Звезды падают 3

- Эдди, - мы стали на «ты» уже вечером того дня, а на следующий день она поинтересовалась, - ты ведь писатель…
- Ну, некоторые так говорят.
- Понимаешь, Эдди, похоже, мои съемки накрываются…
- Жаль, я надеялся, что ты пригласишь меня на съемочную площадку…
- Увы, - смеется гостья.
- А в чем проблема?
- Сценарий, все дело в нем. Как-то так получилось, что группа выпала из того текста, который у нас есть, срочно нужен другой, а автор не хочет переделывать, но если мы продолжим в том же духе, рейтинг…
- Жаклин, не торопись, я половину не понял того, что ты мне сказала – мой английский, все-таки не идеален.
- Я говорила…, - она повторила, вкратце.
- Так вам нужен сценарий?
- Да. Но такой, чтобы он…, продолжил бы…, но только по-другому…
- Нужно продолжение, с учетом того, как вы играете сейчас. Я правильно понял?
- Да-да, точно. Сможешь?
- Жаклин, мне надо посмотреть то, что у вас есть – раз, и надо прочитать старый сценарий…, потом я смогу ответить.
- Много потребуется времени?
- Нет, неделя с просмотром, не больше.

      Ну, на счет времени, я погорячился, вполне хватило бы и трех дней, но мне комфортнее, если есть запас, привычка…

- Так, и сколько нужно страниц?
- Двести, может быть, триста или четыреста. Сможешь?
- Не за два дня, конечно…
- Ну, какие там два дня, нет, конечно.
- Приблизительно, десять-пятнадцать страниц текста в день. Так подойдет?
- О, да, вполне.
- Хорошо, значит, завтра у тебя будут первые десять страниц…
- Почти целая серия, отлично. Я покажу их на студии и позвоню тебе.
- Договорились…
- И Эдди, если все получится, не забывай, ты будешь не один, у тебя будут подчиненные.
- В каком смысле, - я удивленно посмотрел на Жаклин.
- Так ты не знаешь, как это все работает.
- Если честно, то весьма смутно…
- Вот и замечательно, думаю тебе понравиться, - рассмеялась моя собеседница.

      Теперь распорядок был другой. С утра мы шли на студию и делали текст. Это было забавно, у меня в подчинении оказалось три человека, они отвечали за диалоги, еще двое консультировали, ну, на тот случай, если меня заносило куда-то за пределы сериала. По сути дела, я отвечал за сюжетные повороты, события и общее соответствие. В таком режиме мы легко выдавали по полторы серии за рабочий день. И это было здорово, даже в самые лучшие времена, у меня не получалось больше пятнадцати, а тут…
      Встречались мы вечерами, гуляли, порой до полуночи, потом она устраивалась на диване и учила текст. Я слушал, иногда помогал с диалогами, иногда просто смотрел…. Потом я укладывал ее спать.

      Полтора месяца я, как безумный, совмещал несколько реальностей, несколько параллельных миров. Работа давала мне ощущение дома, а Жаклин воплощала мечты и фантазии писателя…, она была Музой. Думая о ней, я писал, перечитывая написанный текст, представлял ее в образе. И она же была моей постоянной спутницей. Иногда, когда позволяли обстоятельства, мы выбирались в ее пляжный домик. Полтора часа на машине и никакого шума, тишина и океан, и Жаклин, плескающаяся в океане…

      Да, если бы не обстоятельства – визы, шпионские страсти, очередная выходка террористов, еще что-то, сейчас уже и не вспомнить – я был счастлив. А потом был тот самый указ, в котором, черным по белому было написано – все иностранцы с туристическими визами обязаны покинуть страну, в течение двух суток после обнародования документа.

