно – наркоманы, а вдруг еще и мафия какая, нет, надо по другому.  И додумалась Марья до технической неполадки.  Спустились они вниз к машине, взяла внучка камешек потверже и давай тросик ручного тормоза перетирать.  Перетерла, потом подлезла кое-как в салон и ручник подтянула – все четко, не придерешься, одно только плохо – на душе все равно кошки скребут, про девятую заповедь напоминают. 
После трудов неправедных еще перекусили и собрались домой идти, а путь не близкий, больше десяти километров, одна надежда, что на проселке кто-нибудь подберет. Продуктишки, что остались, сложили в  одну сумку, сумку  с собой взяли – не пропадать же добру.  Дошли до проселка, посидели на обочине, нет попуток, да и вообще никаких машин нет, пошли потихоньку. Идут оглядываются, все ждут попутки, сумку попеременке несут. Прошли полпути, нет попутки, ноженьки устали, а сумка все тяжелее, и дело к вечеру.  Присели передохнуть, еще перекусили, тут телефон у Марьи зазвонил, в зону покрытия дошли. По телефону бабка беспокоится, спрашивает, а что ответишь?  Зарыдала Марья и сказала сразу про разбитую машину,  и что ухажеры их бросили, и идут они пешком. Бабка видать телефон уронила, потому как замолчала, но немного погодя спрашивает: все ли живы, не пострадал ли кто?  Ответила Марья,  что никто кроме  машины не пострадал, а сама опять в слезы.  Бабка  ей утешительные слова говорит, и еще что-то деду объясняет. Вспомнила Марья про деда, сама телефон уронила, а когда подняла, услыхала, как дед с бабкой ругаются, бабка за внучку, а дед больше за машину переживает. Напоследок спросила бабка, где они есть, на этом переговоры закончили.
Минут через двадцать подъехал дед на соседском мотоцикле с коляской, но, посадив девок, сразу домой не поехал, а к «москвичу»,  своими глазами посмотреть. Подъехали, уже темнеть стало, все равно дед вниз спустился. Когда вылез наверх, только крякнул, да еще спросил: «сам скатился?», а Марья ни жива, ни мертва, слова молвить не может, только головой кивает.
Домой вернулись затемно, бабка внучку посмотрела, даже ощупала со всех сторон, вроде успокоилась. Дед стакан самогонки накатил, тоже успокоился, внучку не бранит, сопит только, да вздыхает.  Когда Наталья к себе домой ушла,  спать легли, только не спится Марье, кошки скребут и скребут. Не утерпела она, к бабке на койку подсела,  всю правду-матку выложила и заскулила потихоньку, чтобы деда не разбудить. Поплакала, успокоилась и уснула, теперь у бабки сон пропал, только под самое утро вполглаза задремала.
Утром уехали Марья с Натальей в свой колледж.  Бабка вздыхает, на деда с опаской поглядывает. Дед же сразу стал созваниваться со знакомым автокрановщиком. Созвонился, договорились вечером  после работы  «москвича» поднимать. Вечером привез дед сплющенный «москвич» домой. Со следующего утра занялся восстановлением машины, чтобы можно было своим ходом до пункта утилизации доехать, как раз компания проходила.  Три дня дед проработал от восхода до заката, и даже вечером при электрическом освещении часа по два возился. Домкратом вытянул стойки, крышу наскоро отрихтовал, выправил дверку с водительской стороны, старое треснутое переднее стекло вставил, ланжероны вытянул и подварил, и утром в пятницу поехал в город на пункт утилизации. Машина интересная получилась: стекол всего два - переднее все потресканное, да на водительской дверке; три дверки мятые, проволокой закреплены; капот наперекосяк; радиатор без решетки.  Посмотреть на дедов «москвич» собрались все работники пункта и даже случайные прохожие. Управляющий заартачился  поначалу, но вынужден был принять, главное условие соблюдено -  машина своим ходом доставлена. Получил дед целевой чек на пятьдесят тысяч и поехал домой.  Дома самогонки принял от души за помин «москвича» и спать завалился – умаялся за неделю.
Вечером, когда дед опохмелился и прочухался, спросила бабка: «как же теперь  без машины?»   
- Почему без машины? На неделе новую поедем покупать… «Ниву-Шевроле» думаю.
- Внучку-то теперь за руль не пустишь?
- Почему же не пущу, даже на нее техпаспорт оформлю, пусть обкатывает, всякие гарантийные ТО проходит, ей в городе сподручнее.
- А как же, - удивилась бабка, - не боишься, за новую-то машину, вдруг, опять у нее что приключится?
- Нет, не боюсь, она теперь ученая. А свою-то машину тем более беречь будет. А здорово она с тросиком тяги ручника придумала, профессионально.
Бабка так и замерла, натурально с открытым ртом:
- Так ты все знал?
- Сразу было подозрение, а когда вы ночью шептались, понял – так оно и есть…
- И ни слова не сказал?
- А что говорить, «москвичу»-то слава Богу двадцать семь лет, больше пяти кругов намотал, пора было менять, так что авария эта вполне ко времени, хотя, все-таки жаль, старый товарищ. Помнишь, как за сдачу  мяса  талон* на него получали. Сколько тогда  литовками помахали, корову да еще двух бычков три года держали…
Вспомнили старики молодые годы, притихли, дед бабку приобнял, та даже всплакнула. Так посидели в лирическом настроении с полчаса, а потом за дела обыденные взялись: корову подоить, поросенку корма задать, курятник закрыть, теплицы тоже.
На следующей неделе поехали новую машину покупать, «ниву-шевроле», как дед и намечал. Документы на внучку оформили, а деда с бабкой в страховку вписали на право вождения. Договорились, что машина пока в деревне будет стоять, по понедельникам внучка на ней в город будет уезжать в свой колледж, но обратно машину дед будет пригонять. Когда сроки гарантийных ТО подойдут, внучка все это сама будет проходить. А если внучка замуж выйдет и в город переедет основательно, тогда и машину заберет насовсем.
- А как же вы тогда без машины-то будете? – обеспокоилась внучка, но дед сказал: - А мы подержанную возьмем, «нивешку» старенькую, или «эскуду-паскуду» какую, для проходимости, на наш век хватит.
Вот такая история приключилась в некоей Восточно-Сибирской волости.
При Советском Союзе за сдачу мяса государству получили сельчане талон на право приобретения  легкового автомобиля, купили «москвича 412-го». Крепкая была машина «москвич», дед бил-бил, не разбил, бабка тоже не раз стукала – хоть бы что, внучка на пикник поехала – уронила «москвича» с речного обрыва, так что бедную машину сплющило. Но и тут дед ее восстановил, так что на пункт утилизации доехал «москвич» своим ходом.  Да, крепкая была советская машина «москвич», только вот теперь их уже не выпускают.

* Примечание для «поколения пепси»: в Советском Союзе  легковую машину можно было купить в порядке очереди, которую устанавливал профсоюз, но это долго, быстрее было купить по специальным талонам-чекам, которые выдавались за сдачу государству мяса, меда, и другой сельхозпродукции собственного подсобного хозяйства,  а также после пяти лет работы на БАМе и других районах Крайнего Севера, и еще на валютные рубли после работы за границей. Кроме того, правом внеочередной покупки награждались Герои труда, лауреаты государственных премий и другие заслуженные люди. В относительно свободной продаже были только подержанные машины, но их рыночная  цена была  зачастую выше госцены новой машины.

Март 2015