Северная Земля, 1976 г

На архипелаг Северная Земля я попал после третьего курса Университета, будучи на летней производственной практике. Туда отправлялась довольно большая экспедиция, точнее, как она правильно называлась – Североземельская партия от известной многим Ленинградской организации «Севморгео». Цель поездки - поиски рассыпного золота на острове Октябрьской Революции и картирование речных террас, содержащих золотоносный песок. Нас, восьмерых студентов из ЛГУ, МГУ и Горного Института, достаточно быстро научили промывать вручную лотки с породой. Присвоили нам должность промывальщиков 5 разряда и в начале  июня отправили сначала в Норильск, где мы готовились к экспедиции и провели почти три недели. Затем мы на вертолетах перелетели на остров Средний, где тоже провели около двух недель. Далее, вертолетами всю нашу партию, а это около 30 человек, забросили в палаточный лагерь на остров Октябрьской Революции, где мы работали до середины сентября. Все это время мы жили и работали на снегу. Самое теплое время года было в августе, когда кое-где снег растаял, а так снег, снег и еще раз снег. И еще – белые медведи.
Любопытно, что часть недомытых образцов грунта мы привезли с собой в Ленинград и лотками домывали уже в Неве, чем приводили в изумление гуляющую по набережной публику, а некоторым особо любопытным даже показывали знаки золота в лотке, якобы намытые здесь же.


2. Танцы у оленеводов.
Уже на второй день пребывания на Северной Земле, на острове Октябрьской Революции, наш водитель вездехода предложил отвезти меня на танцы в клуб ближайшего оленеводческого звена. Якобы он туда едет по делу, может и меня захватить. Не скажу, чтобы я сильно рвался танцевать с оленеводами, но посмотреть было любопытно и я, одевшись в цивильную одежду и легкие ботинки, сел в вездеход и мы поехали. Тогда я еще не знал, что никаких оленеводческих звеньев, как, впрочем, и оленей, на этом острове нет. Там вообще не было людей, кроме нас. Вездеходчик, отъехав километра на полтора, вспомнил, что якобы что-то «забыл» в лагере и ему надо вернуться, но поскольку тут уже рядом, за ближайшим холмом, то я могу и так добежать, а не возвращаться с ним. Я ему поверил и вышел. Он развернулся и уехал, а я сначала дошел до холма, посмотрел на необъятные просторы острова без каких либо следов оленей, оленеводческих звеньев и клуба и по следу вездехода пешком в своих отнюдь не зимних ботиночках, чертыхаясь, вернулся в лагерь. С тех пор, прежде чем куда то уезжать надолго, я стараюсь по возможности поподробнее узнать об этом месте, по крайней мере, есть ли там оленеводческие звенья?


