Половой

     * Половой - слуга в трактире


Растить в душе побег унынья -
                преступленье,
Пока не прочтена вся книга
                наслажденья.
Лови же радости и жадно пей вино:
Жизнь коротка, увы!
                Летят ее мгновенья.

                Омар Хайям.


Иисус, "взяв чашу и благодарив, подал им
и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть
Кровь Моя Нового Заветв... Отныне не буду
пить от плода сего виноградного до того дня,
когда буду пить с вами новое вино в Царстве
Отца Моего".

                Матф. 26:20, 26; 26-29.


     На три части воды брали одну часть вина
или на пять частей воды - две части вина.
Смесь, состоящая из виноградного вина с водой
(то есть один к одному), считалась слишком
крепкой и употреблялась лишь опустившимися
людьми, считавшимися завзятыми пьяницами.
Пить вино неразбавленным отваживались только
скифы, народ, как известно, грубый.

                В.Похлёбкин.
                История водки.



     Нестор Лыков, отрок, коему шел уже тринадцатый год, слыл в деревне озорным и вороватым, на которого, как говорили, пробы ставить некуда. Нередко его ловили на мелком воровстве, пороли, да только что толку - с него все, как с гуся вода.
     Отец его Савва, мужик слабый и робкий, ничего не мог поделать с сыном, тем более, что тот, подрастая, все чаще огрызался родителю и Савва, откровенно говоря, побаивался, что когда сынок подрастет, может и сдачи дать родителю.
     Соседка его Матрёна, которой он как-то пожаловался на сына, посоветовала отдать его в город к кому-нибудь в ученики - может быть, там образумится и приспособится к делу.
     А тут еще до селян дошел слух, что их бывший богатей, уехавший в город, открыл трактир и живет припеваючи и даже, поговаривали, собирается открыть второй, а стало быть, люди ему будут нужны.
     - Да возьмет ли он его? - сомневался Савва. - Чай знает, какой озорной.
     - Михеич мужик серьёзный и строгий, у него не забалуешь, - уговаривала Матрёна. - Глядишь, сделает из него человека. А здесь он пропадет...
     - И то верно, - согласился с ней сосед.
     В ближний ярмарочный день Савва поехал продавать излишек картошки, прихватив с собой сына. Довольно быстро, сбросив цену против ярмарочной, продал товар и направил лошаденку к трактиру Михеича.
     - Никак прогулять решил деньжата-то? - усмехнулся Нестор, едва они остановили телегу возле трактира. - Смотри, лошадь с телегой не пропей.
     - Пригляди тут, - коротко бросил ему отец и вошел в трактир.
     Народу внутри было немного - в это время люди толкались на ярмарке. Половой, разбитной малый в белых портах, рубашке и фартуке, презрительно посмотрел на простецки одетого посетителя и, играя кистями наборного пояса, спросил:
     - Никак погулять захотели, уважаемый?
     Савва смутился, но нашел в себе силы спросить:
     - Мне бы Егория Михеича повидать, односельчане мы с ним. Просьбишка у меня к нему.
     - Деньжат попросить, - ехидно улыбнувшись, ответил половой. - Чего еще надобно от богатого человека?
     - Да нет, сынишку бы к делу пристроить.
     Половой еще раз презрительно оглядел посетителя и, ни слова не говоря, повернулся и скрылся за какой-то дверью. А через некоторое время из-за нее появился сам, возле которого, крутясь ужом, вился половой.
     - Не путайся под ногами, - рыкнул на него Михеич. - Делать что ли нечего?
     - Как же, - проблеял тот и, скрывшись за стойкой, начал торопливо протирать и без того чистые стаканы.
     Подойдя к бывшему односельчанину, Савва низко поклонился:
     - Здравия вам желаю, Егорий Михеич!
     - Савва, - узнал тот посетителя. - С ярманки, что ли?
     - С неё, родимой. Картошку продавал.
     - И то дело, - важно ответил Михеич, приятно тронутый вежливым к нему обращением. - Ко мне-то по делу, али как?
     - Прослышаны мы, что вы развертываетесь, аки река в половодье...
     - Ну, уж мало ли что болтают от зависти, - хозяин был явно польщен. Обернувшись к стойке, он негромко бросил:
     - Сёмка, налей-ка гостю да принеси что-нибудь закусить.
     Услужливый половой мигом подскочил к столику, возле которого стояли гость и хозяин, смахнул полотенцем с края стола невидимые соринки и поставил на него половинку стакана водки и тарелку с солёными огурчиками.
     - Садись - в ногах правды нет, - пригласил Савву Михеич. - Удачную торговлю на ярманке следует обмыть. На меня не смотри - мне работать, а тебе ехать домой. Так что за дело-то?
     - Егорий Михеич, выручай, голубчик, - просительно проговорил Савва, пытаясь сползти со стула и встать на колени, но хозяин остановил его:
     - Сиди, не ёрзай, да излагай коротко - некогда мне лясы точить.
     - Христом-богом прошу - возьми моего Нестора в услужение. При вас он человеком может стать, в люди, глядишь, выйдет. А то в деревне-то чай сам знаешь...
     - Дак он малец еще, - удивился хозяин. - Сколь годков-то ему?
     - Тринадцать стукнуло.
     - Эва, как время-то бежит! - удивился Михеич. - Совсем недавно еще без порток бегал... И уже тринадцать! Самое время к делу приставлять. Где он?
