Жёлуди. Цикл Донская природа

     В нашем пойменном, лиственном лесу преобладающей породой среди деревьев был дуб. На небольших лесных полянах встречались отдельно стоящие дубы. Они были высокими, роскошными и кудрявыми. В тени такого дуба можно, было в летний зной, разместить на отдых целую бригаду косарей или упрятать от дождя большую группу людей. Но преимущественно дубы в лесу росли большими массивами, вытесняя вокруг себя все другие деревья. Здесь дубы располагались близко друг к другу, были высокими и имели длинные прямые стволы. Небольшие кудрявые вершины этих дубов в недоступной вышине объединялись в сплошную крону, непроницаемую для солнечных лучей. Внизу под этими дубами рос только тенелюбивый низкорослый кустарник, да небольшая чахлая трава. Такие участки леса особо охранялись, так как прямые стволы этих дубов использовались для строительства изб, хозяйственных помещений и для телефонно-телеграфных столбов, вышагивающих вдоль просёлочных дорог от районного центра во все сёла района.
     Однако мне особенно запомнился дубовый массив, расположенный на песчаной стрелке вдоль берега Дона от ручья, называемого Канавкой, и до урочища Андреевского. Имел этот массив ширину около 200 метров и протяжённость несколько километров. От основного леса он отделялся широкой низиной, называемой Перскопское, заросшей лозняком и в весеннее половодье заполняемой водой из Дона. Вода в Перскопском практически стояла всё лето, создавая прекрасные условия для обитания здесь рыб и гнездовья уток. Только в наиболее жаркие годы вода во многих местах пересыхала. Образовывались небольшие, неглубокие озерки, в которых можно было специальными кошёлками, или даже руками, взмутив предварительно воду, ловить огромных сазанов, линей и карасей. Нужно было только не упустить момент, и вовремя воспользоваться случаем. Сам же дубовый массив состоял из роскошных кудрявых дубов, расположенных на небольшом отдалении друг от друга и имевших огромные кроны. Этот лес хорошо просвечивался солнечными лучами, что способствовало росту здесь весной огромным плантациям ландышей, а летом ежевичника. В отдельные наиболее засушливые и неурожайные для хлеборобов годы, дубы в лесу, наоборот, приносили всегда обильные урожаи жёлудей. Эти жёлуди сельчане собирали ежегодно. Они обычно использовались для кормления домашних свиней, а в голодные, неурожайные годы эти жёлуди шли в пищу самих сельчан.
     Мне особенно запомнились первые засушливые послевоенные годы, когда урожаи на колхозных полях были мизерными, а крестьянские огороды полностью не обеспечивали продуктами людей. Чтобы выжить в предстоящую голодную зиму, люди осенью потянулись большими толпами в лес за жёлудями. Ходил за жёлудями, и я вместе с мамой и бабушкой, но чаще со своими товарищами. В лесу жёлудей было много. Они сплошным ковром вместе с опадающей листвой лежали внизу под дубами. Жёлудей хватало всем. Я со своими товарищами любил собирать жёлуди на лесной стрелке вдоль Дона за Перскопской низиной.   Приходили мы туда солнечным осенним утром, располагали свой стан под каким-нибудь роскошным дубом и начинали сбор жёлудей. Сбор жёлудей – это увлекательное занятие, не уступающее по своему азарту сбору грибов или лесных ягод. Под разными дубами жёлуди бывают тоже разными. Под одним дубом они продолговатые в виде пальцев с отточенными чашечками на одном конце и золотистым желтоватым овалом на другом конце. Под другим дубом они округлые, пузатые, всё с теми же чашечками на конце. И по вкусу они тоже бывают разными: одни горьковато-сладкие, другие горькие и вяжущие во рту. Жёлуди мы старались собирать самые крупные, отделяя от них легко спадающие чашечки. Своим делом мы увлекались на столько, что не замечали вокруг себя лесной красоты. А красота эта была неповторимой и неописуемой! В лесу стояла тихая ясная погода, Кругом росли огромные дубы, как исполины, во всей своей первозданной и никем не тронутой красоте. В заколдованной тишине слышны были шорохи, отрывающихся от деревьев и медленно парящих до самой земли, разноцветных резных листьев, которые ложились ковром на почву. Золотистые жёлуди время от времени дюжинами падали с дубов на лиственный ковёр, прячась в его шелестящей толще. Часто эти жёлуди падали на наши головы и плечи, но мы от этих падений ощущали только радость и удовольствие. Радостный смех и весёлое настроение царили вокруг. Мы устраивали между собой что-то вроде соревнования, разгребали руками душистые свежие листья и выбирали в свои лукошки самые ядрёные и красивые жёлуди. Где-то за полдень наши мешки наполнялись жёлудями. Мы определяли для себя посильную ношу, взваливали мешки с жёлудями на плечи и отправлялись домой. На своём пути до дома мы делали несколько остановок для отдыха: первую остановку у ручья Канавки, вторую у озера Дёмина, и третью у озера Ракова. Домой мы приходили усталые, но довольные выполненной работой. И так повторялось много раз в течение осени, пока запас жёлудей не становился достаточным для долгой зимы и весны.
     Собранные нами жёлуди хорошо сохранялись. При употреблении в пищу их очищали от кожуры, поджаривали на сковородке, толкли в ступах или размалывали на самодельных крупорушках. Сначала зимы, когда ещё у нас с мамой имелись небольшие запасы муки, мы пекли хлеб с добавлением в жёлудёвую массу нескольких горстей муки. Хлеб получался вязким, рыжим, но не крошился. Когда же мука совсем заканчивалась, хлеб мы пекли только из желудёвой массы. Был он тяжёлым, вязким и чёрным, на вкус горьким со специфическим дубильным запахом, сильно крошился. Однако мы вынуждены были, есть такой хлеб до появления всякой лесной зелени весной и урожая овощей на огороде. Иногда в этот хлеб добавляли картошку, но обычно предпочитали картошку использовать для приготовления супа или борща. Большим подспорьем в нашем питании было молоко, и другие молочные продукты, от нашей коровы Мани. Вот так, благодаря жёлудям, и выживали жители нашего села, спасаясь от голода. Наши желудки всё переваривали, пропитываясь дубильными веществами, а зубы от такого хлеба были чёрными и не поддавались никакой чистке. После, когда мы стали кушать настоящий хлеб и другие нормальные продукты, наши желудки и зубы ещё долго очищались и приходили в надлежащее состояние. Не знаю точно, но могу сказать одно: мои зубы в те далёкие голодные годы, настолько укрепились дубильными веществами, что хорошо сохранились до глубокой старости. Нет, как говорится, «худа без добра»!
     Прошли давно те далёкие и тяжёлые времена. Трудно было людям выживать в голодные послевоенные годы. Однако они выжили и остались, не смотря ни на что, настоящими людьми. Вот почему и вспоминаются те суровые годы с особым теплом и благоговением в душе. Не каждому поколению людей это присуще! И сегодня, когда я бываю в лесу, всякий раз останавливаюсь у редко встречающегося там теперь древнего дуба. Долго стою и любуюсь его необыкновенной красотой, и с замиранием в сердце смотрю на стройный ствол и кудрявую крону. А осенью соберу целую пригоршню золотистых крупных жёлудей и несу их в автомобиль, чтобы привезти домой и любоваться ими, вспоминая далёкое прошлое. Тяжёлое и трудное было это голодное прошлое, но оно было наше, и мы его никогда не забудем и никому не позволим над ним издеваться.