3. Купание среди льдин (август 1976 г)
Прошло уже больше месяца нашей работы  на острове Октябрьской Революции архипелага Северная Земля, и в один из августовских дней часть нашего отряда уехала на северную часть острова, к леднику Вавилова, в так называемый «выкидной» маршрут. Нас, пять человек вместе с главным геологом Североземельской Партии, увезли на вездеходе километров за восемьдесят от базового лагеря. Там мы поставили большую арктическую палатку, у нас был недельный запас еды и ежедневно, мы парами ходили в маршруты с лотком и лопатой, чтобы промывать шлихи во всех близлежащих ручьях и речках на предмет наличия в них золота. На следующий день после размещения на новом месте, мы с утра пошли в паре с главным геологом в маршрут. На берегу одной небольшой реки я остался промывать очередной лоток с породой, а геолог пошел дальше, сказав, чтобы я его потом догнал по следам. Он скрылся за поворотом холма, а я едва успел промыть первый лоток, как услышал его крик. Причем кричал он истошно, как кричат люди, с которыми что-то случилось. Вначале я подумал, что он встретился с белым медведем, но когда подбежал, то увидел, что он плавает среди редких льдин недалеко от берега небольшого подпрудного озера. С края ледника отвалилась огромная глыба льда, которая перегородила речку и перед этой глыбой образовалась запруда метров 80 в диаметре, в которой он и барахтался. До него от берега было метров десять, меня даже удивило, чего он из воды то не вылезает, ведь берег совсем близко. И я решил поднять болотные сапоги и зайти в воду, чтобы протянуть ему свою лопату. Но как только сделал шаг в воду, тут же поехал по наклонному скользкому обледенелому дну, точнее – крутому склону холма, скрытого под водой и, повторив в точности, как я думаю, его маневр, съехал в озеро. В результате оказался плавающим рядом с ним. Все попытки встать на ноги, приблизившись к берегу, ничем не заканчивались, скользкое наклонное ледяное дно не позволяло выбраться на берег. Вот тогда то я и понял, почему он закричал. На берег ему, а теперь и мне было уже никак не вылезти. Впрочем, он даже не кричал, а скорее хрипел, хорошо помню, как ватник вздулся над ним пузырем, а меховая шапка съехала на глаза, и он слабо барахтался в воде на одном месте, как какое то неведомое морское чудовище. Сразу вспомнилось, что тонущие хватаются, за что попало, и могут утопить кого угодно. Ну и понятно, кто был рядом с ним этим ближайшим  «чем попало и кем угодно». Поэтому я, на всякий случай, отплыл от него на несколько метров подальше, поскольку не имел ни малейшего представления, чем собственно могу ему помочь, когда сам скоро замерзну в ледяной воде и утону. Переплыть озеро в такой холодной воде, да еще в поднятых  болотных сапогах, и поискать место, чтобы выбраться, на другом берегу – об этом нечего было и думать. В результате я опять подплыл к берегу и лежа, точнее держась на воде в горизонтальном положении, стал раскачивать торчащий из замерзшего склона над водой большой булыжник. В конце – концов, мне удалось его выдернуть из склона, а за край оставшейся он него ямки ухватиться двумя руками. Геолог подплыл ко мне, и уже цепляясь за меня, можно сказать, прямо по моей спине, вылез на сухой склон. После чего, даже не подумав помочь выбраться мне, не оглядываясь, пошел в сторону лагеря. До сих пор помню его удаляющуюся фигуру в наполовину слезших с ног болотных сапогах, торчащих в обе стороны как ласты, волочащиеся по земле. Он даже не пытался их натянуть на ноги, а так и шел и почему-то все продолжал кричать. Я сумел выбраться сам, причем, когда вылез, увидел, что в воде плавает моя шапка. А поскольку запасной у меня с собой не было, а остаться без шапки в выкидном маршруте очень плохо, то я, как и он, наверное, в состоянии аффекта, и не очень отдавая отчет своим действиям, снова просто прыгнул в воду, сплавал за шапкой и опять выполз на берег. Выбрался с помощью все той же спасительной  лунки от камня. До лагеря было километра два, и уже через пять минут вся наша одежда на ветру покрылась ледяной коркой, причем сразу стало теплее, и только лед хрустел на нашей одежде при ходьбе. В лагере оставался один дежурный, вторая пара тоже ушла в маршрут. В палатке я сразу скинул всю свою одежду  и голышом залез в собачий спальник, где почти сразу согрелся и уснул. Проснулся, когда вторая пара уже вернулась из маршрута и выслушала всю эту историю от геолога, не знаю, уж как он ее рассказывал, но всех возмутило, что он, когда мы вернулись, даже спирта не предложил глотнуть из нашего неприкосновенного запаса. А ведь переохладились мы наверное прилично. Правда и так все обошлось, даже насморка не было. На следующий день, когда мы все вернулись из очередных маршрутов, вторая наша маршрутная пара, хихикая, заявила мне, что они сегодня проходили мимо того озера и что там воды то всего по щиколотку. Я на них чуть с кулаками не бросился, а они ржут, как лошади: - Да пошутили мы, сегодня мы совсем не там ходили? Это был как раз тот случай, когда я совершенно не воспринял юмора. До сих пор не смешно.


4. Как мы охраняли  взрывчатку.
На острове Среднем наша Североземельская партия временно хранила несколько тонн взрывчатки. Она нам было нужна на Северной Земле для взрывных работ в вечной мерзлоте, чтобы добывать породу с глубины 5-8 метров и, промывая ее лотком, пытаться обнаружить в шлихе знаки золота. Склад взрывчатки был расположен примерно в километре от поселка и представлял собой отдельно стоящую палатку, в которой штабелем лежали в несколько рядов ящики с аммонитом и детонаторами. Мы, студенты практиканты, этот склад охраняли по очереди, меняясь через сутки. Спальник был постелен прямо на ящиках, еду с кухни мы приносили друг другу. Дежурили мы все в общей сложности около двух недель, причем в первые три дня выходили курить на улицу, подальше от палатки, к концу первой недели уже курили прямо в палатке, к концу второй - уже разводили прямо на ящиках со взрывчаткой, тайком принесенный бензиновый примус «Шмель» и грели себе чай. Сейчас, спустя многие годы, я с ужасом думаю о том, что мы творили, но тогда ума у нас, похоже, совсем еще не было. Интересно, что когда работы на острове Октябрьской Революции закончились, встал вопрос, куда девать оставшиеся сотни килограмм взрывчатки. Вывозить ее вертолетом было дорого и очень хлопотно. Поэтому было принято решение взорвать ее всю в одном из старых шурфов. Туда ее и заложили, а сверху скинули в шурф пустую бочку, чтобы она при взрыве вылетела, как ракета из шахты. Всем конечно захотелось сфотографировать момент взрыва, но никто толком не знал, на какое расстояние нужно отойти? Самые острожные остались в лагере, в 400 м от места предполагаемого взрыва, часть людей залезла на штабель бревен, метрах в 200 от шурфа, часть подошла еще ближе. Когда раздался взрыв, на ногах удержались только те, кто остался в лагере, все остальные попадали от ударной волны, причем бревна раскатало, чудом не покалечив людей, а комья мерзлой земли долетели до наших палаток. А бочка вылетела из шурфа, как настоящая ракета.
Кстати о ракетах. Когда мы с американцами работали на Тихоокеанском побережье, на юге Камчатки, то периодически находили на пляже выброшенные волнами на берег небольшие полупустые алюминиевые корейские баллончики из-под бытового газа, и еще находили перегоревшие лампы дневного света. Так вот мы из них делали ракеты: с четырех сторон крепили баллончики к лампе скотчем, как топливные ускорители у ракеты, ставили все это вертикально и разводили под «ракетой» костер. Затем отбегали подальше, и когда баллончик прогорал, ракета взлетала. Только летела всегда по дуге т.к. какой-то из баллончиков всегда прогорал раньше остальных. Поэтому никогда нельзя было предугадать, в какую сторону ракета полетит. Зрелище было красивое, первый совместный российско-американский запуск ракет на корейском газовом топливе. Правда, другим повторять этот эксперимент очень не советую, поскольку это опасно.