- Эдди, у меня ничего не получилось, - она стояла перед дверью номера, запыхавшаяся, выговаривающая слова мучительно, со страхом и болью, - они словно оглохли! Я им говорю, а они…
- Жаклин, ну чего ты стоишь в дверях, зайди…
- Ты слышал, что я сказала?
- Да, я слышал.
- И ты так спокоен?
- Жаклин, ты смотришь, всего лишь на мое лицо…
- Эдди, послушай, я хочу поговорить с сенатором, он мой большой поклонник, он сделает…
- Милая, - кажется, я первый раз назвал ее милой, - ну что ты. Перестань.
- Я не понимаю!
- Жаклин, ни твой сенатор, ни президент, они ничего не смогут сделать.
- Но…
- Милая Жаклин, ты так похожа сейчас на ребенка.
- Эдди…
- Не шуми, давай я сделаю тебе кофе и расскажу кое-что.
- Кофе…, кое-что…, Господи, ты террорист, или, ты связан с ними?!
- Жаклин, перестань…, писатели не бывают террористами, нам некогда заниматься такой глупостью.

      Чем больше загоралась она, тем спокойнее, точнее, медлительнее и тише вынужден был становиться я. Привычка…, или воспитание, или опыт – не знаю.

- …сядь в кресло. Сделай несколько глубоких вдохов и слушай меня.
- Хорошо…. Я спокойна…, - она была очень дисциплинированной, - я слушаю тебя…
- Я не террорист, я писатель – это раз.
- Я так и знала.
- Террористы, крайние правые, как и крайние левые, а заодно и студенты, арабы и прочие, здесь ни при чем.
- Но…
- Слушай. Меняется мировая политика, меняются отношения между государствами, меняются отношения государства к людям. Мы лишь жертвы, и ничего нельзя изменить…
- О чем ты говоришь, Эдди?
- Я думаю, что этот указ будет выполнен в течение недели, потом закроют вообще все визы, кроме дипломатических. Твоя страна просто избавляется от чужих. От гостей, от нелегальных эмигрантов, ото всех, кто не является гражданином этой страны, и очень скоро, другие страны сделают то же самое.
- Ты так говоришь…, это что, война?!
- Нет, это не война. Война – это крайнее средство, вряд ли, какая-нибудь страна решится на войну в современных условиях. Слишком уж непредсказуемые могут быть последствия…
- Откуда ты знаешь? Ты ведь не военный, не разведчик…
- Нет, но я писатель, а это моя работа, видеть картину всю, целиком.
- Картину? Какую картину…

      Мою тогдашнюю правоту подтвердило время…, правда, радости от этого, или какой-то там гордости, я не испытывал. Ни тогда, ни сейчас, а вот мерзко было, даже сейчас мерзко. А всего-то, сработала интуиция и привычка видеть мир в темных тонах. Иногда этот мир рассыпался, на отдельные фрагменты и я совершенно переставал его понимать, тогда я успокаивался, и уходил в сторону, отдалялся…, и все возвращалось на свои места.

- Хорошо. Ладно…, я не очень верю, не очень понимаю, но может, ты и прав. Но наверняка, должен быть выход?
- Выход, - я даже удивился.
- Да, выход. Например, я могу поехать с тобой…, или за тобой.
- Ты серьезно?
- Конечно!
- Жаклин, родная моя, ничего не получиться.
- Ты не веришь в мою искренность, в мои чувства…
- В твои чувства я верю безоговорочно, но против и твоих чувств, и моих, будет государство. Уверяю тебя, в самом скором времени, выезд, как и въезд, будет доступен только дипломатам.
- Хочешь сказать, меня не выпустят из страны?
- Да, милая. Из этой страны тебя не выпустят, а самое главное – ни одна страна тебя не примет…

      Нам оставалось только прощание. Со слезами, с объятиями, торопливыми, и наверное, поэтому, огненными. А иногда мы замирали…, тогда становилось холодно и страшно. Мы не стали любовниками за этот месяц, мы прошли только половину этой дороги. От случайных прикосновений, сердце еще только замирало, как будто мы были подростками, и наслаждением, по-прежнему, было произносить имя, касаться губами каждой буквы…, Жаклин. И вдруг, как гром среди ясного неба, несколько часов на то, что бы…. Несколько ярких, как пламя, часов, за которые мы прошли эту науку до конца, разорвав объятия на пороге номера, когда пришло сообщение, что у Евы случился приступ, и ее на карете «скорой помощи» срочно отвезли в госпиталь.