     - У телеги дожидается вашего решения.
     - Позови, погляжу...
     Савва опрометью выскочил в дверь и вот он уже подталкивал сына к Михеичу.
     - Дак он уже ростом с тебя, - подивился хозяин, оглядывая подростка. - Ладно, оставляй. В новом трактире станет прислуживать, а там видно будет.
     - Благодарствую вам, Егорий Михеич, - Савва низко поклонился трактирщику.
     - Только платить я ему на первых порах не стану - за еду и угол пусть отрабатывает, а там посмотрим.
     - Так-так, - закивал головой Савва. - Только уж вы с ним построже...
     - У Егория Михеича не забалуешь, - отозвался от стойки Сёмка. Чуть что и схлопотать можно.
     - Цыть, - повернувшись к нему в пол-оборота, прикрикнул на него хозяин, но было заметно, что половой угодил ему. - Сёмка, пока займись им, да гляди у меня!
     - Все будет, как прикажете, - поклонился тот из-за прилавка и прикрикнул на Нестора: - Подь сюда!
     Егорий Михеич встал из-за стола, давая понять, что Савва может ехать домой.
     - Благодарствую, благодетель вы нам, - еще раз поклонился Савва, но хозяин уже скрылся за дверью своего кабинета.
     Усевшись на телегу, Савва еще раз глянул на трактир, перекрестился и тронул лошадь...


     Оставшись один на один с Сёмкой, Нестор иной раз пытался выказать свой строптивый характер, но получив от того пару здоровых затрещин, несколько приутих. Егорий Михеич, заметив синяк под глазом парнишки, ничего не сказал и Нестор понял, что жаловаться ему некому и бесполезно. Тем более, что Сёмка был старше его на целых девять лет, на полторы головы выше и, судя по всему, силы был необыкновенной. В этом парнишка убедился, увидев, как половой буквально выбросил буянившего мужика в дверь трактиры так, что тот грохнулся на землю за ступеньками заведения. С таким связываться - себе дороже.
     В новом трактире половой Василий оказался таким же здоровым, как и Сёмка. Здесь Нестор должен выносить мусор, таскать дрова для печей, убирать со столов и мыть грязную посуду, подметать и мыть пол.
     В один из дней, когда он начал было подметать пол после того, как из-за одного стола ушли посетители, он наклонился, чтобы вымести сор под столом, но неожиданно получил такого пинка, что отлетел в сторону. А когда недоуменно поднял голову, купец, сидевший за соседним столом, прикрикнул на него:
     - Здесь люди едят, а ты пыль поднимаешь!
     Когда Нестор подошел к прилавку, потирая ушибленный зад, половой Максим пригрозил:
     - Еще раз так сделаешь, получишь и от меня.
     - Но там насорили, - пробормотал Нестор, но половой пояснил:
     - Ты взял бы мокрую тряпку и тихонько вытер, чтобы другим не мешать.
     На новом месте Нестор освоился достаточно быстро и уже сам, без подсказок, соображал, когда и что надо делать. И даже заслужил похвалу самого Егория Михеича, когда обнаружил под столом оброненный пьяным купцом шелковый кисет с табаком и отдал его хозяину. Сделал он это исключительно потому, что сообразил - самому ему этот кисет не нужен, а вот честный поступок обязательно будет оценен хозяином. И когда купец снова появился в трактире и спросил, не терял ли он вышитый женой кисет, ему вернули потерю и сказали, что его обнаружил Нестор. Обрадованный купец одарил мальчика пятачком, что в те времена были немалыми деньгами для мальца.
     Будили Нестора рано - с утра надо натаскать воды, принести дрова и растопить печь, почистить овощи, вынести мусор, протереть столы. С появлением посетителей опять-таки нужно было бегать за водой и дровами - еду готовили весь световой день, следить за чистотой в зале, убирать и мыть грязную посуду, а в свободную минуту убирать снег или грязь перед трактиром. И только поздно вечером, когда уходил последний посетитель, пол был вымыт, посуда помыта, зола из печи вынесена, Нестор наскоро перекусывал и падал без сил на отведенную для него лежанку под лестницей с тем, чтобы завтра, не выспавшись, снова приниматься за работу.
     От такого непривычного ритма жизни Нестор иной раз подумывал о побеге домой, но, вспомнив о нищете и беспросветности семьи, отбрасывал эту мысль, надеясь на то, что со временем станет половым, как Максим, Василий  или Семён.
     Егорий Михеич отметил старательность Нестора и назначил ему плату, но денег на руки не давал, полагая, что они испортят паренька, еще не познавшего жизни.
     - Вот приедет твой батюшка, отдам ему, - объяснил он Нестору. - Семье-то деньги нужнее, чем тебе.
     - Я хотел купить себе новую рубаху, - недовольно проворчал мальчишка, опасливо поглядывая на хозяина.
     - Рубаху мы тебе и без того купим, - успокоил его Егорий Михеич. - Сам выберешь. Ты только старайся, да не воруй, так и на свои ноги встанешь.
     Весной, когда подсохли дороги, к Михеичу из деревни привезли двенадцатилетнюю девчушку Ульяну, которую хозяин определил в помощницы повару Куприяну. Одновременно она должна стирать трактирные скатерти, фартуки и полотенца половых.
