Мюнхен

1.
Обычно по ночам, когда засыпают мои ребенок и мама, я выпиваю снотворное, сажусь на балконе, курю и не сплю до утра. Потом иду гулять собаку, чтобы она испражнялась на город, в котором говна уже и так достаточно. Прохожие пляшут под дудки друга друга, а ко мне в голову закрадывается мысль, что пора бы прекратить этот балаган. Хотя, я среди них. Так же играю на дудке, выплясываю, как полагается.
По возвращению домой я вытираю питомцу лапы и представляю, как он говорит мне: «Давай помогу снять обувку».  Но он не говорит. А я жду, когда скажет.
Дни  поддакивают моему существованию. Такой себе хор из дней, который воспевает меня громко, разносясь по миру своим «Дааааааааа». Когда-то они заткнутся, наступит гробовая тишина.
А пока я живу под это круглосуточное пение. И если мой друг Гена вечно ищет место, где бы поебаться, потому что дома ему жена не разрешает, то я вечно ищу, где потише.
 
2.
В субботу мы по обычаю собрались всей семьей, чтобы есть и пить. Еще чтобы спрашивать меня, не объявился ли отец ребенка и куда это я собралась лететь.
- Так, а к кому это ты собралась?   
- К знакомому.
- Друг твой?
- Знакомый.
- А где вы познакомились?
- В аду.
- Не, ну серьезно.
- Серьезно.
- Не хочешь рассказывать?
- Очень хочу.
Мне не нравятся застолья. Никого ничего не спрашивая, я помалкиваю и пью. Остальным, за столом сидящим, всегда интересно как у меня дела и какие новости. Порой хочется отрезать себя язык ножом для мяса. Потом взять язык в правую руку, левой держа рюмку, подмигнуть присутствующим, залпом выпить и закусить.
Я не делаю этого из-за страха, понятно. Как от него избавиться, ума не приложу.
- А он симпатичный, а как его зовут, а кем работает?
Следующую рюмку я бы закусила своими ушами, которые выковыряла бы вилкой из головы.
- Не знаю, как его зовут, и где работает тоже не знаю.
- Как это?
- Хороший вопрос.
- Ты что серьезно?
В общем-то я всегда серьезно. Почему люди переспрашивают известно только им.
  3.
-  Ко мне постоянно кто-то прилетает. В этом месяце — ты, в следующем — еще одна девочка, зимой — еще. А ты думала, одна такая?
Думала-то я, конечно, именно так, но зачем же падать ниц и тереться свеженакрашенным лицом о грязь? А терлась я самозабвенно, с чувством.
- Да я это… я… -  Терлась и терлась, устала даже.
- Ну чего ты? Что тут такого?
Кроме того, что я лежала на конвейере, тихо всхлипывая,  ничего такого тут не было.
- Все нормально.
- О, наш, поехали.
Мы зашли в поезд метро.
Меня гипнотизировали немецкие деревья и его борода. Большего не требовалось.
 
  4.
- Ударь меня, говорю, въебашь, тебе же хочется.
Было понятно, что ему хотелось. Над его головой висела табличка, на которой огромными светилось «КАК ЖЕ Я ХОЧУ ЭТО СДЕЛАТЬ».
Он улыбаясь, встал с кресла, подошел ко мне. Я сидела на стуле. Пока во мне растворялись таблетки и резвился алкоголь, он занес руку, чтобы влепить мне пощечину.
- Понравилось?
- Да.
Надпись на табличке погасла.
- Больше не надо.
- Больше не буду.
- Пойдем ужинать?
- Угу.
- Что готовить рис или картофель?
- А сколько готовится рис, а сколько картофель?
- Приблизительно одинаково.
- Мхм, даже не знаю. Надо подумать. — Обнял он меня нежно, усадив себе на колени, на которых лежал плед.
Как же сильно я прижималась к его телу. Как пальцы к вискам, когда болит голова. Как снег, к верхушкам Альп. Как сумасшедшая баба к большому псу.
 
5.
Нечего привязываться к подходящим людям. Можно взаимодействовать с теми, на кого посрать и периодически на них срать. Смотреть, как они корячатся от твоего безразличия. Иногда жалеть их и радоваться тому, что они принимают твою жалость за любовь.
Еще можно относиться ко всему философски. Можно завалить и помалкивать. Краснея доказывать, что у тебя есть права. Или рассказывать кому-то, на что именно они не имеют права.
Я же прилетела обратно. Пила снотворное и не спала до утра.
 
6.
Скрип кровати слышался так отчетливо, что я подумала, соседи в кои-то веки решились. Прислушалась, нет, не за стеной. Я стала ходить по квартире и проверять откуда доноситься противный, гадкий, мерзкий звук. Через минуту к скрипу прибавилось мужское хрипение и женский стон. Где я только не проверяла, даже в парадное вышла. Но звуки доносились до меня с одинаковой интенсивностью, куда бы я ни шла, где бы ни останавливалась. Чуть позже до меня дошло, что я слышу, как ты имеешь кого-то на расстоянии тысяча триста девяносто четыре километров от меня.
 
7.
Так повелось, что раз в году мы выбираемся с моей подругой в поле, дабы поорать. Кто-то говорил нам, что это так же пошло, как оставлять свои трусики мужчине на память, по окончанию акта. Мы выслушали и продолжили традицию. В этот раз она отвела меня в поле внеурочно, пяти месяцев с последнего раза не прошло. Криком оглушив птиц и охреневшую от такого развития событий траву, я думала, что лишилась горла. Но нет. Все осталось на месте.
- Не помогает.  — Говорила я ей.
- Еще давай.
Темнело. Солнце дохло от испуга за меня.
Охрипшей, вялой и такой себе женщиной я повисла на подруге, которая волокла меня в сторону дома, чтобы напоить. «Как же это обыденно» — было во мне.
- Та нормально. —  Сказала она.
«Мысли мои читает».
- Да.
 
8.
Попивая кофе, в обществе мужчины, который по какой-то неведомой причине хотел меня трахнуть, я вот что записала в свой черный, как твои волосы блокнот:
«В общем город мне понравился. Людовик, уличные музыканты, пиво, красиво одетые некрасивые люди и тесное, как твоя комната, чувство того, что стоит вернуться».
Хотел, да не трахнул. Точно не помню, но кажется я нагрубила ему, и ушла из кафе, твоей ученицей, шагая улицы и задевая листья, так, будто это могло что-то изменить.