- Я не хочу, чтобы это было прощание, Эдди…
- Жаклин…
- Нет. Теперь ты послушай меня, мой писатель. Я не скажу тебе, прощай, не скажу! Я даже не скажу тебе, до свидания. Нет. Я не ушла, я здесь, с тобой! Пусть происходит, что угодно – я с тобой. А это значит – мы не расстаемся…

      Она поцеловала меня и убежала, а через полчаса в номер вежливо постучали представители миграционной службы, да еще в сопровождении двух полицейских. Серьезные, лишенные эмоций ребята, которые, тем не менее, позволили мне собрать вещи, терпеливо ждали, пока я озирался, проверяя, не оставил ли я чего-нибудь. Они же посадили меня в машину, которая и доставила меня в аэропорт. Первый раз в моей жизни, таможня не досматривала вещи, не просила открыть багаж. Просто офицер взяли документ, мельком проверил, и меня пропустили к самолету. На этот раз, государство даже оплатило мой перелет…

      Ждали ли я, оглядывался ли? Надеялся ли я на последний взгляд, взмах руки в толпе – конечно. Но верил ли я в такую возможность – нет. Это была партия, где у меня на руках была пара двоек, а противник, позевывая, тасовал четыре туза и джокер с самой раздачи и посматривал на часы…

      Родина встретила нашей миграционной службой и толпой иностранцев, которых срочно, и не так вежливо, выпроваживали восвояси…

      Забрезжил рассвет. Еще одна ночь, еще одна бессонница, еще один день, за которым, все может быть по-другому…

ЧАСТЬ II.

      И снова ночь, место другое, другие люди…, обстановка, тоже, другая. Только бессонница, она, все та же, моя, родная. Зато можно подняться, прямо как сейчас, не обращая внимания на круглосуточное наблюдение и тусклый свет ночника над дверью. Можно подойти к окошку, и пристроившись рядом закурить. Таковы привилегии некоторых заключенных, можно курить, можно ходить ночью, да хоть всю ночь. Шуметь, правда, нежелательно, можно остаться без прогулки, но я заключенный молчаливый. Все, что мне необходимо сказать, или даже прокричать, я могу сделать про себя, без лишних жестов, без резких движений тела…

      Все так забавно складывается. То, над чем я предпочитал смеяться, неожиданно спасает мне жизнь. То, что я считал мечтой, вдруг, оказалось реальностью. А то, что было подобием тяжкого креста, причиной нервных срывов и головной боли, вдруг, позволяет чувствовать себя, комфортно. Что ж, жизнь, и правда, преисполнена сюрпризов.

      Слышны шаги, кто-то идет по коридору. Литературщина, конечно, кто может идти ночью, по коридору тюремного блока – конечно охранник, а судя по шаркающей походке и скрипу тяжелых башмаков, это Билл Вашингтон. Ветеран, наверное, самый старый из сотрудников этого заведения.
- Эдди…
- Привет, мистер Вашингтон.

      Охранник недовольно морщится и подходит вплотную к решетчатой двери.
- Эдди, два часа ночи, можно и попроще…
- Вышел погулять?
- Ночной обход, такой порядок.
- Только начал или заканчиваешь?
- Заканчиваю. Хочешь, кофе?
- В пластиковом стаканчике, наполовину холодный, да еще с заменителем сахара, нет, не хочу.
- Я так и знал, - Билл оживляется, и тянется к связке с ключами, - пойдем, в дежурку, посидим, покурим, поговорим…
- Пойдем. Слушай, и как тебе не страшно, я же преступник, все-таки. Ты меня охраняешь…
- Да ладно тебе, - отмахивается охранник, отпирает дверь и выпускает меня, - преступник, тоже мне. Я помню, когда работал охранником в Синг-Синг, знаешь, что это?
- Конечно, знаю. Тюрьма строго режима, вот только адрес не помню.
- Вот-вот. Так там я повидал преступников, много чего повидал, а здесь…, здесь настоящий курорт. Так что, соображай…
- Но все равно. Здесь камеры, железные двери, опять же охранники. Так что, может это и не Синг-Синг, но все равно, тюрьма.
- Э-э-э, если тебе так нравиться, считай, что тюрьма. Так что ты остановился, пошли…
- Билли, неужели так тяжело самому научиться варить кофе?
- Причем тут научиться, подумаешь, наука. Просто скучно одному…
- Вот тебе и раз, а где второй дежурный?
- Майкл заболел. На улице, видимо подхватил эту заразу, вчера еле двигался, а сегодня и вовсе, слег с температурой…

