Тень, что качнула вишнёвую рощицу...

 * * *



  Дорогим мертвецам наливаю я рюмку багряного,
  к незабытым устам подношу поминанье вина.
  Не случилось мне, дед мой, ни разу видать тебя пьяного,
  но сегодня прошу тебя: выпей со мною до дна.

  Неугасшим глазам соберу угощение краткое:
  помидоры и хлеб – на двоих за дощатым столом,
  средь осенних стволов, под кирпичной оранжевой кладкою –
  у садового дома, что крепок ещё на излом.

  Иоанн Иоанныч! Не выдохнуть гласных блаженнее,
  не найти всенароднее имени и веселей.
  Потемнел виноград – твоих саженцев-лоз продолжение,
  фиолет «изабеллы» подмешан в воздушный елей.

  Эти стебли, увившие стену, – по-прежнему сильные.
  Я к ладони твоей потянусь и опять узнаю:
  теплоносную линию жизни, наследье фамильное –
  широченную руку отцову и лапу свою…

  Сторона моя русая – правда моя погорелая!
  Что и взять с тебя – водки пузырь иль костей полведра?
  Не за это люблю тебя. Вот что от сердца я сделаю:
  снова вспомню своих - Иоанна, Николу, Петра.




  * * *


  Шмель на малине, на тополе горлица.
  Старая хата застенчиво горбится.
  В зелени двор.
  Средь лебеды, лопуха, подорожника
  да осенит меня, Отче, безбожника,
  синий твой взор.

  В этих краях бессловесно натруженных
  не был я век на вечерях и ужинах. –
  Дай же им днесь…
  Выучил крепко иные законы я,
  что же так просится в душу исконное,
  цветшее здесь?

  Что же щемит у предсердия прежнее –
  солнечно-смуглое, зелено-нежное?
  Боже, прости.
  Нет их давно на земле скудно-ласковой,
  тех, кто крестил меня травною сказкою –
  глина в горсти.

  Ты бы послал хоть на час своих ангелов –
  ягод набрать из малиновых факелов
  вместе со мной,
  весть бы подать о чете моей суженой
  из белооблачной жизни заслуженной
  послеземной.

  Ты бы простил мне печаль и томление,
  это невзрослое стихотворение –
  зова наив…
  О, как по имени кликнуть мне хочется
  тень, что качнула вишневую рощицу,
  плач затаив…