Подвиг чекиста святочный рассказ

    Спиркин  и Свиркин тихо-мирно попивали из графинчика "брежневочку"
 в ресторане "Рожь", единственном в Красногубске.
    - Вы напились до неприличия,- заявили подошедшие к  столику милиционеры
 Пырлин и Мырлин.
    - Да, не, ни в коем разе, почуточку, служили два товарища в одном
 и тем полке, двадцать лет не виделись.
    - Пройдемте, граждане.
    - Не имеете права.
    - Разберемся!
    Только они вышли на улицу, Мырлин  Спиркина в ухо.
    - За что?! товарища моего!
    - Сопротивляться?!- Пырлин ткнул кулаком Свиркина.
    Запихали любителей выпить в фургон и в вытрезвитель.
    Утром Спиркин поднял бузу: где  мой великолепный ножичек, где мои
 сорок рублей?
    - Вот, гражданин, опись бывшего при вас. Никаких сорока рублей.
 Описывали при свидетелях. Клевещите на милицию?!
    А жаловались на милиционеров часто, а начальник обещал: разберемся,
 не допустим повторения, если был единичный случай подобный... Слухи по
 Красногубску страшные: бьют, обирают, сам начальник Жевало руки потирает...
 Опасаясь неприятных последствий, иные стали умереннее пить спиртное.
    Шли жалобы, чаще анонимные, в разные вышестоящие и печатные органы,
 откуда они опускались к начальнику райотдела милиции. Жевало отвечало:
 подобных случаев не было, но для профилактики решением партбюро усиление
 воспитания рядового и офицерского составов предусмотрено, намечены лекции
 о советском этикете, коллективный просмотр и обсуждение фильма "Ко мне,
 Мухтар!", усилены моральные требования к нравственности. Сержант Плешивый
 предупрежден за то, что невразумительно буркнул покидавшему утром
 вытрезвитель клиенту "до свидания". Впередь предложено всему составу
 четко напутствовать "До свидания!", помнить, что мы - представители
 закона и нам советский  народ наш не простит оплошности.
    А слухи продолжали расползаться: избивают, обирают...

    В будние вечера во "Ржи" людей немного. Молодой сел за столик у
 у радиолы. За соседним Пырлин и Мырлин сидели.
    Парень заказал вино, бутерброды, шницель. Красное он пригубил из
 зеленого с тонким художественным звоном фужера.
    ... Мырлин, у него уже расстегнут китель, нос багровел, подскочил:
    - Не много ли пьете, гражданин? По морде видно - приезжий. Знай,
 что в нашем достопочтенном городе, который скоро отметит вековой юбилей,
 более ста грамм не принимают!
    - В год по грамму прибавляете?
    - Ирронизировать иррационально гомеостатически изволишь?!
    - Но видно, вы сами больше нормы возлили.
    - Федот, он руку поднимает!
    Пырлин тут как тут. Скрутили парню руки.
    На улице Федот и Аким пустили в дело кулаки, потащили избитого до
 милиции. Патрикеев, так назвался пострадавший, заявил, что он почти
 трезв, его побили вот эти два голубчика. Дежурный добавил. Раздели
 Патрикеева, бросили на кровать в вытрезвителе.
    Утром нужно было отвести парня к судье, так как за свое поведение
 он заслужил 10-15 суток лишения свободы.
    - Разрешите мне переодеться,- попросил Патрикеев у самого Жевало.
    - Еще причуда? Долго будешь измываться?
    - Пожалуйста, разрешите. Я остановился в гостинице.
    - Ладно, сволочь. Конкин, поведешь его к судье, зайдите в гостиницу,
 пусть фрайер переоденется.
    Конкин, начинающий стеснительный милиционер, остался на крыльце под
 вывеской "Гостиница Красногубского комбината коммунальных предприятий
 и благоустройства "Лас Вегас Пальма да Мальорка".
    - Ну, идемте.
    Конкин не сразу узнал Патрикеева, который побрился, ссадины и синяки
 залепил пластырем, переоделся!
    - Не смущайтесь.
    Милиционер делал вид, что он не конвоирует.
    - Пусть Жевало спустится вниз,- сказал Патрикеев.
    Конкин, робея, поднялся на второй этаж.
    - Товарищ начальник, он просит вас сойти к нему.
    - Кто?
    - Патрикеев.
    Жевало подскочило со стула, повернулось в воздухе на 180 градусов
 и шлепнулось задницей на стол:
    - Он что?! Рехнулся!
    - Он поговорить с вами хочет,- мягко добавил Конкин.
    - Зови его сейчас же, сам ему всыплю!
    А Патрикеев уже входил в кабинет начальника райотдела.
    Жевало смешно всхлипнуло, крутанулось на столе и головой вперед
 поползло с него, запело старую революционную песню: вихри враждебные
 веют над нами, грозные силы, простите, больше никогда не буду... Оно
 рыдало и всхлипывало, прижималось к стене, вытянув руки вверх.
    - Поздно. Теперь по порядку. Пусть ваши сотрудники извинятся, вернут
 в мой кошелек двести рублей, восьмицветную шариковую ручку, носовой
 платок, бельевую защипку, пачку болгарских сигарет...
    - Видит бог, бес попутал,- майор Жевало смахивал слезы, лобызал
 взглядом погоны капитана госбезопасности.- Без моего ведома ваш носовой
 экспроприировали. Меня впутали, я не причастен... сам я хороший!

    Ныне Пырлин и Мырлин таскают грузы в райпотребсоюзе, по-прежнему
 пьют, их часто привозят в вытрезвитель. Они вспоминают золотые деньки
 и вопрошают: есть ли правда на белом свете?
    Жевало, говорят, два месяца икало. Теперь майор работает в другом
 районе. В каждом штатском видит подосланного сотрудника органов
 госбезопасности, потому со всеми подчеркнуто вежлив и предупредителен.
     Майк Давидов, агент американской газеты "Дейли уордл" в Москве,
 сообщил о событиях в Красногубске, как о последнем случае превышения
 власти работниками советской милиции. И больше ни-ни...
   
                1970