Маринка

Выпившая парочка средних лет возвращается на поздней электричке домой. Они безобидны, почти наверняка бездетны и даже не безобразно одеты. Они единственные нетрезвые люди в вагоне, и на них концентрируется презрение всех остальных немногочисленных пассажиров, едущих со своих поздних дежурств, смен, тренировок, суток через двое и офисов с плавающим графиком.

Юркий боксер в серых трениках и с большой сумкой смотрит со спортивным осуждением, засидевшийся с документами снабженец смотрит с укором — что ж, мол, не дотерпеть было до пятницы, эх вы... Рослый продакт-менеджер с ухоженным лицом и аккуратной прической бросает короткие взгляды превосходства с высоты прокачанного корпоративным фитнесом торса и время от времени бегло осматривает свои руки и ботинки, как бы проверяя принадлежность к среднему классу — не улетучилась ли она ненароком от соседства с бичами.

Парочка догоняется пивом и озорно поглядывает в тамбур, откуда может прийти милиция.

— И, короче, мне снится, что Серега меня кинул, — отрываясь от горлышка, говорит мужик. Его глаза светятся детсадовским восторгом от того, что он запомнил свой сон.

Почти наверняка с точно таким же восторженным лицом лет сорок назад он прибегал утром на кухню и кричал: "Мам, я летал во сне!" С тех пор ничего не изменилось, кроме контекста сна и адресата его реплики — теперь это не мама, а отдаленно напоминающая ее женщина с небольшими мешками под глазами, которая весело кивает и похохатывает, открывая пакет чипсов.

— Так, так, и че, и че? — спрашивает она.

— И, короче, — продолжает он, — мы с ним че-то оказались в лесу, Не помню, как мы туда попали. Я был на него очень обижен. — Он отпивает из бутылки. — Он, короче, че-то мне пытается сказать, а я беру и — РРРАЗ! — вот так топором его!

— Хосссспади, Коль, — вскидывает брови женщина.

— И, короче, машину его инкассаторскую поджег! — входит в раж мужик. — И тут я понимаю, что в ней же все эти мешки с деньгами!

— Ну да! — подхватывает женщина. Ей становится интересно.

— И я давай все эти мешки вытаскивать из огня, бля!

— Вытащил? — нетерпеливо спрашивает женщина. В ее голосе проскальзывает абсурдная интонация нетерпения и надежды, с которой обычно спрашивают мужа, уезжавшего в ночь бомбить: "Ну?"

— Да! — гордо отвечает мужик. — Там, короче, много миллионов рублей... И все мои. Я, значит, звоню тебе и говорю: "Маринка, бери только паспорт, мы через час улетаем".

Маринка, уже забывшая про пиво в руке, мечтательно устремляет взор в окно и спрашивает, подставив лицо воображаемому жаркому солнцу:

— И куда?

— В Бельгию! — уверенно говорит мужик.

За окном электрички начинает светать, окна и вывески спальных районов отступают на задний план и медленно растворяются в приятном белом тумане, окутавшем зеленые европейские холмы. То тут, то там мелькают миниатюрные фермерские дома и коровы с упаковки сыра "Валио". Внезапно на одном из холмов появляется статный светловолосый мужчина на коне. Его впалые щеки покрывает рыжая ковбойская щетина, на голове надета потрепанная шляпа, из-под полей которой не видно его глаз, но видно тонкие губы, сложенные в улыбку опытного хищника. Он поднимает голову и бросает взгляд точно в глаза Маринке, от чего у нее перехватывает дыхание.

— Хххоспадиииии... — вздрагивает она, затем украдкой быстро сморит на мужа — не заметил ли чего. Но тот продолжает увлеченно вещать, прерываясь, чтобы кинуть в рот чипсину и запить пивом.

— И, короче, нам с тобой чувак делает визы, и мы уезжаем в Бельгию с тобой, — торжественно сообщает он.

Маринка вновь поворачивается к окну и видит, что ковбой достал лассо и начал двигаться к поезду.

— Да! Марин! — громко всплескивает руками муж, так, что в его сторону раздраженно косятся несколько пассажиров. — Я забыл! Короче, перед тем как уехать в Бельгию, мы с тобой заехали в Европейский и накупили там тебе шмоток! Украшений там разных, цацок, шубу купили, прикинь?!

