Неприступная высота

                НЕПРИСТУПНАЯ  ВЫСОТА
               


                70-летию Победы  посвящается      
               
         Историю, которая произошла в ту  далекую новогоднюю ночь с 1944 на 1945 год, когда наша армия вела бои уже на территории Польши, мне рассказал ее непосредственный участник и мой дядя Михайлюта Владимир Матвеевич.  Еще в детстве, когда он возвратился с войны, мы с мальчишеской настойчивостью часто приставали к нему с вопросами о боях, но он постоянно старался уходить от разговора об этом, отшучивался. Например, на такой наивный детский вопрос - «А Вы сами убивали немцев?», он каждый раз отвечал так: «Гнался как-то за одним, но не догнал». Очевидно, просто не хотел вспоминать о пережитом, а может, как я сейчас уже думаю, он не имел права говорить об этом.
      
        Трудно теперь что-то предположить, но уверен, узнав эту историю, что  его терзало обыкновенное человеческое чувство какой-то вины, а может и сомнения в правильности, вернее оправданности, поступков людей, призванных подчиняться приказам командиров и долгу перед Родиной. Тем более что и сейчас, когда я иногда рассказываю о  событии 70-летней давности тем моим пожилым «сверстникам», которые о войне знают больше, чем более поздние поколения, люди замолкают, сосредоточенно смотрят в одну точку и, наверное, пытаются представить в собственном воображении рассказанную историю, не веря услышанному.
      
        Поведал он мне ее уже позже,  когда я стал   курсантом военного училища и приехал к нему во время каникул погостить и поохотиться на уток. Было это в 1956 году в деревне Куриловка, что на левом берегу Днепра напротив Днепродзержинска. Эту деревню многие должны помнить: над ней столкнулись в воздухе два пассажирских самолета, в одном из которых находились футболисты ташкентского «Пахтакора».
      
       Встали с ним пораньше теплым июльским утром и через кукурузное поле пошли к озерам, где обычно охотились местные охотники. Почти всю предыдущую неделю шли дожди, так что многие низинные участки кукурузы были залиты водой, образуя небольшие балки (укр.). Кто этим делом когда-нибудь занимался, знает, что охотники бывают разными: одни строго соблюдают существующие правила охоты, другие их игнорируют, превращаясь в обыкновенных браконьеров. Охота открывалась именно в этот день, но  последние прибыли на озера накануне, устроили пальбу и разогнали пернатых. Вот они и оккупировали кукурузные балки, спасаясь от таких «охотников». По этой причине  до озер мы так и не дошли, и где они там у них находятся, я до сих пор не знаю, так как никогда больше я там не охотился.
       
       Уток в кукурузе было множество, и поохотились мы на славу. Вот когда сели на пригорке обсушиться и отдохнуть, я и пристал к нему, старому ветерану, рассказать о войне. Он очевидно посчитал, что мне, как будущему офицеру, теперь можно доверить  эту тайну, о которой нигде раньше ни в каких фронтовых сводках не писали.
         
       В каком это месте было, кто приказал провести операцию и фамилии участников он не назвал, хотя я и спрашивал, а ответил следующее: «Ты человек военный, будущий офицер, и знаешь, что есть военная тайна, которую не всем положено знать. Скажу тебе только, что такой факт был  на одном из участков фронта при освобождении Польши». Скорее всего, при демобилизации из армии он был предупрежден о не распространении этих сведений.
      
       Но нужно начать с того, кем был дядя Володя на этом фронте. А был он, разжалованный из старшего лейтенанта в рядовые, штрафником. Как он им стал – обычная история тех военных времен: попал в плен в 41-м, удостоверение личности и партбилет зарыл где-то в лесу, чтобы выжить. Из плена бежал дважды, но только со второго раза удалось. Беглеца приютили жители какого-то села, а так как это произошло недалеко от дома в соседней области, то под видом сельского жителя он осенью пришел домой. Хоронясь от немцев на оккупированной территории, дождался освобождения. За плен,  утерю документов и партбилета получил пять лет штрафного батальона.
      
      Часть, в которую он попал, после успешных боев в составе, 1-го Белорусского фронта, вдруг   «уперлась» в жесткую оборону немцев.  Главным препятствием на пути наступающих была господствующая над местностью высота, на которой немцы хорошо укрепились и «зарылись» в землю. Сходу ее взять не смогли. Многократные атаки лишь приводили к большим  потерям людей. Но в результате этих атак была вскрыта вся система обороны высоты, включающая в себя разветвленную сеть траншей с огневыми пулеметными гнездами  в центре и на флангах, оборудованные минометные и артиллерийские позиции. Что там еще было, я уже забыл, хотя дядя Володя подробно рассказывал мне об этом.  Оставалось одно: временно перейти к обороне и ждать удобного случая.
        В своих «Воспоминаниях…», (том 2, 13-е издание) маршал  Жуков Г.К., например, пишет о разработке Висло-Одерской операции, которая предположительно должна была начаться с середины января. То есть, на определенных участках фронта было довольно длительное, хотя и временное затишье. Думаю, что это и могло быть то самое место и время, где и произошло событие, о котором рассказал мой дядя.
       Командование этой части решило сделать вылазку в расположение противника в новогоднюю ночь  и по возможности тихо ликвидировать защитников этой высоты.  Использовать решили самый «подходящий»  для такой цели контингент – штрафников, отведя им самую опасную часть этой жестокой операции.
 