     А еще через несколько дней, закончив посевную, проведать сына приехал и Савва. Увидев подросшего сына в новой рубахе, мужик даже немного растерялся и начал было рассказывать ему о доме, матери, братьях и сестрах. Но Нестор слушал отца равнодушно, отвернувшись в сторону, словно стыдясь его.
     Михеич, узнав от Максима о приезде Саввы, вышел к нему и пригласил на кухню, где распорядился накормить приезжего. А потом похвалил сына за усердие и передал Савве три рубля - неплохие для того времени деньги. Тот растерялся:
     - Пошто так много?
     - Сколь заработал, столь и уплочено, - коротко ответил Михеич. - Ай не рад?
     - Господи, так я таких денег давненько уже не видел, - едва не заплакал мужик.
     - Ты только толком ими распорядись, - наставительно проговорил трактирщик. - Сам знаешь - профукать-то их недолго, а вот заработать...
     - Истинная правда, Егорий Михеич, - поклонился Савва. - Спаситель вы наш. Я и не думал, что так получится...
     - Твой Нестор - работник хороший, ничего плохого сказать не могу. Если так и дальше будет трудиться, как подрастет, сделаю его половым. А это уже заработок, - поднял вверх палец Михеич.
     - Уж и не знаю, как благодарить вас, Егорий Михеич, - вновь начал кланяться мужик.
     - Ладно, ладно, - Михеич положил ему руку на плечо. - Езжай домой, ни о чем не беспокойся. Не обижу твоего мальца... На что думаешь деньги-то потратить?
     - Ребятишки обносились, прямо беда, - ответил Савва. - Хоть одежонка и переходит от старших к младшим, а все одно - не вечная же она. Да и бабе надо новые валенки купить...
     - Это дело, - сказал трактирщик. - Вон и сам обносился - порты-то каши просят. Ладно, бывай здоров, а за сына не беспокойся. Поклон всем нашим деревенским передавай.
     - Всенепременно, - поклонился уже в пояс Савва.
     Выйдя на улицу, Савва посмотрел на новый трактир, перекрестился и,подумав немного, наложил крест и на питейное заведение.
     Прежде чем тронуться в путь, он наказал сыну:
     - Ты гляди тут, не балуй. Выгонит Егорий Михеич, куда денешься? В деревню горе мыкать?
     - Не выгонит, - угрюмо проворчал Нестор, глядя в землю.
     - "Не выгонит", - передразнил его отец. - Начнешь озоровать, как ране, попрёт за милу душу.
     Нестор хлопнул ладонью лошадь по крупу. Та вздрогнула и подалась вперед.
     - Приеду, как только время позволит, - обернувшись, крикнул сыну Савва.
     Нестор молча стоял, глядя вслед удаляющейся телеге. Он вздрогнул от неожиданности, когда вышедший на улицу Максим спросил:
     - По деревне загрустил, ай как?
     - Вот еще, - буркнул Нестор и ушел в трактир.
     Со временем Нестор обнаружил выгоду от своей работы. Вымывая пол после закрытия трактира, он порой обнаруживал то оброненную копейку, а то и алтын, то красивый носовой платок, то еще какую мелочь, пригодную, например, для обмена. А иной раз, помогая изрядно опьяневшему гуляке сесть в пролётку, его одаривали мелочью. Копейка к копейке, денежка к денежке, и вот уже у него начал скапливаться небольшой капиталец, который он прятал от всех в найденном здесь же
потрепанном кошельке, спрятав его в тайник под лестницей, где он и спал. Само собой, о своем богатстве он не рассказывал никому, даже Максиму, с которым подружился.


     Прошло три с половиной года. За это время Егорий Михеич пристроил к трактиру еще одно помещение с более роскошно убранным залом, отгороженным от старого помещения для простолюдинов, и предназначенном исключительно для высоких гостей. Здесь и угощения были более изысканные, и мебель была обита шелковым штофом, были даже отдельные кабинеты для интимного общения - делового или развлекательного с молоденькими девицами, привезенными из деревень.
     Именно в это новое заведение хозяин и поставил Нестора половым, наказал ему быть предельно внимательным и услужливым с дорогими гостями, на девиц не заглядываться и не трогать их - отмытый, напомаженный и прилично одетый "товар", предназначался исключительно для высоких гостей, а не для баловства со всякими-разными. Да и то, что за девицами взялась приглядывать жена хозяина Пелагея Емельяновна, отваживало от них всякого из работников.
     В редкие свободные деньки Нестор, наловчившись бренчать на балалайке, натянув плисовые  в полоску штаны и картуз, в рубахе навыпуск с красным поясом,прогуливался с дружком Максимом по улице, зовуще поглядывая на девчонок, а те, заметив внимание к себе, стыдливо фыркали, прикрывались платочками и отводили взгляд с торону с тем, чтобы снова повернуться и глянуть на прилично одетых парней.
     Подросла и Ульяна, у которой явственно обозначились прельстительные девичьи округлости. Они-то и смутили Нестора, который, улучив момент, прижал ее в коридорчике и начал тискать упругие груди и бёдра. Та для вида поартачилась, но быстро сдалась - внимание красивого парня было приятным настолько, что отбило у ней всякое желание сопротивляться.
     Однако в самый неподходящий момент их застукала Пелагея Емельяновна, которая не только отхлестала обоих, но и рассказала все мужу.
     - Повзрослели, - выслушав супругу, в раздумье проговорил Егорий Михеич.