— Да лааааадно... — почти безучастно, больше для поддержания беседы отвечает Маринка. Она трогает свои большие золотые серьги, касается прически, поправляет пышное кружево вокруг декольте и усиленно обмахивается веером, следя за ковбоем. Ее окружает интерьер царского вагона с деревянными стенами и мягкими сиденьями, обитыми дорогим сукном. Боковое зрение выхватывает верткого лысоватого мужичонку напротив, который что-то ей втолковывает, активно жестикулируя и периодически промокая лоб платком. Вечно попадаются всякие навязчивые bavards в попутчики.

— И, короче, Марин! — говорит он, смешно размахивая руками. — Живем мы с тобой в Бельгии, значит...

Ковбой уже вплотную приблизился к поезду и скачет рядом с окном. Марина видит его брутальное красивое лицо, раскрасневшееся от быстрой езды, его лоб, изборожденный мудрыми морщинами, отечески-добрые морщинки вокруг глаз, она смотрит на него уже не скрываясь, ей все равно, пусть все летит к чертям...

— И, короче, мы че-то идем с тобой на танцы, вроде, что ли, или че-то такое, и тут... — лопочет жалкий статский советник напротив.

— Марина! Марин! Марина! — кричит ковбой.

Она не слышит его, но читает по губам. Почему-то ее не удивляет то, что он знает ее имя.

— Маааарииииин! — кричит он, показывая на что-то за ее спиной и округляя глаза.

— Что, что, любимый?! — надрывно спрашивает она, припадая к стеклу.

— МАРИНА, ЕПТУБЛЯТЬ, МЕНТЫ ИДУТ, УБИРАЙ ПИВО! — орет ковбой на пределе своих возможностей — так громко, что его становится слышно даже через стекло.

Потный статский советник, сверкнув лысиной, ловко прячет банку "Охоты крепкой" под сиденье и воровато подмигивает Марине. В купе входят, скрипя кожаными макинтошами и стуча сапогами, два красных комиссара в высоких фуражках с кокардами.

Марина забивается в угол и вцепляется в подушку.

— Вы не смеете! — истерично кричит она. — Вы не имеете права, слышите?! Мой муж — государственный чиновник! Уберите прочь свои руки! Что вы делаете? ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ?!!

— Билет можно ваш? — говорит один из чекистов. — Билет предъявите, женщина.

— Что? — ошарашенно спрашивает Марина, отпуская подушку. — Что?..

На нее смотрит усталым взглядом контролер в бесформенной служебной куртке, за ним стоит, облокотившись на спинку кресла, седой скучающий дедок в закатанной шапочке и с шевроном "ОХРАНА". Окно наполняется темнотой, идиллический пейзаж затягивает ночь, в которую уносятся голубоглазый ковбой и его конь. Галактики жилых кварталов и транспортных развязок, медленно вращающиеся вокруг черных дыр промзон и лесопарков, окружают электричку и пропускают ее через свое чрево под шестиполосным мостом МКАДа. За пыльным двойным окном в железной раме из 80-х снова трясется подмосковная пустота, а внутри вагона, в концентрированном желтом свете дребезжат спинки дерматиновых сидений, из-за которых торчат редкие затылки поздних пассажиров.

— Женщина, я долго ждать буду? — нехотя повышает голос контролер, и вздыхает, пытаясь показать, каких это ему стоило усилий, — быть плохим полицейским.

— Зай, билет покажи им… Ты че, ау? — трогает Марину за коленку муж.

Она лезет рукой в карман пуховика и протягивает контролеру мятую белую бумажку. Тот вяло чиркает по ней ручкой, буркает “Спасибо” и бредет дальше, качаясь, по вагону.

Марина ощупывает бутылку пива, которую она все это время держала в руке. Она несет ее к губам, ее голова запрокидывается, губы касаются горлышка, она делает глоток и проливает пиво на себя.

— Марииин, ну е-мое… — осуждающе произносит муж.

— И чем… И чем в итоге закончилось все? — спрашивает Марина. Ее голос немного дрожит, она нарочито небрежным движением вытирает губы, смахивает капли пива с куртки и шмыгает носом. — В твоем сне, что дальше-то было, Коль?

— А, ну я и говорю — мы шли с тобой на танцы какие-то, и тут нас менты тормознули. Я им показываю паспорт, а они говорят: “Вы в розыске!” И я такой: че делать? Бежать? Сдаваться? Че делать? И тут я просыпаюсь…

— М-м, понятно...

Марина опять неуклюже отпивает из бутылки, словно потеряв сноровку, и опять проливает на себя пиво. В этот раз она начинает сильно тереть рукавом пуховик, потом с грохотом ставит бутылку под сиденье, поднимается и со словами “Я курить” идет в тамбур, чтобы муж не успел увидеть, как по ее щекам катятся слезы.