       В соответствии с разработанным планом предполагалось использовать  разведгруппу,  состоящую из штрафников во главе с начальником разведки в чине капитана. Начальник разведки собрал всех  штрафников за неделю до намеченного срока, поставил задачу, предупредил об опасности и  сказал: «Со мной пойдут шесть человек и только те, кто пройдет необходимую подготовку и даст добровольное согласие. На подготовку определено пять дней».

       Чем они занимались все эти пять дней не так важно сейчас, да и так ясно, что «репетировали» будущие действия, и как сказал дядя Володя, «отрабатывали приемы с холодным оружием». Естественно, что все это время велось пристальное наблюдение за позициями немцев. Вели они себя спокойно, иногда, правда, пускали осветительные ракеты, но ближе к утру  это прекращалось, однако расчеты у огневых точек первой траншеи и караул у трех блиндажей с солдатами сменялись регулярно.

        Когда наступила ночь «х», все пришло в движение: саперы сделали «проходы» в минном поле, группа прикрытия скрытно заняла позиции на подступах к высоте, а смельчаки во главе с капитаном-разведчиком пошли вперед. Проникнув на немецкие позиции, разведчики (теперь всех их будем величать одинаково) часа два пролежали в снегу, наблюдая за поведением немцев. Периодически кто-то выходил из блиндажей, скорее всего «до ветру», при этом изнутри доносился громкий и оживленный шум. Разведчики поняли, что немцы встречают наступивший год шнапсом или чем-то другим. Когда все, наконец, утихло, пришло время снимать часовых. Дождались их очередной смены  и без шума сняли всех.  А затем началась «Варфоломеевская ночь…».

       Двое разведчиков остались наверху для наблюдения и охраны, четверо пошли с капитаном. В каждом блиндаже горела синим цветом дежурная лампочка. Немцы спали на двухъярусных армейских койках, и стоял, как вспоминал дядя, громкий храп. Капитан с «дегтяревым» занимал позицию у входа, остальные, распределившись по рядам кроватей, выполняли ранее задуманное: приставляли армейский нож к горлу, наклоняли голову к груди и… никакого шума, только конвульсии умирающего. Таким, можно сказать, кощунственным способом был, не скажу, что хладнокровно, но по варварски, вырезан весь блиндаж в течение не более 20-25 минут. За ним – второй, третий… Уговор был таким: если кто-нибудь из немцев проснется в процессе операции и поднимет тревогу, капитан немедленно должен был открывать огонь из ручного пулемета. В этом случае могли погибнуть и сами разведчики. Отдыхавшую и бодрствующую смены караула в служебной землянке просто расстреляли. Очумелым от человеческой крови разведчикам капитан приказал выпить спирт, а сам дал сигнальную ракету своим, ожидавшим штурма. Когда наши с криком «ура» поднялись, с неприступной высоты не прозвучало ни единого выстрела…
      
       На освобожденной от немцев высоте в снегу лежали  лишь пьяные «вдрызг» разведчики во главе с капитаном. Да по-другому и быть не могло: ибо находясь в трезвом уме после такой жестокой резни, аналог которой можно найти только в средневековой истории, ее участники должны были тут же сойти с ума.

       Я не знаю, а может, уже просто не помню, сколько человеческих жизней было похоронено на этой высоте и какое немецкое подразделение ее обороняло: взвод или рота,  в любом случае много.
      
       Результат этой операции был, без сомнения, ожидаемый: капитан, как организатор и руководитель, получил звание Героя Советского Союза, каждый из штрафников - «вольную» и орден «Красного Знамени».

       Вот на этом ордене я его и «расколол»! Я просто спросил, за какие заслуги он его получил, и он скрывать уже не смог. Это очень высокая боевая награда, которую «штрафнику» получить  было практически невозможно. Кроме того, дядю Володю восстановили в звании и в партии. Так, старшим лейтенантом он и демобилизовался после окончания войны.

      В 1953 году поселился с семьей в своей Куриловке, где жили его отец, мать и братья. Всегда интересовался военными мемуарами, выписывал военные журналы. Будучи заядлым охотником, каждый год на 9-е мая организовывал с ветеранами-охотниками салют холостыми патронами из охотничьих стволов в сквере у здания сельской администрации в память о всех погибших. За всю свою жизнь ни разу не был в Москве, но очень мечтал ее увидеть, за что тоже воевал.  Не успел… Умер он в 1977 году от заболевания крови.

      Если говорить откровенно, мало кто поверит в эту историю, рассказанную старым ветераном войны, тем более, что никаких документов и доказательств, подтверждающих его слова, кроме собственной памяти, у меня нет.
               
          На этом можно было бы и закончить, но уверен, что мой дядя, Владимир Матвеевич, по-человечески страдал и всю  оставшуюся жизнь носил в душе эту страшную кровоточащую рану, которая не давала ему покоя. Поэтому пусть этот рассказ будет  покаянной памятью и о нем, выполнявшем приказ, и обо всех погибших на той высоте.