Змеиное царство

Жил-был на свете Иван. Только Иваном его не звали, кликали Ваняткой, по малости лет.
Пошел он как-то с дедушкой в лес, да и углядел в траве яичко.  «Это яичко лесной птички, ручонками не трожь – птенчика не тревожь» - сказал дед.
Тут дождичек стал накрапывать, дед домой заторопился. А Ванятке птенчика жаль – ни мамки у него, ни няньки не видать. Один под холодным ветром да на сырой земле. Взял Ванятка яичко, за пазуху сунул, да так ловко, что дед и не заметил.
Принес домой, спрятал яичко в старую шапку, к печи подсунул.
Вот в доме все уснули, одному Ванятке не спится - не дремлется. Услыхал он,  будто плачет кто под печкой и как раз в том месте, где шапка положена. Испугался мальчонка и давай старшего брата будить. А тот – отстань, мол, почудилось тебе. Стал Ванятка отца тормошить, а отец прислушивался-прислушивался – ничего не услыхал и уснул. Начал Ванятка деда трясти. А дед ему в ответ: «Я, внучок, уж давно не сплю, да только ничегошеньки не слышу, может, стар стал…»
Поутру Ванятка заглянул в шапку и глазам своим не поверил. Ползает по белой скорлупе черный змееныш.
- Ах, ты, гадюка-злюка! – вскликнул Ванятка, - погубила моего птенца, у него ни матери, ни отца!
И только ногу занес, чтоб змейку раздавить, а тот и говорит по-человечьи:
- Глупец, я и есть твой птенец. Ужом меня зови, а ногу убери.
Подивился его словам Ванятка, ногу убрал. Поразмыслил чуток и побежал за молоком. Вспомнил, что ежи да ужи молоко уважают. А как напоил ужиного «Птенца», взял шапку в охапку и понес в лес. Выпустил ужика на волю, на счастье или на горе.
Собрался Ванятка, чтобы домой идти, в последний раз обернулся, да так и обмер. Глядит на него в упор змей, да такой здоровый, что дуб на опушке. Хотел, было, мальчонка  бежать – ноги не слушаются. Хотел было кричать – рот не открывается.
Зашипел Змей и говорит: «Больно ты молодой! Что же делать с тобой? Заслужил похвалу и поруганье поровну. Заберу-ка я тебя в свое царство, а там поглядим».
Не успел Ванятка глазом моргнуть, как очутился в змеином царстве. Залы везде просторные, змеи ползают, слуги-придворные.
Громадный такой Змей, видать, царем здешним был, свернулся кольцом на троне и давай с гадами ползучими совет держать, а потом и говорит: «Вот решили мы тебя здесь оставить. Поживи, поучись у нас уму разуму, а как пройдет двенадцать лет с сего дня, так на землю отпустим».
Мальчонка взмолился, на пол повалился, просит, чтоб домой отпустили. А змеи ни в какую не соглашаются и говорят ему: «Дурень ты, дурень! Это тебе не среди людей сухую корочку глодать, на голом полу спать, а среди змей сладкие прянички жевать, да на пуховой перине почивать».
Привязали ему на шею колокольчик, чтоб слыхать было. Чтобы не задавил по пути никого и приглядывать за ним сподручнее.
Потекла жизнь Ваняткина сытно и весело. Змеи его не обижали, как могли ублажали. И он к ним привык, не страшился более ни ужат, ни гадюк. Бывало, ластятся они к его ногам, будто кошки какие.
Пролетело времечко, вызрело не одно семечко. Подрос Ванятка, окреп. И решили змеи – пора ему за ум браться. Стал он стараться, грамоту по старым книгам осваивать, всякие мудрые штучки улавливать.
Надумали змеи его звериному языку учить, открыли тайны, как раны лечить, от хвори исцелить.
Так прошло двенадцать лет. Ванятка-то Иваном стал. Срок истек, стали его змеи домой снаряжать. Добро всякое в узлы вяжут, а сами слезы горькие льют. Привыкли…
Цари змеиный и тот растрогался:
- Возьми вот, на память колокольчик свой – случись беда, мы с тобой всегда.
Поблагодарил его Иван, со всеми простился и пошел на землю к людям.
Дома его не признали. Того-то ванятку, что без вести пропал соседи уж и позабыли, а родители до сих пор оплакивают.
«Эх! – думает Иван, - пойду куда глаза глядят».
День шел, два шел и вышел к большому городу. Стены каменные стоят, золотые маковки церквей блестят.