     - Они натворят нам дел, - возмущалась Пелагея Емельяновна. - Наплодят нищеты. Гнать их надо обратно в деревню.
     - Ты не горячись, матушка, - успокаивал ее муж. - Тут подумать надо. Работники оба хорошие, проверенные. А где других-то взять? Со стороны кого попадя не возьмешь - еще не знаешь, на кого нарвешься. А то, что случилось - так то дело молодое, плоть-то своего требует, тут никуда не деться.
     - Так что, оставить все как есть? - не унималась жена.
     - Ты вот что, - подумав, сказал муж. - Позови-ка их...
     Когда Нестор и Ульяна вошли в столовую хозяев, Егорий Михеич некоторое время смотрел на них, а потом спросил:
     - Вы что, полюбились друг дружке?
     Ульяна в знак согласия закивала головой и ласково посмотрела на парня. А тот долго мял в руках картуз, а потом пробормотал:
     - Да нет, мы так, баловались.
     - А ты знаешь, чем такое баловство кончается? - сурово глянул на него хозяин. - Грех на себя хочешь взять? Испортить девку, а сам в кусты?
     - Да я и не думал..., - начал было Нестор, но хозяин перебил его.
     - Я тебя чему все эти годы учил? Думать! Всегда и по всякому случаю. Назад в деревню захотел?
     Нестор бухнулся на колени перед своими господами и почти застонал:
     - Простите, Христа ради! Николи больше этого не повторится. Век на вас буду молиться.
     Ульяна заплакала, утирая глаза уголками платка.
     - А ты не реви, - прикрикнул на нее Егорий Михеич. - Не разводи сырость. Ишь ты, первый парень приласкал тебя, ты уже и растаяла. Смотри у меня - выгоню!
     - Может, ее к девкам пристроить, кои купцов ублажают? - предложила Пелагея Емельяновна.
     Тут уж и Ульяна бросилась на колени.
     - Не губите, уж лучше в деревню, - завыла она.
     - Ты скажешь тоже, - упрекнул супругу хозяин. - Это же яма, из которой ей никогда не выбраться. Вон Максим тоже перегулял свое, пора его оженить.
     Поглядев на Ульяну, он спросил:
     - Пойдешь за Максимку-то?
     - Пойду, - та радостно закивала головой.
     - Ну, вот и дело, - Егорий Михеич погладил бороду и принял окончательное решение. - На масляной неделе и обделаем все дела, как положено. Хватит ему болтаться одному. Мужик здоровый, а живет бобылем.
     Пелагея Емельяновна хотела было что-то сказать, но зная, что супруг не меняет принятых решений и не терпит, когда ему перечат, поджала губы и промолчала.
     - Максима ко мне, а вы идите, да глядите у меня, - погрозил им пальцем хозяин.
     Кланяясь в пояс, те вышли, а через некоторое время к хозяину явился Максим.
     - Чаво звали-то? - недовольным голосом пробурчал он, исподлобья глядя на трактирщика.
     - Ты не чавокай, - набросился на него Егорий Михеич. - Забыл с кем говоришь?
     - Да я чаво, я ничаво, - растерянно начал бормотать парень, не ожидавший такой вспышки хозяйского гнева.
     - Опять зачавокал, - уже спокойнее проговорил хозяин. - Вот что, Максим. Ты уже взрослый, пора тебя женить. Отца с матерью у тебя нет, поэтому мне приходится позаботиться о твоей судьбе замест батюшки.
     Максим насторожился и с подозрением поглядывал то на хозяина, то на хозяйку.
     - Как тебе Ульяна? - спросил Егорий Михеич. - Девица работящая, неизбалованная, неиспорченная...
     - А чаво? Девка, как девка, - пожал плечами парень, еще не догадываясь, к чему клонит хозяин.
     - Возьмешь ее за себя? - спросил тот.
     - Пошто? А чего мне с ней делать? - недоуменно проговорил он.
     Хозяин с хозяйкой засмеялись.
     - Ты чего, не знаешь, что с девкой делать? - сквозь слезы от смеха проговорил Егорий Михеич.
     - А, это! - наконец-то дошло до Максима. - Так она еще соплюха.
     - Почти шестнадцать годков, - начал хозяин. - Самое время замуж выдавать. А то, что молодая, так молоденькие-то как раз самые сладкие.
     Пелагея Емельяновна строго глянула на мужа и тот, поняв свою оплошность, погладил ее по плечу:
     - Тебя это не касается. Ты у меня самая молодая и лучшая.
     Максим стоял, почесывая всей пятерней в затылке.
     - Ну, так что? - настойчиво спросил Егорий Михеич. - Согласен, ай нет?
     - Так а я чаво? Как прикажете, - снова пожал плечами Максим.
     - Ну, вот и ладно, - заключил хозяин. - Домишко я вам поставлю позади трактира. А родителям Ульяны я передам в деревню. Пусть приедут, порадуются за дочь. Только до свадьбы не балуйтесь, накажу... Поди, обрадуй невесту, неча здесь лясы точить.
     Максим вздохнул, молча повернулся и ушел.
     - Так они же не любят друг друга, - начала было Пелагея Емельяновна, но муж отрезал:
     - Стерпится-слюбится. Где это видано, чтобы молодых спрашивали, хотят они этого или нет. Как старшие сказали, так и будет...
     - А чего ты ее за Нестора не отдал? - спросила супруга.
     - Энтот молод ишшо, а Максим - в самый раз.
