Сказки немого леса - Джин

Маленький дом на окраине города. Старые, обветшалые стены, и крыша, готовая рухнуть в любой момент, но это все-таки дом. Это маленькое строение стало убежищем для одного художника, ищущего вдохновение последние несколько месяцев. Когда-то он смог нарисовать потрясающей красоты шедевр, привлекший к нему внимание публики. Критики задыхались от лестных отзывов, и картина попала в городской музей изящных искусств, став его жемчужиной. А потом от него ушло вдохновение, и сколько бы он ни старался, у него не получалось нарисовать хоть что-то близкое по силе и притягательности. Несколько месяцев он искал себя, путешествовал, пока, наконец, не оказался в стареньком доме на окраине города.
Покосившаяся дверь скрипнула, и в комнату вошел художник. Босыми ногами он прошаркал по ветхому, засыпанному опилками деревянному полу, и сел за обеденный стол. В сущности, это был еще и рабочий стол, стол для приема гостей, стол для мольбертов, и все прочие столы, которые могут быть необходимы в хозяйстве одинокому человеку. Мужчина устало положил руки на столешницу, а затем сложил на них голову. Несколько часов к ряду он заботился о крохотном саде на клочке земли рядом с домом и абсолютно выбился из сил.
Ему хотелось чего-нибудь сладкого. Он не был большим любителем конфет, однако сейчас это желание заполняло его голову, затмевая собой абсолютно все. Его взгляд упал на старый кухонных гарнитур, что остался от предыдущей хозяйки. Среди большого количества полок, на которых стояло огромное количество самого разного кухонного барахла, он заметил несколько пыльных банок с неизвестным содержимым.
Приклеенные когда-то бирки на стенках пузатых стеклянных сосудов настолько поистерлись, что трудно было сказать что это – бумага или особо крупный пласт грязи. Перебирая их, художник вглядывался в их содержимое как в иные, неизведанные доселе миры. Вот в помутневшем от времени рассоле, ставшем тягучем словно мед, подрагивают огурцы, среди которых грациозно скользят корнишоны. А вот в другой банке, помидоры сгрудились один на другой, словно стараясь вытолкать крышку со своего места и, наконец, вырваться на свободу. И вдруг среди всего этого великолепия законсервированных огородных культур художник заметил нечто странное. В одной из банок, среди непонятного вида ягод и сиропа, под слоем пыли слегка поблескивала маленькая искрящаяся жемчужинка. Поддавшись любопытству, он вытащил банку из шкафа, и, поставив на стол, потянул на себя крышку. Сосуд с громким чавкающим звуком впустил внутрь себя воздух, а затем с диким грохотом разлетелся на множество мелких стеклянных осколков.
Над столом плавно покачивался джин. Его лицо было безмятежно и выражало мудрость всего мира. Руки были сложены на груди, а пальцы сплетены в причудливый символ. Его кушак, что отделял верхнюю, человеческую часть его тела, от нижней, состоящей из клубящегося дыма, был богато расшит плодами клубники, а тюрбан был заколот клубничной же заколкой.
- Двадцать долгих лет ты не вызывала меня, повелительница. Я уже начал беспокоиться. Чем могу служить тебе? Прополоть грядки? Убрать урожай? Я готов. Я слушаю и пове… Что? Ты еще кто такой?!
Художник, испачканный остатками клубничного варенья, тихонько отползал от стола в сторону двери, стараясь не привлекать внимания.
- А ну-ка стой! – джин начала увеличиваться в размерах, заполняя собой всю комнату, - Иначе я превращу тебя в крысу! Отвечай, кто ты такой?!
- Я… Я новый владелец дома! – в отчаянии завопил художник, закрывая лицо руками от страха.
Джин надул было щеки, что бы что-то сказать, да так и замолчал на полуслове, после чего шумно выдохнул. Его тело сделало несколько кругов по комнате, словно надутый воздушный шар, который развязали и пустили в свободный полет, а после повис на столешнице безвольной тряпочкой.
- Забыла… Она меня забыла… - захныкал он.
- Ты… Ты не тронешь меня?
Джин повернул к нему совершенно плоскую измятую голову.
- Не вижу в этом никакой необходимости. Кроме того…
Выражение его лица изменилось. Джин он о чем-то вспомнил, и это повергло его в смятение. Он быстро сел и встряхнул сам себя так, как люди встряхивают измятое одеяло, чем придал себе прежнюю форму.
- О! Я прошу прощения новый повелитель! Я не хотел проявить неуважение! Прошу, не сердитесь на вашего презренного слугу!
- Постой-постой, - остановил его художник, - я за тобой не успеваю. Слугу?
- Разумеется. Вы же открыли и выпустили меня из банки.