И случись во ту пору, царская дочь мимо проезжала, как увидала она Ивана нашего, так и влюбилась без памяти.
Прибежала она к отцу своего и давай его упрашивать, чтобы разузнали про молодца распригожего и во дворец его доставили.
Сказано-сделано, привели Ивана пред царски очи. Царевна в нем души не чает, а царь о таком зяте и мечтать не мечтает. Ни дому у него, ни роду, ни племени и вся казна – мешок добра.
Замыслил царь хитрость лютую, чтоб Ивана сгубить и говорит:
- Вот, что я скажу тебе, Иван. Захворал у меня воевода, лечило его много знахарского сброда, да не вылечили.  Пойди, сыщи ему лекаря, а когда будет воевода здоров, засылай сватов.
Опечалился Иван, приглянулась ему царская дочь, а воевода, говорят, совсем помирать собрался. Вспомнил тут молодец, что змеи про травы сказывали, собрал в пучки зелени от трясовицы-озноба, состряпал снадобье, как положено. Вскоре воевода на ноги поднялся.
Царевна не нарадуется, к свадьбе готовится спешит.
А царь снова Ивана к себе позвал и говорит:
- горе великое, Иван! Напала на нас вражеская рать, не успел я войско собрать. Дам лучших тебе воинов двух, разбей вражину в пух!
Объегорил его царь, ой, объегорил! Воины те – один – слепой, другой – глухой.
Прибыли они на заставу. Иван им и говорит: «Полезайте оба на дерево. Ты, слепой – слушай, а ты, глухой – смотри. Чуть, где чего, мне сказывайте.
Вот глухой и говорит:
- Вижу за горой войско, прямо на нас идет.
А слепой добавляет:
- К ночи здесь будет, в соседнем лесу птицы перестали петь.
Смеркаться стало. Заслышал Иван топот конский. Как выпрямился он во весь рост, да как заржет по лошадиному, что на конском наречьи означало: «Куда вы скакать изволите? Волков вокруг полным-полно, медведей видимо-невидимо».
Слепой говорит:
- Слышу, ржут кони вражьи неистово, будто их режут.
А глухой добавляет:
- Вижу, кони на дыбы поднимаются и седоков с себя сбрасывают.
Хорошо, думает Иван, получается. А потом как завоет по-волчьи, что на их языке значит, «хорошо, что добыча сама в пасть скачет».
Слепой говорит:
- Слышу, враги наши в испуге кричат.
А глухой добавляет:
- Вижу чужаков кони назад мчат.
Вот и сделано дело.
Прибыл Иван у царю с победою. Глухой и слепой рассказывают на перебой, как дело было. Царю бы веселиться, а он готов удавиться, лишь бы за безродного Ивана свою дочь не выдавать.
Царь возьми, да и скажи:
- Готовь свой кафтан к свадьбе, Иван! А покуда осину за рекой сруби и принеси во дворец
- Будь по твоему! – засмеялся молодец и топор велел подать.
А царевна ему на ухо шепчет:
- Откажись, Иванушка, милый. Батюшка мой смерти твоей желает. Место Зв рекой гиблое, под той осиной три года назад ведуна схоронили. С той поры летят с дерева не листья и сучки, а стрелы каленые. Птица то место облетает, зверь обегает, а о людях и говорить не приходится.
Пригорюнился Иван, да делать нечего, пошел за реку.
Приблизился к тому месте, бросил камень в сторону осины, и видит – летят, свистят стрелы, о камень бьются и не промахиваются.
Совсем загрустил Иван, уж больно девица ему полюбилась.
Скоро и сказке конец, вспомнил вдруг наш молодец про колокольчик, про подарок царя змеиного. Покатился колокольчика звон, сползлись ужи и гадюки со всех сторон. Обвили его руки-ноги, вокруг тела поскручивались. И пошел Иван к осине, как в кольчуге-броне.
Посыпался град стрел, а Иван уж и не рад, шаг да шажок – падают змеи раненые на лужок, а на их место другие ползут, тело человечье берегут.
Вот и дошли. Ударил Иван осину топором, почернело небо кругом, затряслась осина и сама молодцу в ноги повалилась.
Царь-то оттого, что Иван живой вернулся, чуть не лопнул от злости, а на свадьбе грыл одни кости.
Вот и сказка-небылица. Я хоть не королевна и не царица, на последок скажу:  Иван с царевною пир закатили и меня пригласили.