     - Так она больше к Нестору склоняется.
     - Она в том возрасте, когда к любому склонится, лишь бы мужик был, - усмехнулся Егорий Михеич. - Рожать ей время приспело.
     Весточка от Егория Михеича до деревни дошла довольно быстро, и вскоре родители Ульяны Степан и Манефа приехали к дочери. В этот же день был проведен сговор, а уже на следующий день они уехали - семья и скотина остались без должного присмотра, так что разгуливать по гостям недосуг.
     Егорий Михеич отблагодарил их за дочь двумя мешками ячменя, что было очень кстати - на посевную в небогатой семье Степана зерна почти не осталось...


     Время от времени Егорий Михеич был вынужден отлучаться в другие города по делам, оставляя хозяйство на супругу. Какое-то время та часто присматривала за слугами, пока подвыпившие купцы не стали поглядывать на нее - еще молодую и красивую хозяйку.
     Чтобы избежать досужих сплетен, она практически перестала появляться в зале, переложив все дела на Максима и Нестора.
     Но и находиться в одиночестве в своих комнатах было невыносимо скучно. Иной раз, чтобы развеять эту скуку, она брала с собой полуштоф из буфета, немудрящую закуску и пила в одиночестве, проклиная свою судьбу.
     А однажды, изрядно выпив, велела позвать к ней Нестора.
     - Звали, Пелагея Емельяновна, - спросил он, войдя в хозяйские покои.
     - Звала, звала, - ответила она и, встав из-за стола, нетвердой походкой подошла к парню.
     - Какой ты красивый, - проговорила она, положив руки ему на плечи. - И сильный вырос, заматерел...
     Нестор растерялся - он впервые видел хозяйку в таком состоянии и не знал, как себя вести. А та начала неторопливо расстегивать пуговицы на его косоворотке, по-кошачьи ластясь к нему.
     - Я тебе приготовила новую рубаху, - ворковала она. - Зачем тебе эта линялая и потная?
     Она прижалась к его обнаженной груди и начала подталкивать к высокой супружеской кровати...
     Выйдя от хозяйки, раскрасневшийся Нестор старался не показываться никому на глаза, однако он не смог обойти старую приживалку Тимофеевну, что-то перебиравшую в лукошке возле лестницы.
     С тех пор так и повелось: каждый раз, как только Егорий Михеич уезжал по делам, Тимофеевна требовала Нестора к хозяйке. Та, уже будучи под воздействием выпитого вина, сразу приступала к делу, раздевая парня.
     Все попытки Нестора воспротивиться, немедленно пресекались:
     - Расскажу мужу, что ты взял меня силой. Сам знаешь, что он с тобой сделает.
     "Господи, - молился Нестор перед сном. - Что же теперь будет? И хозяйке нельзя отказать - наговорит про меня три короба, и перед хозяином стыдно - он же мне как отец родной".
     Так ничего и не придумав, он засыпал тяжелым сном с тем, чтобы на следующий день повторилось все сначала.
     Егорий Михеич вернулся из поездки раньше, чем его ожидали. Удачно совершив закупки для трактиров, он был в прекрасном настроении и с этим веселым расположением духа вошел а новый трактир. Максим, увидев входящего хозяина, побледнел и шепнул Ульяне:
     - Беги наверх, упреди хозяйку с Нестором.
     Та незаметно метнулась в хозяйские хоромы, а тем временем Егорий Михеич допытывался у Максима, как идут дела.
     - Так все, как обычно, Егорий Михеич, - ответил парень. - А чего бы им плохо-то идти?
     - Вот и ладно, - ответил удовлетворенный хозяин и только тут обратил внимание на побледневшее лицо полового.
     - Ты чего такой насупленный? - спросил он.
     - Да что-то не спалось сегодня, голова болела.
     - Так поди отдохни, пусть тебя Нестор заменит. Кстати, где он?
     Максим ничего не ответил и это насторожило хозяина. Строго глянув на полового, он пошел к лестнице, ведущей в покои. По ней поспешно спускался Нестор, на ходу торопливо застёгивая пуговицы косоворотки. Лицо его раскраснелось и выглядело помятым. Увидев хозяина, он стремглав бросился вниз по лестнице.
     Егорий Михеич удивленно посмотрел ему вслед, но останавливаться не стал. А войдя в спальню, он увидел вино на столе, две рюмки, постель была измята и на ней, раскинув руки и ноги, спала полностью растелешонная жена.
     - Та-а-ак! - растерянно пробормотал трактирщик и в растерянности сел за стол, не зная, как поступить.
     Наконец, он вышел к лестнице и, увидев копошащуюся Тимофеевну, подозвал ее к себе.
     - Рассказывай все, как есть, - требовательно произнес он. - И не крути - выгоню на мороз. Без утайки... Когда у них началось?
     Старушка, помолчав, начала рассказывать.
     - Дак как только вы стали уезжать.
     - Кто зачинщик? - от строго глянул на старушку.
     Тимофеевна кивнула в сторону спальни, а потом зашептала:
     - Говорят, купцы стали на нее поглядывать, вот она и перестала выходить в залу-то. Спервоначалу-то вином баловалась, а уж потом и Нестерку к себе стала востребовать.
     - И часто у них?
     - Кажинный день. Нестёрка-то, бишь, отнекивался, а она пужала его - говорит: скажу мужу, что ты меня ссильничал.