      Вот так. Кстати, можно было, и отказаться, Билл не привереда, а можно было бы посидеть и в камере, а с другой стороны, все равно бессонница, а значит, можно и поговорить, да и кофе, опять же…

      Прецедентное право, в моем случае, оказалось весьма забавной штукой. Никто так и не выяснил, как я попал в страну. Меня не видели даже близко от аэропорта, или, скажем, от морского порта, транспортная служба понятия не имеет, как я оказался здесь. Я возник из ниоткуда, прямо в центре города. Я не прятался, и когда подошел полицейский, и предложил пойти следом, я не стал сопротивляться…
- Билли, ты часом не юрист по образованию?
- Это ты так шутишь, или серьезно спрашиваешь?
- Шучу, конечно. Так, ну и где зерна?

      В камере, на тумбочке, ножками вмурованной в пол, рядом с такой же шконкой, стоит ноутбук, мой, с личным паролем, за все время пребывания, ни один охранник не заинтересовался его содержимым. Забавно все это, лично для меня, забавно. Впрочем, если дежурят не старики, вроде Билли, а молодые охранники, такой мега-свободы уже не бывает. Они ходят почти всю ночь, проверяют, заглядывают, иногда, зачем-то, светят фонариком внутрь камеры…. Но даже от них, никакого вреда нет, по крайней мере, на себе я его не испытывал – максимум, вежливое напоминание:
- Сер, половина четвертого, ночи, а Вы еще не ложились.
- Уже так поздно, - за печатью, время и правда, летит незаметно, - спасибо, что напомнили, сер.
- Отдыхайте сер…, вам положено отдыхать…

      Вот такая жизнь. Хотя, со временем, даже это, смешное заключение, все больше и больше становиться заключением тюремным. Ведь идет время, а его как раз таки, у меня и не много. Раз в неделю, как правило, по средам, приходит адвокат. Один, или два, или даже три. Разный возраст, видимо, разный опыт работы, и, скорее всего, разные цели. Мне больше всего, нравиться молоденькая девушка, она представляет какую-то общественную организацию, которая защищает, практически всех, ее зовут Кейт. Она приходит каждую среду, и за все время ни разу не опоздала, даже на минуту…
- Добрый день, вы снова вместе, Кейт и среда…
- Здравствуйте, мистер…
- Эдди, Кейт, пожалуйста, ты так смешно произносишь мою фамилию, что я потом хихикаю весь день…

      А еще, она очень забавно краснеет.

- Я…, Вы раньше мне не говорили…
- Все в порядке, просто зови меня по имени.
- Да, хорошо, ладно…
- О чем будем говорить сегодня? Хорошая погода, может быть, новости, или…
- Эдди, Вы никому не говорили, как попали в страну?
- Я этого не помню.
- Это хорошо.
- Хорошо? Почему?
- Я разговаривала с судьей, не с тем, который будет на суде, а просто с судьей, очень опытным, я консультировалась, дело все-таки, необычное…
- Я слушаю тебя очень внимательно, Кейт.
- Так вот, судья говорит, что единственное, в чем вас можно обвинить, это незаконное проникновение в страну. Это, конечно, преступление, но если Вы не помните, как сюда попали, то это неумышленное деяние, следовательно, срок будет очень-очень маленький, а то и вовсе, условный…
- Это хорошие новости, - на всякий случай, я добавил вопросительных интонаций.
- Да. Это хорошие новости.
- А плохие?
- Плохие…, откуда Вы знаете про плохие?
- Я и не знаю, поэтому спросил.
- Будет геронтологический тест, суду необходимо знать Ваш возраст.
- И?
- По возрасту, Вы, скорее всего, попадает под определение пожилого человека, значит, Вас определят в хоспис.
- А почему нет, достойное место для пилигрима.
- Простите, я не поняла, - Кейт морщиться и смотрит с вопросом и удивлением.
- Я снова пошутил, Кейт. Я слушаю.
- По нашим законам, это принудительное пребывание. К сожалению, Вас не выпустят на свободу, понимаете?
- Да, конечно…