Художник открыл и закрыл рот. Затем, немного помолчав, он дал себе несколько пощечин и зажмурился так крепко, как только мог. Открыв глаза, он увидел, что джин не только никуда не делся, но и с интересом рассматривает его.
- Я видимо перегрелся на солнце, - наконец заключил он.
- Совсем нет. Я знаю, в такое трудно бывает поверить, господин. Вы позволите?
В мгновение ока в руках джина появились щетка и пульверизатор, в стороны полетели мелки осколки стекла и засахарившиеся до каменного состояния ягоды, мелькнул утюг, а следом за ним бритва, крем для бритья и помазок, в воздухе порхали расческа и ножницы.
- Вуаля! – изрек джин, уже одетый в белую рубашку с бабочкой и строгий синий пиджак, - Ваш внешний вид снова в порядке!
Чисто выбритый и подстриженный художник стоял напротив напольного зеркала-трюмо и разглядывал идеально выглаженные рубаху и брюки со стрелочками.
- Невероятно!
- Благодарю, повелитель. Я испачкал вас и потому…
- Так, погоди, остановись. Во-первых – перестань называть меня повелителем, а во-вторых – объясни, в конце концов, кто ты такой.
- Ах, да, где мои манеры. Позвольте представиться – джин Дверсгор.
- Откуда дверь? – переспросил художник.
- Не дверь, а Двер. Дверсгор.
- О… прости.
- Все хорошо. Это достаточно редкое имя. Даже для таких, как я. А как мне называть вас?
- Ринвиг. И можно просто на «ты». То есть ты джин?
- Самый настоящий.
- То есть волшебство и три желания?
- Именно так, пове…
Джин поймал на себе строгий взгляд художника и сбился на полу слове.
- В общем именно так.
- А что можно желать? – спросил Ринвиг.
- Очень и очень многое. Практически все. Проще спросить чего нельзя желать. Я не могу сделать тебя джином, я не могу дать тебе власть над миром, я не могу увеличить количество желаний или позвать другого джина, чтобы ты стал и ему хозяином. Ну и другие мелочи описанные в руководстве.
- Руководстве?
Порывшись в кушаке, Дверсгор вытащил на свет маленькую растрепанную книжицу в кожаном переплете, на которой золотыми буквами было выгравировано: «Министерство чудес и сказок. Правила хорошего тона для джинов или как не порвать ткань бытия. Издание второе, исправленное.»
- Интересно, - художник покрутил издание в руках, - можно ознакомиться?
- А это твое первое желание? – услужливо спросил джин.
- Нет, я просто проявляю интерес. Но если говорить о желаниях, мне очень хочется чего-нибудь сладкого.

Несколько часов спустя они оба седели за многофункциональным столом, который был завален самыми разными чашками, тарелками, блюдцами, кувшинчиками, упаковками, обертками и всем тем, в чем обычно хранятся и транспортируются произведения кондитерского искусства. Ринсвиг переворачивал очередную страницу руководства для джинов, а Дверсгор рассматривал одну из картин в обилии стоящих в углу комнаты.
- О, - произнес он, повернув картину из первоначального состояния набок.
- О! – произнес он, повернув ее вверх ногами.
- Ого! – произнес он, повернув картину еще раз в ту же сторону, а затем несколько раз перевернул ее к себе то лицевой, то тыльной стороной. Художник хихикнул, и перевернул очередную страницу издания.
- Скажи честно, это какая-то магия с измерениями? - наконец с любопытством спросил джин.
- Что ты, совсем нет. Просто однажды мне захотелось нарисовать что-то, что будет меняться в зависимости от того, с какой стороны ты на это смотришь, - отозвался Ринсвиг.
- Я слышал о таком. Говорят, никто во вселенных так и не смог создать подобный шедевр.
- Значит, ты держишь в руках несуществующую вещь, - снова хихикнул художник.
- Ну а это, - Дверсгор поставил картину на место, и взял другую, - это что такое?
- Ах это, - Ринсвиг бросил косой взгляд, и вернулся к чтению, - это так, баловство. Ты все равно ничего не увидишь.
- Я обладаю тысячей магических зрений! – выпалил джин и стал всматриваться в картину. Его радужка меняла цвета, давая ему самые разные откровения, за исключением того – что же изображено на холсте. Прошло не меньше четверти часа прежде, чем Дверсгор сдался.
- Я не понимаю что там.
- Все гораздо проще, мой друг.
Художник взял самую обыкновенную бутылку и приложил донышком к холсту.
- Виноград… Виноград?!
- Ну да. Я подумывал о сливе, но решил, что виноград будет гораздо более приятным зрелищем.
- Но почему так?
- Видишь ли… У меня проблемы Дверсгор. Я ищу способы рисования. Способы, нарисовать что-то, что достигнет уровня моей самой первой работы.