     Помолчав немного, Егорий Михеич вернулся в спальню, глотнул вона прямо из бутылки и тут же сплюнул, перекрестившись:
     - Прости, Господи, совсем с ума сошел - за вино взялся.
     После этого он приказал Тимофеевне, копошившийся тут же за дверью, прислать к нему Нестора.
     Через некоторое время та бочком сунулась в дверь и прошамкала:
     - Сгинул куда-то, сказывают...
     - Кто знает про это безобразие? - спросил он.
     - Дак, почитай, все. Рази такое дело укроешь в доме-то, где все вместе? - ответила старуха.
     Не отвечая ей, Егорий Михеич только махнул рукой, выпроваживая ее, а сам облокотился о стол и задумался, зажав голову натруженными крепкими ладонями.
     Через некоторое время спящая женщина зашевелилась, подняла голову и, увидев мужа, пьяным голосом пробормотала:
     - А, это ты...
     - А ты, небойсь, спьяну-то подумала, что черт с рогами. Прикрой срам и подь сюда.
     Пелагея Емельяновна нехотя встала, одела ночную рубашку и, подойдя к столу, потянулась было к бутылке. Но супруг отобрал ее и строго приказал:
     - Сядь, а то упадешь. Ишь, как набралась - сама себя не помнишь.
     - И что? Бить будешь? - нахально уставилась она на мужа. - Ты же мужик деревенский, у вас вожжами непутевых жен поучают. Поучи меня...
     - Ученого учить - только портить, - тихо ответил он. - Вот что, потаскушка ты городская. Завтра собирайся - отправлю тебя насовсем в монастырь грехи замаливать.
     - А я не поеду! - вскинула она голову. - Силой не заставишь.
     - Не заставлю, - снова тихо сказал он. - А не поедешь - выгоню на улицу без гроша в кармане.
     - Нет у тебя прав выгонять меня без содержания - я жена тебе венчанная.
     - Ну, с церковью я вопрос быстро решу. В суд, если задумаешь обратиться, - у меня свидетелей твоего распутства предостаточно. Да и, если понадобится, судью подмажу. Так что выбирай - пойдешь, в чем есть, на улицу или в монастырь.
     Поняв весь ужас своего положения, Пелагея Емельяновна рухнула перед мужем на колени и принялась было целовать его сапоги, плача и приговаривая:
     - Прости меня, непутевую - черт попутал. Растерялась я без тебя. С тобой-то, как за каменной стеной, а тут... Купцы стали срамно глядеть на меня, как только в залу спускаюсь. Вот и...
     - Сучка не захочет - кобель не вскочит, - жестко отрезал он. - Городской себя считаешь? Что же ты посконному мужику грязные сапоги мусолишь?
     - Не хотела я... Это Нестор меня силой взял...
     - Не сочиняй, мне все рассказали в подробностях, - он встал и отошел в сторону. - Выбирай, а завтра скажешь мне свое решение - на улицу или в монастырь?
     - Не хочу, - завыла она и снова бросилась в ноги мужу, но Егорий Михеич молча оттолкнул ее ногой и вышел из комнаты.    


     На следующий день Егорий Михеич прошел в спальню к жене и спросил:
     - Что решила?
     - Егорушка, милый, - заплакала она. - Прости меня, дуру окаянную...
     - Я спросил, что ты решила? - довольно грубовато повторил он.
     - Неужели ты такой бесчувственный? Мы же столько лет прожили в миру и ладу, - снова завела она.
     - Так в монастырь или на улицу? - стоял на своем муж.
     Поняв, что мужа не переубедить, он опустила голову и тихо ответила:
     - Уж лучше в монастырь, чем быть бродяжкой на улице.
     - Вот и ладно, - кивнул он головой. - Я попрошу протоирея Иеремея, чтобы он написал прошение в N-ский женский монастырь. Дам тебе и сопровождающих, чтобы проследили за тобой дорогой.
     - Почему так далеко? - подняла она глаза на мужа. - Ведь он же...
     - Да, в лесу, вдали от городов - там соблазна меньше. Вот там, в тишине и уединении и замаливай свой грех.
     Пелагея Емельяновна опустила голову и больше не проронила ни слова. А через день тройка увозила ее из родного города, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.
     Нестора отыскали почти сразу после отъезда хозяйки. Повар Серафим, пойдя на рынок за продуктами, увидел сидящего возле одного из лабазов согнутого молодого парня, в котором мелькнуло что-то знакомое. Приглядевшись, он узнал в нем бывшего полового.
     - Нестор, ты ли это? - спросил он.
     Тот поднял голову и, узнав повара, заплакал. На него было больно смотреть - осунувшийся, какой-то растрепанный и, видимо, давно не мытый.
     - Ну-ка, пошли со мной, - предложил Серафим и помог парню подняться.
     - Куда? - как-то отрешенно спросил тот.
     - Куда-куда - в трактир. Нашкодил, так надо отвечать. Ай совесть потерял?
     - Не пойду, - отчаянно замотал головой Нестор.
     - Здесь сдохнуть хочешь? - Серафим взял его под локоть и насильно повел к трактиру. - Посмотри на себя, на кого стал похож!
     - Не хотел я, - заныл было парень, но повар прервал его:
     - Вот все как есть и расскажешь Егорию Михеичу. - А мне твои плачи не нужны - своих забот хватает.
     Едва они вошли в трактир, как к ним тут же подскочил Максим.