      По большому счету, я бы не назвал это плохими новостями…, впрочем, и хорошими тоже. Это просто новость, о сути которой, еще предстоит подумать…

- Рад видеть тебя, Кейт.
- Добрый день, Эдди.
- Как там определение моего возраста?
- Вы – пожилой мужчина.
- Жаль, я так надеялся попасть в категорию средний возраст, - иногда я просто не могу удержаться.
- Простите, Эдди, я старалась, но…
- Кейт, Кейт успокойся, это шутка. Прости, я знаю, что бываю несносен, - это чистая правда, тем более, желание девушки помочь искреннее, а я…
- Это минимальная планка, я сделала, все что могла.
- Я понял. Спасибо…, ты на сто процентов оправдала мои надежды и мою веру в тебя.
- Это правда?
- Чистая правда, - я искренен, я убежден, - послушай, Кейт, ты говорила, хоспис, а можно узнать какой именно?
- Обычно, это ближайший к городу, из тех, что находятся на государственном обеспечении. Но я могу уточнить и принести список…
- То есть, я могу выбрать?
- Да. Хотите, я принесу список и даже могу проверить, какой из них лучше.
- Послушай, а есть ли, элитные хосписы, ну, или платные, такие бывают?
- Да, конечно, но для этого нужны деньги. Если они у вас есть, можно устроиться в любой.
- Любой – это хорошо.
- Но учтите, хоспис забирает все деньги, какие у вас есть на счете, и использует их по своему усмотрению, то есть, прежде всего, конечно, на то, чтобы пациенту было хорошо, но часть денег идет в пользу заведения.
- Я понимаю, а это правило, можно обойти?
- Какое?
- Все деньги со счета.
- Я не знаю…, я никогда не интересовалась, но если хотите, я могу проконсультироваться.
- Кейт, я буду весьма признателен…, но будь аккуратна, пожалуйста.
- Я же юрист, я знаю, как правильно задавать вопросы…

      Следующая среда наступит через неделю. Порой мне кажется, что Кейт догадывается, откуда я родом, но есть правила, их правила. Ей предстоит отвечать под присягой, поэтому она не спрашивает, чтобы не знать. Игры с правосудием…, это игры правосудия. Забавное название, и почти готовый литературный сюжет, который я никогда не пущу в разработку. Жаль, наверное, хотя нет, вовсе даже и не жаль. В моих записных книжках в виде заметок, идей и комментариев к ним, набросков и прочих рабочих материалов храниться добрая двадцатка романов. Вот их жаль, на них, просто, не хватит времени. Иногда, эти заготовки напоминают мне щенков, которых очень хочется пристроить в добрые руки, на воспитание.

      Очень хочется выпить. Чего-нибудь крепкого, крепче, чем кофе, хотя бы стопку. Надо просто унять сердце, оно так бьется, словно хочет вырваться и бежать вперед, впереди тела, впереди…. Спокойствие…, спокойствие…, спокойствие…

      Где-то, через пару недель состоится суд. Судя по тому, что рассказала Кейт и второй адвокат, достанется мне условный срок, который тут же будет заменен, в связи с возрастом, препровождением в хоспис. Ну, хоспис, какой бы он не был, это не тюрьма, так что, я разберусь…