Сын бурятского народа

«Я сын – бурятского народа» - произнес с детской улыбкой, после знакомства, сосед по даче – Шарма Дорджиевич. Его лицо уже высекли глубокие иероглифы - морщины долгих прожитых лет. Заскорузлыми от тяжелой работы пальцами рук дядя Юра (так звали все знакомые Ш.Д.) гладит посидевшую морду, хромоногого пса, сопровождающего всюду своего хозяина. «Батыр, Батыр» – приговаривал хозяин, лаская собаку. – «Ему уже по собачьим меркам - уже девяносто, мне же по людски – уже восемьдесят», - поясняет Ш.Д.
Делая паузы, дядя Юра смотрит в даль, где изумрудной шапкой красуются сопки, покрытые таежным лесом, да белеют вершины древних гор Хамар-Дабана. Продолжает: «Много пришлось хлебнуть горького в жизни, да я никогда не сетовал на нее. До десяти лет жил сиротой. После войны меня нашла мать. Отец погиб на войне. Родился в Улан-Баторе, тогда это была столица Бурято-Монгольской Автономной Республики. На службе в  армии попал в спец. роту, где собирали всех бывших детдомовцев. У этих птенцов, в то время была особая психология: Мы никогда не ныли, да и чужих слез не воспринимали в серьез. Сказать честно, нас учили крепко воевать.
Спрашиваю: Что значит «крепко»?
«Это значит – выживать любой ценой и убивать»
Например, нас учили находить пропитание в любой местности. Был экзамен приготовить обед из змеи. Сказать честно дважды в нем провалился. Легко ловил змей, снимал шкуру, варил, жарил мясо змей, но как только доходило до того как положить в рот, меня – рвало».
Нас натаскивали матерые военные прошедшие всю войну. Был у нас «Дядя Миша» - капитан Мирошниченко. В стрельбе и в рукопашном бою, мы против него были как щенки - перед матерым волком. Если Дядя Миша говорил кому-то из нас: «Молодец!» - это была высшая награда.   От него многим тонкостям военного дела научились. А главное, что он нам смог передать – это дух воина. Это словами не выскажешь, да пером не опишешь. Иногда казалось, он видит нас на сквозь. Один раз мы с отделением гуляли по лесу. Тут между нами возник спор, кто из нас сильнее в стрельбе. Надо сказать, что в нашем отделении снайперов, сильнейших было двое: якут – Ваня Протопопов, да я – сын бурятского народа. Чего словами дразниться. Решили, кто пятак на пятьсот метров попадет, тот и первый. Тогда у нас карабины Сеченова были на вооружении. Никаких оптических прицелов мы тогда не знали. В стрельбе рассчитывали только на свои глаза и умение. Я говорю Ване: «Ты попадешь, отдаю тебе – свои командирские часы». Мне эти часы командир полка дарил, за лучшие показатели по стрельбе на учениях. Часы были - на загляденье, с танком и красой стрелкой, как сейчас помню. Ваня-якут смеется, говорит: «Не пожалеешь, я то в белке в глаз всегда попадаю. Для меня пятак – шипко много».
Я жму ему руку при товарищах, да говорю: «Слово мое твердое, как  булатный клинок». Я - сын бурятского народа, свое слово держу. Для мня родина - больше чем мать родившая мое тело.
Прицелился первым – бах! Мимо! Наверное волновался немножко.
Ваня-якут стрелял вторым. Бах! Пятака, как и не было.
Я сам на руку Ване часы пристегнул: "носи брат, да пусть твой дар всегда служит нашей Родине". На утро, после развода Дядя Миша спрашивает: рядовой Чалый (фамилия Ш.Д.), где твои часы ?
Сконфузившись, отвечаю: «Потерял, товарищ капитан».
Дядя Миша был не лыком шит, говорит: «Врешь, дурак, кому их проспорил?»
Отвечаю: «тому, кто меня в стрельбе сильнее оказался».
На прощание дядя Юра произнес: «Главное в жизни -  это уважение. Это труд всей жизни. Надо уважать  себя и других. Прежде чем сказать слово, надо подумать – помогаешь ли ты себе в том, чтобы стать человеком?  Если говоришь слова другому - думай, не уронят ли они его достоинство, укрепят ли они в нем – его дух, силу уважения? Это и значит быть сыном своего народа, своей Родины».