- Но эти картины, они…
- Они – картины. А та – жемчужина. Люди сотнями ходят смотреть на нее, а я не могу приблизиться к такому уровню еще раз ни на шаг.
Он вздохнул, и, закрыв издание для джинов, протянул его владельцу.
- В общем, я понял, что можно и чего нельзя загадывать. И я знаю, каким будет мое второе желание. Я хочу пожелать для себя талант.
- Талант? Но ты талантлив! Посмотри на эти картины!
- Ты не понимаешь…
- Нет, это ты не понимаешь! Вселенная дала тебе величайшее волшебство на свете – видеть красоту мира в его деталях. Видеть уникальность черт, красочность момента. Видеть насколько прекрасна жизнь в самых разнообразных мгновениях и запечатлевать их. Учить других людей смотреть и видеть то, что дано тебе от создателя! Ты – проводник красоты мира вселенной в мир людей. Через тебя сама жизнь говорит с другими. Тебе дано величайшее сокровище, а ты запер себя в четырех стенах, и гонишься за совершенством пройденного момента не замечая красоты и изящества нынешних. Открой свою дверь, покажи эти картины людям. Впусти жизнь сюда и выпусти себя в жизнь. Поверь мне, лучшее – враг хорошему. Я видел это бессчётное количество раз.
В комнате повисла тишина. Тот самый вид тишины, когда мир на мгновение замирает, ожидая, что же будет дальше.
- Ты… правда так думаешь?
- Конечно, иначе я бы не стал этого говорить. Но ты человек, а я неплохо успел узнать вас, людей.
Джин встал и поправил тюрбан. На его лице была написана решимость исполнить волю повелителя, какой бы она не была.
- Я готов выслушать твое второе желание, повелитель.
- Дверсгор, я хочу…
- Слушаюсь и…
- … отказаться от оставшихся желаний.
- … пове… Что? То есть как? – джин от неожиданности открыл рот.
- Честно признаться, ты убедил меня. А что еще пожелать я не знаю. Я хотел сладкого, но ты и так уже накормил меня от пуза, так что я отказываюсь загадывать желания. Они мне не нужны.
В первый раз за всю свою долгую жизнь джин столкнулся с тем, чтобы человек отказывался от исполнения своих самых заветных желаний.
- Но это значит…
- Именно так. Ты свободен и волен делать все, что тебе хочется.
- Свобода?
- Да.
- Свобода! Свобода!
Джин взмыл под потолок, сделал несколько витков вокруг старых перекрытий и, опустившись обратно, пожал руку Ринсвигу так крепко, что у него заныли кости.
- Спасибо тебе! Ты просто не представляешь насколько это дорогой подарок! Давай же, скажи это!
- Дверсгор, ты свободен.
В ту же секунду от джина в разные стороны разлетелась упругая волшебная волна, повалившая художника на пол. Тюрбан с головы джина сполз на пол. Украшение в виде клубники с глухим щелчком разлетелось в пыль. Кушак рванулся в сторону, раскрутив висящего джина волчком, а когда тот, наконец, остановился, он уже не висел в воздухе, а твердо стоял на своих ногах.
- Да!
Он помог Ринсвигу подняться на ноги. На нем уже были шлепанцы, шорты и режущая глаз рубаха. Смотря на нее, художнику в голову пришло слово Гавайи, хотя что это и откуда к нему оно пришло – он не знал.
- Что же, я желаю тебе успеха, друг мой. У тебя все получится. Я верю. Ну а я, пожалуй, отдохну где-нибудь в теплых краях пару сотен лет. Не скучай!
И Дверсгор выпорхнул в окно.

Выброс большого количества магии не остался не замеченным для города. Большие часы, что находились на башне городской ратуши, неожиданно для себя самих на секунду остановились, и задумались над вечностью. Поток первобытной древней силы ворвался в дом к одной пожилой леди, навел в нем идеальный порядок и отремонтировал сломанную несколько лет назад дверную щеколду. Один портной утверждал, будто бы самый дорогой его камзол внезапно, подхватил пару туфель и брюки, и выбежал вон, хотя ему все равно никто не поверил. Далеко за городом большая и спелая тыква внезапно обстреляла фермера семечками, сорвалась с ботвы и унеслась куда-то в сторону соседнего города, потоптав другие культурные растения.
Что же касается художника – его картины действительно стали шедеврами. Многие из них положили начало новым художественным течениям и стали концом некоторых других. В музее изящных искусств его работам выделили целый зал, а бывшая когда-то жемчужиной картина перекачивала в чулан, где и покоилась до самой смерти мастера. И только потом, много лет спустя, ее наконец снова достали, тщательно отреставрировали, и мир снова увидел самую первую картину знаменитого Ринсвига – абсолютно черный квадрат.