Перламутровые пуговички
Мне тридцать пять. Всё впереди, но уже пусто как-то внутри. Вбежала в квартиру- никого. Муж наверху укладывал чемодан. Ухожу от тебя. Большая гривастая прекрасная его голова и больно внутри. Как-будто что отрывается от тебя. И зальётся уж сейчас кровью. И будет невыносимо тяжко. Хирургически стерильно без него. Ухнула в кожаное красное кресло и утонула в нём. Смотрела оттуда, из глубины как запуганный маленький зверёк. Бьётся жилка в виске, а в сердце как-будто маленькие ножички точатся. Дзынь-дзынь.
Рубашка на нём белая. Совсем тонкая, как батистовая. С пуговичками толстенькими из натурального перламутра. Сама покупала. Посмотреть на него. В последний уж раз. Подошёл, опустился на бежевый пушистый, утонешь, ковёр на колени перед ней. Обнял руками сзади за детские половинки:
- Я не могу больше с тобой! Пойми! Конечно, я люблю тебя..
Сглотнул. Это-то и больнее ещё, люблю.
- Разумеется, люблю. Но я не могу. Ты отбираешь что-то у меня. Я при тебе и писать-то уже не могу. Дышать не могу, ты меня душишь. Просто за горло хватаешь и душишь. Конечно, я буду жалеть. Я уже и сейчас жалею...
Начал расстёгивать мелкие перламутровые пуговички, путаться в петельках. Руки тряслись. Сбросил на пол брюки тонкие из синей итальянской шерсти, сама покупала. И они валялись на полу комом, зверем таким. Шерстяные заросли на груди, такие знакомые. Ритм, кровать качается туда-сюда. Я плачу, глотаю слёзы. Бьётся жилка в виске, вот разорвётся. И ножички точатся, дзынь-дзынь.
Под утро прихожу домой, в четыре утра. В клубе с подругой торчала. Волоку её пьяную, она еле идёт. Он сидит.
- Где ты была, я извёлся весь! Телефон отключила!
И чемодан на полу валяется рыжий из тонкой дорогой кожи с открытой пастью. Сверкает золотыми металлическими замками как зубами. Весь полный аккуратно уложенными батистовыми белыми рубашками с толстенькими перламутровыми пуговичками.
Свидетельство о публикации №215032501033