     - Ты где пропадал? - обнял он друга. - Фу, как от тебя разит! Пойди умойся да переоденься. Егорий Михеич велели, как заявишься, немедля к нему.
     - Его и покормить надо, - подсказал Серафим и обратился к Нестору: - Приведешь себя в порядок, сразу ко мне на кухню - что-нибудь соображу.
     - Так его хозяин ждет, - начал было Максим. - Сказано было, как обнаружится, так сразу...
     - Да ты погляди на него - он едва на ногах стоит от голода, - проворчал повар. - Ничего, обождет...
     Когда парня привели в порядок и накормили, Ульяна пошла докладывать хозяину о нашедшейся пропаже.
     - Ты не дрожи, - поддержал Нестора друг. - Авось все обойдется.
     В этот момент по лестнице спустилась Ульяна и тихо сказала:
     - Иди, ждет уже.
     - Как он? - спросил Максим.
     - А, и не говори, - отмахнулась девушка и перекрестила Нестора в спину.
     На дрожащих и негнущихся ногах Нестор поднялся на второй этаж. Остановившись перед дверью, он сотворил молитву, перекрестился и тихонько постучал, словно поцарапался.
     - Войди, - донеслось из-за двери.
     Едва войдя внутрь, парень тут же бухнулся на колени.
     Хозяин некоторое время смотрел на него, потом спросил:
     - Долго ты будешь колени на портах протирать? Встань. Сумел нашкодить, сумей и отвечать.
     - Испугался я, - проблеял Нестор. - И так плохо, и так нехорошо. Растерялся, а зла на вас не умысливал.
     - Не умысливал, а сотворил, - сердито проговорил Егорий Михеич. - И что мне прикажешь с тобой делать? Оставлять в доме - не резон, потому как сраму ты мне наделал великого, семью порушил. Пелагею вон пришлось до истеченья дней в монастырь выслать. Вот ведь сколь бед-то сразу сложилось...
     - Судите, как пожелаете, - чуть не плача, проговорил Нестор. - Только от себя не гоните, век молиться за вас буду.
     - Нужны мне твои молитвы... Господи, прости, чуть сквернословие не вырвалось, - хозяин перекрестился на икону в красном углу.
     Он тяжело вздохнул, подошел к окну, долго смотрел на улицу, а потом сказал:
     - Уйди с глаз моих, видеть тебя не могу. Опосля решу, что с тобой делать.
     Нестор, пятясь задом и постоянно кланяясь, выскользнул за дверь и тихонько прикрыл ее. После этого спустился по лестнице и забился в свой угол.
     Там его и нашла Ульяна, сообщив об этом Максиму. Тот, улучив минуту, выскочил из зала и спросил:
     - Ну, как он?
     - Не знаю, - тяжело вздохнул Нестор и вытер рукавом сочившуюся слезу. - Сказал, что опосля решит.
     - Может обойдется?
     - Ничего я не знаю, - Нестор закрыл лицо руками и откинулся на свою постель. Плечи его мелко содрогались от рыданий.
     На следующий день его никто не побеспокоил, но выйти в зал помогать Максиму он не решился. Потом вернулись мужики, что сопровождали хозяйку в монастырь. По их словам, они передали Пелагею Емельяновну с рук на руки настоятельнице монастыря. В качестве доказательства об исполнении поручения, они привезли хозяину письмо настоятельницы игуменьи Георгии, которая просила не беспокоиться - послушнице Пелагее выделена отдельная келья, а за подношение монастырю благодарила Егория Михеича особо, обещая молиться за него.
     Нестора позвали к хозяину только на четвертый день. Прежде чем идти по зову, парень помолился на коленях перед иконой Спасителя, после чего медленно стал подниматься в хозяйские покои.
     Егорий Михеич сидел в кресле и долго молча разглядывал вошедшего. А тот, опустив голову, стоял возле двери, не зная, как себя вести и что говорить. Наконец, хозяин заговорил:
     - Понравился ты мне, парень. Хотел тебя замест сына воспитать - своих-то детей нам бог не дал. А со временем и дело тебе передать. Ан вон ведь как вышло! Жизнь вы мне сломали, радости лишили. Словно тати, ударили из-за угла.
     Нестор не выдержал и заплакал.
     - Видишь, ты и себя наказал, да поздно уже - не исправишь, былого не вернешь, - грустно проговорил Егорий Михеич. - Ну, да ладно, видно судьбина наша такая - чтобы не случилось, надо свой крест нести до конца.
     Хотел было рассчитаться с тобой - выдать заработанное, да ты столько у меня отнял, что никакими деньгами не окупить.
     Завтра с утра отправляйся в деревню, домой. Еды в дорогу дам, денег - нет. Ступай себе с богом, сам строй свою жизнь по своему разумению. И чтобы я больше никогда не только не видел тебя, но и не слышал. А теперь ступай, и бог тебе судья.
     На следующее утро, едва рассвело, Нестор стал собираться в путь. Серафим наложил ему полную котомку еды, а Максим отдал ему свою меховую шапку.
     - Спасибо, - слабо поблагодарил парень друга. - А как же ты без шапки-то - вон какая стужа на дворе!
     - А, новую куплю, - отмахнулся тот.
     Ульяна подала ему варежки:
     - Вот, сама связала для Максима. Теплые они, не обморозишь руки-то в дороге.
     - А он как же? - спросил Нестор.