5. Снежный мостик
На одном из «выкидных» лагерей наши палатки стояли на берегу бурного ручья с обрывистыми стенами, высотой метра три-четыре. Ручей можно было перейти двумя способами: по снежному мостику, который соединял оба берега напротив лагеря или идти в обход, там, где обрыв выполаживается, а это лишний километр пути. Ширина мостика была около двух метров, толщина снега - больше метра, а под ним грохотал бурный и достаточно глубокий ручей, скорее напоминающий небольшую реку. И мы, пять человек, переходили ручей по этому мостику дважды в день, когда шли в маршрут и когда возвращались в лагерь. Но с каждым днем мостик таял прямо на глазах, особенно в центральной его части и скоро напоминал уже хрупкий арочный мост. Мы все еще переходили ручей по нему, но уже с определенной опаской, представляя себе, что будет, когда мостик вместе с человеком рухнет в этот ручей. Вскоре толщина его в центральной части стала критически опасной, но идти в обход по-прежнему не хотелось. И мы быстро-быстро старались по нему перебежать, понимая, что это, наверное, в последний раз и завтра мостика уже может и не быть. Это превратилось у нас в определенную лотерею, каждый понимал, что мост вот-вот рухнет, но надеялся, что не под ним. И вот очередной раз, подойдя к мостику, мы долго стояли и решали, стоит идти по нему или нет? И все-таки лень пересилила, и мы решили опять по нему перейти. Двое проскочили его без проблем, а под третьим он рухнул. Но так удачно и весь целиком, что снег перегородил собой ручей и на какое то время стал запрудой для текущей воды. Наш товарищ так на нем и остался стоять, даже в воду не свалился. И пока вода прибывала, успел по стенке вскрабкаться обратно к нам. Говорит, что даже испугаться не успел толком, так быстро все произошло.


6. Лабаз 1953 г.
В одном из маршрутов на острове Октябрьской Революции, на широте почти 80 градусов, мы наткнулись на металлический проржавевший железный ящик, который при ближайшем рассмотрении оказался печкой буржуйкой. Внутри печки мы обнаружили банки с мясными консервами, сгущенкой и перепревшую махорку, завернутую в газету. По сохранившемуся тексту в газете удалось установить, что лабаз этот был оставлен в 1953 году. Тогда на Северной Земле работала экспедиция Егиазарова, и, наверное, это приготовили они, но воспользоваться этим по разным причинам не сумели. Какое то время мы решали, стоит попробовать эти консервы на вкус или лучше не рисковать?
На острове Среднем мы как-то две недели питались выброшенными на берег с дизель электрохода «Обь» просроченными рыбными консервами. Там на берегу валялись сотни банок различных консервов и мы, выбирая среди них не вздутые, варили из них рыбный суп и прекрасно себя чувствовали. Но в данном случае банкам было более 20 лет. И все-таки консервы мы вскрыли и съели, все оказалось вполне съедобно и вкусно. Интересно, что в банке сгущенки вырос огромный прозрачный кристалл сахара, занимавший почти половину объема банки.
Потом нам сказали, что эти банки хорошо было бы привезти и отдать на исследование в Институт питания, потому как случай сохранности консервов в естественной среде был бы для них интересен. Но было уже поздно, что съели, то съели.