Птица счастья, унесенная войной. Рассказ третий

                Хелена  и Стефания

     Рядом с Саломеей за столом сидят маленькие, седенькие - баба Хеля и баба Стефа. Они принесли с собой из дома довоенные фотографии, пожелтевшие от времени. Как хороши были на них юные полячки! Как счастливы были рядом со своими мужьями, лучшими комбайнерами колхоза, Василием  Шиловым и Николаем Морозовым.

      « А какие мы певуньи и плясуньи были! Эх, если бы сбросить с себя годков 40, да снова вернуться в то время до войны» - размечталась вслух баба Хеля, подбоченившись, за столом.

       Ее двоюродная сестра, баба Стефа, тут же подхватила разговор: « А, помнишь, Хеля, как наши деревенские бабы завидовали нам, что мужья нас носят на руках, пылинке не дозволяют на нас сесть, ведра воды из колодца под горою не разрешают принести?»

       Баба Варя со смехом уточнила: « А, как бы вы донесли эти ведра с водой на коромысле?! Вы же худющие были, что веточки туи. Вас же ветром шатало. Вот, они и боялись за вас. А дед Шилов, глядя на вас, только качал головой и приговаривал: «Слюной перешибить можно сразу двоих».

       Храбро защищали Сталинград Василий Шилов и Николай Морозов, воевали, не прячась  за спины других. Не посрамили чести своего родного Выселка Польского. Их имена высечены на мраморной плите одной из многих братских могил.

       Так и не довелось узнать им, что их хрупкие женушки вместе с другими женщинами и девушками будут в лютый мороз ручными пилами , да топорами валить, в  три обхвата толщиной,высоченные лиственницы в тайге. Плача от безысходности, мороза и усталости, обрубать с лесин неподатливые ветки и сучья. Надрываясь от натуги, помогать голодным лошадям волоком тащить бревна к  реке, чтобы затем летом сплавить их вниз по течению, сначала увязав в плоты. С пилы да топора не богатеют, а горбатеют.

       По вечерам они, поужинав, страдали под балалайку:
       « Сероглазому-то дроле выдали винтовочку, а меня девчоночку -  на лесозаготовочку».
       « Налетели черны вороны с германской стороны. Распроклятые фашисты, убирайтесь из страны».
       « Мы в лесу деревья валим, на морозы – наплевать. Вы на фронте так воюйте, чтоб победу одержать».

        Все они в то время были равны: и девушки, и солдатки, и вдовы;  и красавицы, и невзрачные с виду. Равны  в своем горе - беде.  Равны  в  своей лютой ненависти  к  врагу:
        « Бежит курица по улице, кричит: « Кудах – кара!» Скоро Гитлера проклятого распилим на дрова».

        В ветхих залатанных фуфайках, в штанах, сшитых из половиков, в юбках из мешковины, закутанные в шаленки да платки, обутые в растоптанные, неумело подшитые катанки - они были прекрасны: прекрасны своей верностью, своей несгибаемостью, своей любовью к стране.

       Их донимал холод, голод, чирьи, дым от буржуек, грубые доски нар в бараках, но они без высоких слов и лишних рассуждений делали свое, совсем не бабье дело, потому что верили в победу, верили в  жизнь. Они хотели жить с мужьями, любить их и рожать от них детей:
       « Позвоню по телефону: дайте райпотребсоюз! Из-за Гитлера косого старой девой остаюсь!»

       Они знали, что их мужьям, отцам, братьям, женихам на фронте не легче. И они держались из последних сил. А сил оставалось не так уж и много. Картошка-нелупка, квашеная капустка, ломоть черного, что земля, хлеба, кипяток – вся еда. Но иногда не было и этого.

       Однажды бригаде, в которой работали Хелена и Стефания, не подвезли продукты. Вечером, согрев желудки кипятком, усталые, они уснули, надеясь на завтрак. Утром еды не оказалось снова. Бригадир кое-как уговорил всех выйти на  делянки. Лето. Июль. Жара. Духота. Комары. Сытому работать тяжко, а голодному – вдвойне. Налегали на воду.

       Хелена побежала к бидону, чтобы напиться. В это время огромная лиственница  «сыграла" и стала валиться в ее сторону. Все от ужаса онемели. Никто даже не крикнул. Через несколько секунд все опамятовались. Крича и размахивая руками, подбежали к упавшей лесине.

       Хелена стояла живая и невредимая между стволом и огромной боковой ветвью. Она даже испугаться, как следует, не успела. Страх пришел позже, когда ее вытащили. Ее судорожный смех перешел в рыдания.

       И тут бригаду словно прорвало. Сказалось все: и голод, и пережитый ужас, и адский труд.Женщины закричали, перебивая друг друга: « Все. Баста! Бросай работу! Что они там нас за «карек» считают или за верблюдов?! Пока нас не накормят, работать не будем больше. Айда, на стан».

       Воэбужденная толпа понеслась на стан напрямки. Дорогой женщины наткнулись на заросли спелой малины. Кто-то нашел дупло с диким медом. Что тут началось! Девчата сбегали за водой. Все с жадностью стали поедать малину с медом…

       Только через 3 дня бригада оклемалась и смогла выйти на работу. Не окажись врача на стане, кто знает, остались бы они все живы, или нет?

        С  той поры никто из бригады уже никогда не  мог есть ни малины, ни меда. Один только их вид вызывал тошноту.

        Конечно, они не воевали. Они просто работали на износ в тылу.  А, когда подходило время получать заработанное, они без лишних слов подписывались на  облигации Государственного Займа, понимая: если Гитлер победит,  то  они все будут рабами у фашистов.

       Разве такое забудется?! Им бы всем памятники поставить, на руках, всю оставшуюся жизнь, носить. А носить-то и некому!

   Продолжение следует http://proza.ru/2015/03/26/1056