     - Я ему новые свяжу, - улыбнулась она и прижалась к мужу.
     Поклонившись всем, Нестор вышел на улицу и в последний раз глянул на трактир, с которым были связаны лучшие его денечки. Вьюжило, поземка быстро заметала оставленные редким прохожим следы...



                О ПЬЯНСТВЕ И ТРАКТИРАХ


     Если задаться вопросом, когда человечество узнало вкус и свойства крепких напитков, то, по моему субъективному мнению, надо вернуться на десятки, если не сотни тысяч лет назад. Не исключено, что еще неандертальцы могли отыскать заброшенное дупло, в котором сохранился и забродил мёд, приобретя хмельные качества. А почувствовав веселящее действие таких медов, первобытные люди стали специально выдерживать меды, собранные древними бортниками.
     В пользу такого предположения свидетельствует пример из истории Древней Руси, где употребляли мёд ставленый - деликатес дорогой, требующий естественного брожения мёда с соком ягод - брусники, малины, с выдержкой десять лет и более. Известно, что на княжеских пирах подавали меды даже 35-летней выдержки!
     Если говорить о простых древних россиянах, то они просто варили меды. Напиток качеством был ниже, но в голову ударял сильнее. И подобное пьянство нередко приводило к трагедии.
     2 августа 1377 года на берегах небольшой реки на нижегородчине ополчение князей переяславских, суздальских, ярославских, юрьевских, муромских и нижегородских после чрезмерного употребления мёда, браги и пива прозевали небольшой отряд татарского царевича Арапши и было полностью перебито, а сам главнокомандующий князь Иван Дмитриевич Нижегородский утонул в реке вместе со своими воинами. Именно после этого события река стала называться Пьяной.
     В ночь с 23 на 24 августа 1382 года после двухдневного пьянства, осажденные москвичи при осаде города то ли попадали со стен, то ли сами открыли ворота войску хана Тохтамыша. Князь Дмитрий Донской успел сбежать вместе с семьей.
     В 1433 году великий князь Василий Темный был разбит Юрием Звенигородским только потому, что многие из москвичей "пияни бяху, а за собой мед везяху, чтобы питии еще".
     В середине XIII века пили еще ол или олус. Он был похож на пиво и изготовлялся из ячменя с добавками хмеля и полыни, повышающими срок хранения.
     При Петре I и с его подачи пьянство на Руси приобрело едва ли не повальный характер. Именно по его указу в Петербурге в 1724 году были открыты первые 15 трактиров. А в XIX веке они в массовом количестве появились и в других городах. Только в Москве их насчитывалось более трехсот!
     В 1841 году Государственный Совет разрешил открывать рестораны, в которых позволялось "подавать публике, помимо закусок и лучших российских доброт, все выходящие в свет газеты, а также напитки".
     Спаивание посетителей шло полным ходом. К примеру, в знаменитом трактире Тестова был оборудован специальный подвал, где пьяные купцы страшно сквернословили, а то и дрались. Некоторые посетители выпивали здесь за вечер по 50-60 рюмок водки!
     Было бы несправедливым считать, что пьянство было исключительно уделом славян.
     Находки, сделанные недавно в уезде Даань (Китай), показали, что "божью слезу" - водку-байцзю производили в массовом количестве и хранили ее в специальных сосудах. Возраст находок уводит нас к временам династии Ляо, правившей страной в 916-1125 гг. н.э.
     Спор о том, где была произведена первая водка, не привел к единому мнению до сих пор.
     Арабский ученый Джабер бин Хайан, иракский эрудит, придумавший, кстати, аль-джабру (алгебру), писал о "горящих парах" у горлышка винных сосудов.
     Иначе говоря, речь, видимо, идет об очень крепких напитках, получаемых методом дистилляции того, что мы называем брагой. А брагу изготовляли едва ли не из всего, что содержало природные сахара - углеводы и было под рукой - плоды и коренья, зерна, сахарная свекла, молоко, арбузы, дыни... У И.Ильфа и Е.Петрова главный герой Остап Бендер Мария Бей даже продавал иностранцам рецепт "табуретовки".
     Из старинных источников мы узнаем, например, что монах-францисканец, философ и алхимик, профессор Сорбонны Раймунд Луллий, будучи в плену у арабов, выведал способ приготовления самогонки и в 1290 году привез эту технологию в Европу.
     В свою очередь, врач из Каталонии Арнольд де Виллан, видимо, после совместного застолья, узнал у Луллия этот секрет и продал его генуэзским купцам, которые быстро организовали прибыльный собственный бизнес.
     По некоторым сведениям, спиртосодержащий напиток впервые выделили из продуктов брожения в Италии в XI-XII веках.
     Так или иначе, начиная с XIV века алкоголь широко "пошел в народ" в качестве веселящего напитка.
     Прогресс коснулся и производства пьянящих напитков: в 1485 году в Англии придумали делать джин, в 1490-1494 годах - шотландское виски. В 1880-х годах француз-монархист Пьер Ординьер, сбежавший от революции в Швейцарию, придумал абсент. Именно об этом крепчайшем напитке (до 70 градусов) поэт Оскар Уайльд писал: "Нет ничего поэтичного в мире, чем бокал абсента. Я приравниваю удовольствие от абсента к удовольствию от созерцания заката. Если вы выпьете достаточно этого напитка, то увидите всё, что захотите - прекрасные, удивительные вещи".
     Даже зеленых чертиков?